Орлеан. Жозеф ушел едва живой после допроса у тонтон-макутов, и я
перепугался. Я был уверен, что они добираются до меня. Наверно, толстяк
Грасиа - глава тонтон-макутов - хочет заграбастать мой отель. Даже Пьер
Малыш больше не заглядывал ко мне угоститься ромовым пуншем. Целые недели
я проводил в обществе изувеченного Жозефа, повара, горничной и садовника.
Гостиница нуждалась в ремонте и покраске, но какой толк было тратиться без
всякой надежды на постояльцев. Только в номере-люкс "Джон Барримор"
поддерживался порядок, словно в семейном склепе.
Телефон перестал работать, он стоял у меня на столе как памятник лучших
времен. С установлением комендантского часа мы не могли больше видеться
ночью, а днем постоянно мешал Анхел. Мне казалось, что я спасаюсь не
только от политики, но и от любви, когда, прождав десять часов в
полицейском участке, где пронзительно воняло мочой, а полицейские с
довольной ухмылкой возвращались из камер, я наконец получил выездную визу.
Я помню там священника в белой сутане, он просидел весь день, читая свой
требник, с железным, невозмутимым терпением. Его так и не вызвали. Над его
головой на бурой стене были приколоты снимки мертвого мятежника Барбо и
его товарищей, которых месяц назад расстреляли из пулемета в хижине на
краю города. Когда полицейский сержант выдал в конце концов мне визу,
сунув ее через стойку, как корку хлеба нищему, священнику сказали, что
участок закрывается до утра. Он, конечно, назавтра пришел снова. В участке
можно было читать требник не хуже, чем в другом месте, - все равно никто
не осмеливался к нему подойти после того, как архиепископа выслали, а
президента отлучили от церкви.
вольную прозрачную голубизну с самолета, нырявшего в грозовые тучи,
которые, как всегда, покрывали вершину Кенскоффа. Порт казался крошечным
по сравнению со складчатой пустыней, расстилавшейся за ним, и высохшими,
необжитыми горами, которые в мареве тянулись к Кап-Аитьену и доминиканской
границе и напоминали сломанный хребет какого-то ископаемого зверя.
он купит мой отель, и я снова буду свободен и независим, как в тот день,
когда приехал в Петионвиль и увидел мать в ее огромной бордельной кровати.
"Как я счастлив, что уезжаю", - шептал я черным горам, крутившимся где-то
внизу, и весело улыбался изящной американочке-стюардессе, которая подала
мне виски, и пилоту, доложившему пассажирам о ходе самолета. Только через
месяц я вдруг проснулся в своей нью-йоркской комнате с кондиционированным
воздухом на Западной 44-й улице и почувствовал себя несчастным; мне
приснилось сплетение рук и ног в машине "пежо" и статуя со взглядом,
устремленным за море. Тогда я понял, что рано иди поздно, но я туда
вернусь, пусть только кончится мое упрямство и не выгорит затея с продажей
гостиницы, - потому что корка хлеба, съеденная в страхе, все же лучше, чем
ничего.
4
тени, отбрасываемой моим фонарем, он был похож на колдуна, заклинающего
смерть. Я не решался прервать колдовство, но, боясь, что в башне проснутся
Смиты, все же нарушил молчание:
обманывать. - Доктор стал освобождать левый карман министра, тот лежал на
правом боку. - А ведь он был лучше других, - сказал доктор, тщательно
просматривая каждый клочок бумаги, близко поднося их к глазам в больших
выпуклых очках, которые надевал только для чтения, словно кассир,
проверяющий, не всучили ли ему фальшивую купюру. - Мы вместе проходили в
Париже курс анатомии. Но в те дни даже Папа-Док был приличным человеком. Я
помню Дювалье в двадцатые годы во время тифозной эпидемии...
сказано в католической молитве: "Дьявол - как лев рыкающий, ищет, кого бы
ему пожрать".
времени в этом разбираться. - Он перевернул тело на другой бок. Его трудно
было ворочать даже доктору Мажио. - Я рад, что ваша мать умерла вовремя.
Ей и так досталось в жизни. Человеку на его век хватит одного Гитлера. -
Мы разговаривали шепотом, чтобы не разбудить Смитов. - Заячья лапка, -
сказал он. - На счастье. - И сунул ее обратно в карман. - А вот что-то
тяжелое. - Он вынул мое медное пресс-папье в виде гроба с надписью:
"R.I.P." - Не подозревал, что у него было чувство юмора.
приеме, только и всего.
пословицу: "Дом англичанина - его крепость". Надеяться ему было не на что,
и он искал спасения в пословице.
явление.
умение вести себя как подобает в данных обстоятельствах; даже западное
воспитание не сумело в них это вытравить - оно только видоизменило формы.
И если прадед доктора Мажио громко причитал посреди дворика, где жили
рабы, обратив лицо к бессловесным звездам, доктор Мажио произнес короткую,
выразительную речь над покойником.
мужественный поступок, продуманное действие математически мыслящего
человека. Самоубийца все рассчитал по законам теории вероятности; он
знает, сколько шансов за то, что жить будет мучительнее, чем умереть.
Математический расчет у него сильнее чувства самосохранения. Но
представьте себе, как взывает к нему это чувство самосохранения в
последнюю минуту, какие отнюдь не научные доводы оно ему подсказывает!
Религия тут ни при чем. Бедняга нарушал все божеские законы. Ел в пятницу
скоромное. Его чувство самосохранения не выдвинуло в качестве довода
против самоубийства божественную заповедь. - Он помолчал. - Вам придется
спуститься и взять его за ноги. Надо его отсюда убрать.
сильных руках доктора Мажио. Я, словно больной, который хочет выздороветь,
безропотно подчинялся строгому режиму, предписанному врачом. Мы вытащили
министра социального благоденствия из бассейна и вынесли его на дорогу,
где стояла машина доктора Мажио с выключенными фарами.
легко выдают за пьяного, но этот мертвец был явно мертв; кровь, правда,
уже перестала течь, но стоило заглянуть в машину, и сразу бросалась в
глаза ужасная рана. К счастью, никто не отважился выйти ночью на дорогу; в
этот час орудовали одни упыри или тонтон-макуты. Те-то уж наверняка не
сидели дома: мы услышали шум их машины - никто другой не решился бы так
поздно ездить - прежде, чем успели свернуть на шоссе. Мы погасили фары и
стали ждать. Их машина медленно шла из столицы в гору; нам была слышна
громкая перебранка, заглушавшая скрежет коробки скоростей. На слух машина
была старая и вряд ли могла взять крутой подъем к Петионвилю. Что мы будем
делать, если она выдохнется как раз у поворота к гостинице? Их люди,
несмотря на поздний час, несомненно, заявятся к нам за помощью и
бесплатной выпивкой. Нам показалось, что мы ждали очень долго, пока машина
наконец не проехала мимо и шум не затих. Я спросил доктора:
а то напоремся на заставу. Это дорога на север, и милиция тут не смеет
спать, боится проверки. Тонтон-макуты скорее всего и поехали проверять
посты. Если машина не сломается, они доберутся до заставы у Кенскоффа.
объяснили?..
повезет, о нем вряд ли донесут начальству.
тонтон-макутов.
перегораживали заставы. Мы проехали метров двести в гору.
собирался... - сказал доктор Мажио, свернув во второй переулок слева.
тут селились люди честолюбивые, но не особенно зажиточные: они жили на