за ствол липы; пули снова резанули над головой с коротким взвизгом. Ездовых
смахнуло из седел, они разом присели подле ног коренников.
покраснев всем лицом. - Ездовые, по местам!
с-под Гомеля! Толстые зады! Убило лошадь, так выпрягай! Стреляют, так что
же!..
ездовые неотрывно глядели в пространство, откуда могла прилететь пулеметная
очередь, грузно, по-бабьи, приседали возле передка.
тянул постромки из-под хрипевшей выносной. - Чего стоите, дураки, ослы?
Ехать надо! Ехать!..
ездовой, боком придвигаясь к лошади. - Куда поедешь? Коня ухлопало... -
Подошел и, нагнувшись так, что красные уши уперлись в воротник шинели,
резанул перочинным ножиком постромки.
лошадь.
землей, и, когда Скляр, ездовые, лейтенант Прошин, весь расчет, со всей
силой выталкивающий орудие меж деревьев, взглянули вверх, сомнений не было:
слева, из-за лесов, заслоняя низкое солнце, шли, сверкая плоскостями,
выравнивались над деревней "юнкерсы". Гул моторов нарастал с неба и,
казалось, туго заполнил канавы, окопы, рытвины на дороге, где застряла
упряжка.
команду: "Рысью марш!", и Скляр, готовый кинуться на ездовых с кулаками,
увидел, как вползли ездовые на лошадей, как расчет плотно облепил станины, и
он еле сумел зацепиться ногой за подножку передка ринувшегося вперед орудия.
передок привязанное ведро, и в бешеной этой скачке на трех лошадях в
упряжке, в понукающих криках ездовых, в их подпрыгивающих, словно бы
ощущающих небо придавленных спинах было нечто постыдное и унизительное для
лейтенанта Прошина. А этот смешной, этот круглый связной кричал,
захлебываясь ветром: "Быстрей вы... к околице, а потом направо... в
переулок, где хаты горят!.." Прошин слышал и не слышал его, отчетливо
вспоминая ту первую пулеметную очередь, которая убила выносную лошадь. Она
могла убить и его - и эта мысль тоже была унизительной.
растянутые в линию, засверкав, появились они впереди, над дорогой, и первый
"юнкере", подставляя плоскости солнцу, споткнулся в воздухе и начал падать
на деревню, все увеличиваясь, все вырастая в своих размерах. И с тем же
унизительным чувством (оно билось в сознании) сердце Прошина, тоскливо
замерев, стало падать, и вместе с сердцем падал он сам куда-то...
другой.
лейтенант Прошин помнил, что он отдавал команды, но сам уже не слышал их.
Его оглушило покрывающим все грохотом, его несколько раз подкинуло на земле,
и горло, грудь удушающе забило гарью, толом, и тут же вытошнило скользкой
горькой желчью. Сплевывая, кашляя, испытывая прежнее отвратительное чувство
своего бессилия, со слезами, застилающими глаза, Прошин едва поднял налитую
звоном голову, и как будто в лицо ему ударило низким, давящим ревом,
захлебывающимся клекотом пулеметных очередей. Увидел, как стремительно и
наклонно несся прямо на двор серебряный паук, шевеля огненными пульсирующими
лапами, вытянутыми к нему справа и слева от стеклянной головы. Горячим
ветром дохнуло по волосам, и, ожидая, что черное яйцо оторвется сейчас
из-под белого брюха падающего паука, он успел заметить, как кто-то вскочил с
земли и бросился за хату.
Нельзя показывать, что я боюсь. Я ничего не боюсь. Надо встать, посмотреть,
где люди... орудие... Они заметили нас с воздуха...".
Он теперь лежал лицом вниз. И снова возникший над головой, приближающийся
рев заполнил поры его тела, уши, глаза. Ему тяжко было дышать. Он кашлял.
Его позывало на тошноту и не выташнивало. Он пополз, не зная, зачем и куда.
Было такое ощущение: ничего уже нет - ни тела, ни дыхания, вместо всего
этого звук, падающий тьмой сверху. "Боже мой, орудие не замаскировано...". И
сейчас все прекратится, рев, достигнув своей предельной точки, оборвется,
пропеллер врежется ему в голову и вопьется в землю вместе с ним.,
Нет, нет! Неужели я убит? Да, я убит... Нет, нет!.. Это стучат пули вокруг
меня?.. Я еще думаю, - значит, не убит... Ох, как я не хочу умирать...
Должна быть какая-то справедливость в мире... Я так не хочу..".
просто показалось. Нет, опять команда:
близко увидел над собой выходящий из пике ослепительно-серебряный хвост
самолета. Его ноги не слушались - он упал и, падая, почувствовал, как
странно легко и свободно стало ему.
стрельба по бронетранспортерам, убитая выносная лошадь, потом самолеты, - не
кажется ли это ему? Может быть, он вовсе и не на фронте, а спит на своей
койке в училище? И через минуту горнист заиграет подъем? А утром так не
хочется вставать...
дневальных, быстрые, в полный голос приказания дежурного по батарее, и,
наконец, вот она - знакомая, подымающая на ноги команда: "Подъ-е-ом!"
двери казармы, и фигурки дневальных видны на пороге, как в дыму Вчера он
смертельно устал. Он вчера целый день откидывал снег от орудий после
январской метели. А снег был крупчатый, пронзительно-солнечный, вонзался в
глаза синими режущими иглами.
учти, будь добр. Я вчера работал, я на зарядку не пойду по приказанию
командира батареи".
Будь добр!"
маскировать! Быстро! Струсил?"
Зачем ему знать? Он знает, что говорил дежурный... И хотелось ему тогда
плакать от обиды, от стыда, от бессилия.
убит. Только бы вдохнуть воздух, глаза открыть...".
и он не смог понять, что случилось с ним.
сержантом Березкиным вбежал во двор, развороченный бомбами, усыпанный
самолетными гильзами, на том месте, где лежал лейтенант Прошин, ничего не
было.
первозданной чистоте новенький лейтенантский погон и найденная на огороде
полевая сумка, которую принес и опознал сержант Березкин.
деревне двенадцать человек. Многие из них двигались в плотной немоте, не
слыша ничего, кроме стрекочущего звона в ушах. Их осталось двенадцать
артиллеристов, без орудий, без лошадей, лишь две панорамы - одну разбитую,
другую целую - нес в вещмешке совершенно оглохший наводчик Вороной.
сыпались на шинели, жгуче-острым огнем пылающей печи дышало в лицо. Но никто
из них особенно не чувствовал этого, не защищал волос, не прикрывал глаза от
жара, - после неестественного напряжения боя какой-то темный козырек висел
над бровями, мешал видеть и небо и землю. И хотя пылали вокруг окраины и
оранжевые метели огня, дыма и искр бушевали за плетнями, никто не глядел по
сторонам. Смешанный треск очередей, визг пуль в переулках, звенящая россыпь
мин впереди - все это после получасовой бомбежки представлялось игрушечным,
неопасным.
отстающих людей, - команды им были не нужны. Свой голос и голоса людей
раздражали его. Было ясно: батальон сжат, как в игольном ушке, и главное,
что могло произойти два часа назад, ночью, на рассвете, не произошло, хотя в
сознании еще билась загнанная надежда:
Никитин Юрий
Роллинс Джеймс
Круз Андрей
Березин Федор
Прозоров Александр
Майер Стефани