посольстве! Ну и ну! А Иван Францевич еще сомневался! Скажи, кто, скажи!
понадобитесь. -- Она подавила зевок.
бросила письма на бюро, а сама подошла к окну. Фандорин отпрянул за выступ,
сердце у него бешено колотилось. Невидяще глядя огромными глазами в
моросящую тьму, Бежецкая (если б не стекло, до нее можно было бы дотронуться
рукой) задумчиво пробормотала по-русски:
в виде Амура и нажала малолетнему богу любви пальцем на бронзовый пупок.
Висевшая рядом гравюра (кажется, что-то охотничье) бесшумно отъехала в
сторону, обнажив медную дверцу с круглой ручкой. Бежецкая выпростала из
воздушного рукава тонкую голую руку, повертела рукоятку туда-сюда, и дверца,
мелодично тренькнув, открылась. Эраст Петрович прижался носом к стеклу,
боясь пропустить самое важное.
потянулась, достала что-то из сейфа и обернулась. В руках у нее был синий
бархатный портфель.
какой-то мелко исписанный лист. Взрезала ножом полученные письма и что-то
переписала из них на листок. Это заняло не более двух минут. Потом, снова
вложив письма и листки в портфель, Бежецкая зажгла пахитоску, и неколько раз
глубоко затянулась, задумчиво глядя куда-то в пространство.
больно впивалась рукоятка "кольта", да еще начали ныть неудобно вывернутые
ступни. Долго в таком положении ему было не простоять.
слабо освещенный угол комнаты, открылась какая-то невысокая дверь, снова
закрылась и донесся звук льющейся воды. Очевидно, там находилась ванная.
вечерним туалетом занимаются подолгу... Фандорин толкнул створку окна,
поставил колено на подоконник и в два счета оказался в комнате. То и дело
поглядывая в сторону ванной, где по-прежнему ровно шумела вода, он принялся
потрошить портфель.
конверте адрес: "Mr. Nickolas M. Croog, Poste restante, l'Hotel des postes,
S.-Petersbourg, Russie"4. Так, уже неплохо. Внутри лежали разграфленные
листки, исписанные по-английски хорошо знакомым Эрасту Петровичу косым
почерком. В первом столбце какой-то номер, во втором название страны, в
третьем чин или должность, в четвертом дата, в пятом тоже дата -- разные
числа июня по возрастающей. Например, самые последние три записи, судя по
чернилам, только что сделанные, выглядели так:
мая, получено 28 июня 1876;
сенатского комитета, отправлено 10 июня, получено 28 июня 1876;
получено 28 июня 1876.
Рио-де-Жанейро, Вашингтона и Штутгарта. Эраст Петрович порылся в стопке
писем, разыскал бразильское. Внутри был листок без обращения и подписи,
всего одна строчка: 30 мая, начальник личной охраны императора, N.1053F.
Итак, Бежецкая зачем-то переписывает содержание получаемых ею писем на
листки, которые затем отправляет в Петербург какому-то мсье Николя Кроогу
или, скорее, мистеру Николасу Кроогу. Зачем? Почему в Петербург? Что это
вообще все значит?
ними было некогда -- в ванной перестала литься вода. Фандорин наскоро
запихнул бумаги и письма обратно в портфель, но ретироваться к окну не
успел. В дверном проеме застыла тонкая белая фигура.
приказал:
Живо!
мерцающими глазами, села возле бюро.
дурачка меня держали?
удивленным, словно она видела Фандорина впервые.
чем здесь Бразилия? Кто скрывается под номерами? Ну же, отвечайте!
голосом. -- И, кажется, возмужал.
Эраст Петрович сглотнул.
посмотрела ему прямо в глаза. -- И очень, очень хорошенький.
краснея пробормотал он. -- Не такой уж я дурачок, как вы воображаете.
Бедный красивый мальчик. И мне вас теперь не спасти...
старался не смотреть на проклятое плечо, которое заголилось еще больше.
Разве бывает такая сияющая, снежно-молочная кожа?
немигающие глаза были так близко, что Фандорин увидел в них два маленьких
розовых отражения лампы.Странная пассивность охватила молодого человека, он
вспомнил, как Ипполит предупреждал про мотылька, но вспомнил как-то
отстраненно, словно и не его касалось.
сторону, правой же схватила Эраста Петровича за воротник и рванула на себя,
одновременно ударив его лбом в нос. От острой боли Фандорин ослеп, а впрочем
он все равно ничего не увидел бы, потому что лампа с грохотом полетела на
пол, и воцарилась кромешная тьма. От следующего удара -- коленом в пах --
молодой человек согнулся пополам, пальцы его судорожно сжались, и комнату
озарило вспышкой, разодрало выстрелом. Амалия судорожно вдохнула воздух,
полувсхлипнула-полувскрикнула, и никто больше не бил Эраста Петровича, никто
не сжимал ему запястье. Раздался звук падающего тела. В ушах звенело, по
подбородку в два ручья стекала кровь, из глаз лились слезы, а в низу живота
было так скверно, что хотелось только одного -- сжаться в комок и переждать,
перетерпеть, перемычать эту невыносимую боль. Но мычать было некогда --
снизу доносились громкие голоса, грохот шагов.
подоконник и чуть не сорвался, потому что рука все еще сжимала пистолет. Он
не помнил, как слез по трубе, очень боялся не найти в темноте портфель,
однако тот был хорошо виден на белом гравии. Эраст Петрович подобрал его и
побежал напролом через кусты, скороговоркой бормоча под нос: "Хорош
дипломатический курьер... Женщину убил... Господи, что делать-то, что
делать...Сама виновата... Я и не хотел вовсе... Куда теперь... Полиция будет
искать... Или эти... Убийца... В посольство нельзя... Бежать из страны,
скорей... Тоже нельзя... На вокзалах, в портах будут искать... За свой
портфель они землю перевернут... Затаиться... Господи, Иван Францевич, что
же делать, что делать?..." Фандорин на бегу оглянулся и увидел такое, что
споткнулся и чуть не упал. В кустах неподвижно стояла черная фигура в
длинном плаще. В лунном свете белело застывшее, странно знакомое лицо. Граф
Зуров!
метнулся вправо, влево (откуда кэб-то приехал?), и решив, что все равно,
побежал направо.
Глава одиннадцатая, в которой описана очень длинная ночь
наступает быстро. Не успеешь оглянуться, а сумерки из серых уже стали
коричневыми, и редкие фонари горят через один. Грязно, уныло, от Темзы
потягивает сыростью, от помоек гнилью. И пусто на улицах, только у
подозрительных пабов и дешевых меблирашек копошится какая-то нехорошая,
опасная жизнь.
аферисты и стареющие портовые шлюхи. Плати шесть пенсов в день и живи себе в
отдельной комнате с кроватью -- никто не сунет нос в твои дела. Но уговор:
за порчу мебели, драку и крики по ночам хозяин, Жирный Хью, оштрафует на
шиллинг, а кто откажется платить -- выгонит взашей. Жирный Хью с утра до
вечера за конторкой, у входа. Стратегическое место -- видно, кто пришел, кто
ушел, кто что принес или, наоборот, хочет вынести. Публика пестрая, от такой
жди всякого.
Сертаков Виталий
Орловский Гай Юлий
Володихин Дмитрий
Ильин Андрей
Белов Вольф
Грабб Джеф