позвонить помощнику напрямую из уличного автомата, когда это необходимо, но
агенты телефона шефа не знают, поэтому и не могут предупредить о неявке:
надо - ползи! Если агент ведет себя странно (например, после встречи с шефом
какое-то время вдруг идет за ним), его немедленно начинают перепроверять, и
пока Центр занят этим, деятельность резидентуры замирает. Одним из способов
перепроверки (далеко не единственным) может быть такой: агента срочно просят
достать секретный документ, заполучить который он наверняка может, но
который уже есть в Центре, о чем агент, естественно, не знает, и сверка двух
документов "откроет глаза" на агента - чист он или уже перевербован?
Впрочем, контрразведка тоже не лыком шита и кое в чем разбирается и, чтобы
не провалить своего (бывшего "моего") агента, может дать ему для передачи
шефу не "липу", а истинный документ в надежде продлить игру в кошки-мышки.
Стало быть, одним каким-нибудь способом перепроверка не делается; для того,
чтобы исключить сомнения, которые в нашем деле - яд, Центр идет на
"перекрестный вариант", о технологии которого говорить нет смысла, скажем
потому, что вам может быть скучно, начнете зевать.
ним или нет, не мелькнет ли где-нибудь короткая вспышка блица (нынче,
правда, уже без вспышек прекрасно фотографируют даже в темноте); опытный
разведчик затылком чувствует слежку, у него чутье, как у собаки, но не
идущей по следу, а, наоборот, за которой гонятся. "Ликвидация" агента -
пошлый стереотип, навеянный обывателю детективами. Лишать человека жизни,
даже если есть уверенность, что его перевербовали, не только нельзя,
особенно в мирное время, да и не нужно. Какой смысл? Месть? Всего-то? Уверяю
вас, низкое это дело и к реальности отношения не имеющее. "Своего" агента (я
имею в виду перевербованного) наказывать, конечно, можно, но и без
ликвидации вариантов достаточно, но иностранца, который работал, а потом,
предположим, "одумался", - зачем? Лучше уйти, тихо свернув деятельность
резидентуры, или сделать вид, что перевербовка не распознана, и работать
дальше, ведя на этом новую "игру". Правда, если контрразведка тоже начнет
"игру" на нашей "игре", разобраться, кто в такой ситуации волки, а кто
зайцы, не так легко, как кому-нибудь может сгоряча показаться!
теряют килограммы. И хоккеисты теряют, и бегуны на длинные дистанции, и
актеры за спектакль... У нас тоже потери, но не в килограммах, а чаще
душевные, психологические. Делаешь дело и внутренним взором видишь тонко
очерченный меловой круг, переступать который по чисто нравственным причинам
нельзя и не переступать - тоже нельзя! А вот как показать в кинофильме эту
меловую черточку? Куда проще: бам-трах, та-та-та-та! После войны я больше ни
разу не стрелял, не бил ножом, не бегал ни от кого и ни за кем, не
скрежетали тормоза моей машины на крутых виражах, не приходилось мне ходить
по карнизу на высоте тринадцатого этажа или прыгать на полном ходу с поезда,
а неисправимые кинодеятели упорно "жалают" романтики и погонь! У нас же,
пока не арестуют, пока не наденут наручники - какая "романтика"? Весь период
моего пребывания за границей, кроме бритвы (безопасной!), другого оружия у
меня не было. Ни пистолетов, ни ядов, ни каких-то невероятных приемов дзюдо
или каратэ, а самое главное - никакой во всем этом надобности!
банками. Чековая система для контроля, поскольку банк, открывая бизнесмену
счет, как бы контролирует (то есть дает возможность налоговым организациям
проверять) все финансовые операции вкладчиков. Но иногда клиенты по каким-то
"своим" причинам платят за покупку наличными, и вот тут-то и появляется
возможность для разного рода комбинаций. Например, я, будучи полновластным
хозяином фирмы, могу взять сам у себя через подставное лицо партию автоматов
(положим, полсотни штук), а затем через то же лицо продать их за наличные
деньги, которые банком не учитываются и не подлежат налогообложению.
Покупателю я, разумеется, дам скидку, но это все же выгодней, чем платить с
прибыли налог. Я внятно объяснил? В данной операции я действую, как "чистый"
бизнесмен, естественно стремящийся любыми способами обойти банк и на этом
заработать. Но ведь лично я не просто бизнесмен, а еще разведчик. Мое
положение много сложней, поскольку я нахожусь как бы под двойным "гнетом":
со стороны банка и финансовых ведомств Англии и, кроме того, со стороны
бухгалтерии собственного родного Центра. Всю документацию мои клерки вели в
двух экземплярах: один за моей подписью получали правительственные
учреждения, а второй я, тоже за своей подписью, но с переводом на
микропленку, направлял в Центр. В одном месте по этой документации
определялась сумма налога, и я был заинтересован в "плохом" отчете, чтобы
уменьшить налог, а в другом месте судили о качестве моей работы, и тут я
хотел отчитаться как можно лучше, чтобы не сказали: какой же ты бизнесмен,
если даешь мало прибыли, улицы тебе подметать, а не владеть фирмами! Так
вот, заверяю вас: если налоговое управление Англии я еще мог с большим
трудом, но все же обдурить, то своего "министра финансов" - фигушки,
извините, с маслом!
утонули мои бедные пап? и мам?, я совершенно искренне думал: на кого вы
меня, несчастного, бросили! И "непрошеная" слеза выкатывалась из моего
глаза.
языке, как бы совершенно им ни владел, а на родном, и тут же сам себе
переводит. Больше того, мне кажется, что люди вообще мыслят не словами, а
образами: видят внутренним взором какой-нибудь стол и лишь тогда называют
его "столом" или вообще не формулируют, а просто знают, что это стол.
Ошибочное мнение? Возможно. Другой бы спорил... Приехав домой после обмена,
я первое время говорил по-английски: не мог привыкнуть к безопасности. А
потом, когда перешел на родной язык, в моей речи невольно проскакивали
английские слова и обороты, и я очень пугался: получалась какая-то
невероятно сложная в психологическом отношении "конспирация наоборот"!
Великая Отечественная длилась долгих четыре года, столько же я просидел в
тюрьме в ожидании обмена, не очень-то на него надеясь. Четыре года, и ни
слова по-русски, потому что официально меня принимали за поляка, хотя
прекрасно знали, кто я на самом деле, но формальных доказательств у них не
было. Поэтому я, "проходя" как польский разведчик, и обменивался через
социалистическую Польшу: английского бизнесмена-шпиона Гревилла Винна наши
отдали полякам, а уже те меняли его на "своего" разведчика, то есть на меня.
Между прочим, полковника А. тоже меняли через ГДР.
билетом на самолет, чтобы лететь из Англии в другую страну под другой
фамилией; так было нужно. Иду совершенно спокойно, так как документ воистину
безупречный. Но кто может заранее сказать, где и какая опасность
подстерегает разведчика? Скажу несколько слов, чтобы дальнейшее было
понятно: авиакассы во всех странах мира - единственное место, где спрашивают
фамилию будущего пассажира и сверяют его физиономию с фотографией на
документе. Итак, я подхожу к кассиру-таможеннику, протягиваю ему паспорт и
деньги за билет и - молчу! Представьте себе, забыл фамилию, которая значится
на сделанном документе! А паспорт-то не у меня, подсмотреть невозможно.
Ситуация... Что делать? Он ждет. Я молчу. У меня уже начинает болеть копчик.
Наконец, помолчав еще немного... - а что бы вы предприняли? Ну, подумайте!..
- спокойно ему говорю: фамилию поставьте ту, которая в паспорте. Он ошалело
посмотрел на меня, а потом так смеялся, будто его щекотали.
фактически ее получала жена, причем во Внешторге, за которым я для нее
значился. Мне же давали так называемое "валютное обеспечение", присылая его
с курьером. Как вы понимаете, это "обеспечение" с лихвой покрывалось
доходами фирм, и я, таким образом, не был Центру в убыток. Что же касается
моих "фирменных" заработков, то они были, по сути дела, не мои. А к прибыли
я и вовсе не имел никакого отношения. Личные траты позволялись мне только
для прикрытия и никогда для удовольствия. Все, что я тратил "на себя", затем
шло в финансовый отчет Центру, и если там полагали траты лишними, их
элементарно вычитали из моего заработка.
собственный с государственным. Напомню: весь оборотный капитал и прибыль
моих четырех фирм (миллионы фунтов стерлингов!), умножаемые каждый год не
без моей помощи, были "социалистическим имуществом". Парадоксально, но факт.
Центром. Агенту-министру я платил иначе, чем агенту-клерку - это понятно.
Впрочем, не только от должности помощников зависели мои траты, а в первую
очередь от ценности поставляемой ими информации. Кроме того, я всегда
боялся, как бы "озолоченный" мною агент не спился, да и денег, откровенно
говоря, было жалко. Поэтому, передавая помощнику сумму, предположим, на
покупку автомашины, я часть ее временно удерживал, говоря: вот вам
столько-то от договоренного, остальное потом, а машину покупайте в
рассрочку! - ни физически, ни морально не мог доставить агенту, мною
завербованному, такого удовольствия, чтобы он сел за руль собственной
машины, полностью выкупленной! Тут во мне, вероятно, поднималось и клокотало
классовое сознание.
избежание его перекупки немедленно начинал процесс "принижения", а лучше
сказать, перевоспитания. Если не получалось, дело заканчивалось "золотым
рукопожатием": с глаз долой, из сердца вон - снимал с довольствия.
Лонгсдейле, я узнал такую прелюбопытную историю. В начале войны
семнадцатилетний Конон Молодый был определен в диверсионную группу. Немецкий
он знал, а парашютному и взрывному делу его научили за полторы недели.
Роллинс Джеймс
Громыко Ольга
Каменистый Артем
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Майер Стефани