согласен с вами, - я двинулся вверх с предписанной скоростью прямо к
фаллопиевой трубе. А ведь многие из вас толкали меня, норовя отпихнуть в
сторону и обогнать, - чтобы окончить дни свои в этой канаве! Я же без помех
вошел в шейку матки и спокойно поплыл, ибо был уверен, что достигну цели.
Изнуренный длительным путешествием без пищи, я наконец встретился с
яйцеклеткой, и она приняла меня, тут же сомкнувшись за мной. Короче, из
трехсот миллионов, выступивших в поход, только один прибыл к месту
назначения - и это был я.
не обмолвившийся о Селине, ждал их реакции.
то, что я избавил вас от мук.
земной жизни. В ответ послышались какие-то глухие возгласы, пока наконец не
прорвался негромкий голос с жалобной мольбой:
и мрак. Вы сами не понимаете своего счастья. Оставайтесь здесь, жизнь
никому не дает возможности наверстать упущенное.
смирением, Луи испугался. Если сперматозоиды каким-то чудом уцелели через
несколько месяцев после семяизвержения, то могло свершиться и другое чудо -
вдруг они доберутся (забираясь друг на друга) до яйцеклетки Мадлен и мама
принесет ему в подоле еще одного ребенка? От них следовало как можно скорее
избавиться.
свое яичко, но для этого нужно устранить остальных... уничтожить их. Вас
почти двести миллионов - лишними являются 199 999 997. Займитесь этим сами,
а когда я буду иметь дело с лучшими, мы что-нибудь придумаем.
банде личинок началась война не на жизнь, а на смерть - сперматозоиды со
свирепой радостью душили друг друга собственными хвостами. О, какой
поднялся визг, какой отвратительной оказалась эта липкая гекатомба! Луи
долго не мог прийти в себя и вспоминал об этом еще много дней спустя.
Подумать только, в его матери скрывалась вся эта мерзость! Одна мысль об
этом приводила младенца в содрогание. Продолжая свои исследования, он стал
изучать мозг и погрузился в бездонные глубины этого небесного свода, столь
же темные и контрастные, как все прочее. Он обнаружил сферы удовольствия,
симпатии, вкуса, а когда более пристально вгляделся в оба полушария и их
кору, то наткнулся на расположенный в психомоторном гнезде желудочек
непонятного назначения, откуда сочился, словно гной из раны, какой-то
ручеек. Он рассматривал его целыми днями, сам не веря своей догадке, но
наконец вынужден был признать - в этом роднике заключался источник слов и
мыслей его матери! Да, именно из этой канавки, угнездившейся среди извилин,
брал начало родник разума. Луи удалось открыть то, что на протяжении многих
веков тщетно искали алхимики и философы. Подобно всем великим
естествоиспытателям, он совершил свое открытие случайно. Впрочем, никаких
тщеславных помыслов у него не было. Он будет снисходителен: не станет
трубить о своей находке на всех перекрестках, нанося удар по самолюбию
ученых мужей, и подтвердит правоту нейропсихологов, утверждающих, что у
мысли нет определенного места в мозгу. К чему бороться с общим
заблуждением? Ведь своей прозорливостью он был обязан тому, что жил в
мамуле, - именно эта уникальная позиция позволяла ему видеть самое
сокровенное.
фонемы и слоги, которые затем растекались по голове. Луи ясно сознавал, что
мысль напоминает кровоточащую рану, - это была постоянная геморрагия,
слабая или обильная в зависимости от мощи мышления. Нескончаемым потоком,
брызгая и журча, лились слова, и охваченный восторгом Луи понимал, что
может осуществить заветную мечту всех людей - прямо в мозгу читать мысли
ближнего своего. Понятия, суждения, умозаключения матери лежали перед ним
как на ладони - он был в состоянии взвесить их и оценить. Этот интеллект в
сыром виде обладал редкостной красотой: когда Мадлен сосредоточивалась или
много говорила, происходил выброс электрической энергии - и тогда
вспыхивали звезды, загорались искры, освещавшие все вокруг, вплоть до
теменных долей и надбровных дуг.
изливались незавершенные, сомнительные или пробные умозаключения - шлаки и
отходы обычной деятельности рассудка. Порой эта магма, пройдя через процесс
перегонки, являлась вновь в виде законченных рассуждений. Какая жизненная
сила! Если подобный динамизм демонстрировала особа средних способностей,
что же говорить о людях уровня Леонардо, Моцарта, Пикассо? Даже бракованные
понятия таких личностей должны были представлять собой самородки в
сравнении с мыслями заурядного человека. Луи не смел обратиться к
собственному разуму - самому сложному и чудодейственному механизму из всех
прочих. Часами напролет он с замиранием сердца вслушивался в концептуальный
рокот, царивший в голове матери, различая порой мимолетное угрызение или
досаду, порой прекрасное намерение, так и не воплотившееся в жизнь, ибо ему
предстояло раствориться в массе нейронов, угаснув, словно упавшая звезда.
Некоторые мысли были радиоактивными - излучали радость или горе; были
суждения хрупкие, как девушки, и суровые, будто кардиналы; надежды сияли
живительной зеленью, тревоги отливали тусклым блеском антрацита, страхи
зловеще мерцали, будто окутанные саваном. Луи заглянул даже за затылочную
часть и обнаружил там на студенистом поддоне небольшую лохань, где
многочисленные ответы ожидали своих вопросов. Это были самые простые
реплики в элементарных жизненных ситуациях: они подпрыгивали от нетерпения
в своем чистилище, подстерегая ту фразу, которая позволила бы им оправдать
свое существование. Луи чуть было не задал им вопрос, но прикусил язык,
опасаясь услышать какую-нибудь банальность.
Однажды Луи сильно встревожили аномальные сигналы, исходившие из мозжечка -
подобия вулкана, окруженного черными и зловонными рвами. В дымном кратере
потрескивали, словно речевые угли, все бранные слова, которых Мадлен
никогда в жизни не решилась бы произнести, все ужасы, в которых она не
смела признаться самой себе. Сточная яма для ругательств, для мерзких
мыслей! Луи с изумлением спрашивал себя, где могла мама нахвататься бранных
слов, противных правилам приличия и строго-настрого запрещенных цензурой, -
подобные выражения были немыслимы в устах женщины и тем более матери! Но и
это было еще не все: под грязными непристойностями таился невидимый для
глаза опаляющий огонь. Луи почудились в нем зубовный скрежет вперемежку с
рыданиями, похотливые стоны, вопли ужаса, отвратительные проклятия. За
стеной пламени, казалось, творился шабаш ведьм, кружился хоровод чудовищ и
химер. В этой сумятице чьи-то хриплые, страшные голоса взывали к смерти и
обрекали на казнь, повторяя одно и то же имя, которое Луи вроде бы знал, но
понять не мог. Он поразился тому, что эта помойная яма остается совершенно
открытой, и побоялся представить себе, что произойдет с Мадлен, если
накопившаяся грязь вдруг изольется наружу, загадив весь психический
аппарат. Внезапно его зазнобило. Несмотря на все усилия, ему не удавалось
пробиться сквозь клубы пара, вырывавшегося из колодца, не удавалось и
расшифровать странные звуки. Какое счастье, что он отгорожен от этого
злокозненного места горами плоти, мускулов и тканей! В конечном счете он
отступился - мамуля имела право на свои тайники, даже если в них не было
ничего, кроме нечистот. Опасаясь открыть и другие сумеречные области, Луи
отложил в сторону свой бинокль, как надоевшую игрушку.
волне всеобщей эйфории группа японских ученых, друзей и поклонников
младенца, преподнесла ему в подарок голографический аппарат, с помощью
которого можно было проецировать движущиеся картинки на стенки матки.
Отныне Восхитительный Цыпленок принимал на дому весь мир, опровергнув тем
самым предсказание Бога, будто бы никогда ему не увидеть закат солнца или
цветок! Он вызывал в свое жилище Альпы, океан, растения, тропические леса,
разнообразных насекомых - бродил среди муравейников, а вокруг него порхали
бабочки, и пчела садилась ему на нос. В доме его щебетали птицы - картинка
была озвученной, - которые что-то склевывали у него на макушке или чистили
перышки, устроившись на плече. К нему томно ластилась кошка, у ног лежал
спаниель, на него и сквозь него прыгала пантера, скорпион кусал его за
пятку. Это было неслыханное чудо: он наслаждался всем, ни к чему не
притрагиваясь, ибо был надежно укрыт от любого прикосновения, нечистого по
сути своей. Каждый день на стенах его пещеры возникал богатейший зверинец,
словно бы сам Ной пожелал представить ему всех обитателей своего ковчега.
руку, а вечером заходит по правую. Он толкал плечом планеты, спал с Луной
под подушкой, горстями вычерпывал из Млечного Пути звезды, яркой пылью
осыпавшиеся ему на кожу. Разместив на ладони целую деревню со всеми
жителями, он другой рукой низвергал грозу с ливнем - и хоть солнце его не
грело, а дождь не мочил, прохожие и зверье дружно бросались под укрытие,
спасаясь от воды и ветра.
содержимое двухсот пятидесяти тысяч томов!) - это было первое издание
"Проповедей" Боссюэ17 в роскошном переплете из кордовской кожи, с
толстой пожелтевшей бумагой, с прекрасным шрифтом, с широкими полями и
выписанными золотом заглавными буквами, открывавшими главы наподобие
ключей. Целыми днями Луи изучал это творение рук человеческих: он любовался
виньетками, и ему даже казалось, будто он чувствует легкий запах плесени,
присущий благородному букету старого вина, будто слышит изысканный шелест
Буджолд Лоис
Маккарти Кормак
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Глуховский Дмитрий
Рыбаков Вячеслав