Чтение 21–й страницы книги ~Смерть Ланде~

к попику, - ужасное письмо!.. Видно, что он впал в последнее отчаяние, когда
в душе только ненависть и злоба... Я вам покажу это письмо!..

Ланде торопливо вытащил из кармана тужурки письмо.

Старый попик посмотрел на письмо и ничего не сказал.

- Сколько в нем страдания, одиночества, горя!.. - со скорбным
напряжением говорил Ланде. - Сколько отчаяния и неверия!.. Страшно
становится, когда читаешь это письмо... Страшно и жалко до слез! Вы
понимаете, сколько страдания должен испытать человек, умирая в полном
неверии! Нет названия этой муке!.. Вот, вы прочтите письмо!

Попик опять посмотрел на письмо, но руки не протянул.

- Я чувствую, верю, - продолжал Ланде, держа письмо в протянутой руке и
не замечая этого, - что если бы я мог поехать к нему, я много облегчил бы
ему. Я чувствую, что смогу, потому что верю в это. Он почувствует, что не
один, и этого уже достаточно... Только у меня денег нет на дорогу, -
по-детски улыбаясь, вдруг прибавил Ланде.

Он взглянул в лицо попику, и вдруг ему показалось, что добродушные
глазки его - не глазки, а только глубокие дырочки, добродушные только от
морщинок розовых и лучистых, а в глубине этих дырочек сидит кто-то
маленький, злой и острый. Он с инстинктивным испугом замолчал и растерянно
смотрел на попика.

Попик тоже молчал и смотрел на него. Было тихо, и за спиной попика
беззвучно кружился золотой лист, опускаясь на землю.

- Да вот, вы прочтите письмо! - торопливо пробормотал Ланде и протянул
к самым коленям попика сложенную бумагу.

Старый попик вздохнул, погладил волосы и бородку и взял письмо.

Читал он его долго, спокойно, как будто читал мирное и сладкое житие
преподобного. Потом опять вздохнул, сложил письмо и отдал Ланде.

- Вот видите! - оживленно показывая рукой, сказал Ланде, взял письмо и
положил на крыльцо.

- Вы письмецо уберите, - тут у меня этой погани не годится! - тихо, но
властно сказал попик.

Ланде не понял его слов, но письмо взял и положил в карман.

- Вот я и хотел денег попросить у вас... Вы видите, необходимо ехать
кому-нибудь, - серьезно и просто сказал он.

Старый попик вздохнул.

- Да-с, очень может быть. Только денег я не дам, - уж вы простите... И
есть, послушайте серьезно, да не дам.

Точно холодная тяжесть ударила Ланде по голове. Он вскочил в отчаянии.

- Почему? Вы же читали сами!

Старый попик тоже встал.

- А потому, послушайте серьезно, - ответил он, - что Семенова этого я
давно и хорошо знаю. Безбожный и зловредный человек, послушайте серьезно,
неверующий, отступник. И послушайте серьезно, и вам не советую.

Ланде широко раскрыл глаза.

- Значит, отступиться от него? Оставить его умирать в отчаянии?..

- По деяниям достойная смерть! - сказал старый попик, заложив руки за
спину, и опять из-за розовой маски выглянуло что-то жесткое и злое.

- Побойтесь Бога! - вскликнул Ланде. - Что вы говорите, батюшка!

- Не вам меня учить, послушайте серьезно! - возразил попик.

- Да ведь вы служитель Церкви... Христовой Церкви!

- Господин Семенов сам давно отступился от Церкви, и не Церкви за ним
бегать, послушайте серьезно! - сказал старый попик.

Ланде с молчаливым отчаянием смотрел на него. Старый попик стоял,
спокойно заложив руки за спину. В его маленьких глазах что-то играло и как
будто веселилось.

- Так, ведь... не могу же я ехать без денег... - машинально пробормотал
Ланде.

- А вы зайчиком... - вдруг сказал старый попик. - А то и пешечком
пойдите!

Ланде с удивлением посмотрел на него, но лицо попика было как будто
серьезно.

- Да ведь это очень далеко! - проговорил он.

Старый попик вздохнул.

- Далеко. Что ж, послушайте серьезно, по вашему понятию дело это
великое... Вот вы и потрудитесь...

И стало вдруг Ланде холодно возле этого розового, седенького,
беленького старика-попика. Он машинально повернулся и пошел к калитке.

- Но тут надо скорее... Он может умереть, пока я дойду... - остановился
он.

Старый попик ответил ехидно, с нескрываемой уже насмешкой:

- Если Господу будет угодно, то застанете вы его в живых...

Ланде помолчал. Как белое облако в золотом фоне стоял попик посреди
чистою мирного дворика.

- Ну, что ж, - сказал Ланде, - придется идти. Я пойду, если не достану
денег, - не в том дело... Как вам будет стыдно потом! - скорбно и
торжественно прибавил он.

И поднял попик сухенькую ручку.

- Идите, послушайте серьезно, идите отсюда!

- Батюшка, я не хотел вас обидеть! - вскрикнул Ланде.

- Идите, идите!

И было что-то такое холодное и непреклонное в его тихом ясном голосе,
что Ланде ничего больше не сказал, опустил голову и вышел.

Слышно было, как старый попик подошел к калитке и наложил крюк.

XXII

Вечером Ланде сказал об этом матери. Она посмотрела на него с
ненавистью дикой на старом добром лице и шипящим голосом сказала:

- Опять фокусы!.. Господи, да когда же это кончится, наконец!

Она встала и ушла от него с холодной и тупой злобой в душе, хлопнув
дверью.

Ланде печально посмотрел ей вслед, взял фуражку и пошел к Шишмареву.

Маленький студент сидел один в маленькой комнате и пил чай за маленьким
самоваром. Большая раскрытая книга лежала перед ним.

Увидев Ланде, он как-то нескладно встал и протянул руку.

- А, это ты... Здравствуй! Садись! Хочешь чаю? - резко, как будто не
проговорил, а прокричал он.

- Нет, - сказал Ланде, - я пил чай... Получил письмо от Семенова.

- А!.. Что же он пишет?

- Ты сам прочти, - я этого не могу пересказать... - ответил Ланде.

Маленький студент долго и внимательно читал письмо.

- Да, бедняга! - вздохнул он, кончив, и, заложив обе руки в коротких
рукавах тужурки между колен, потер их, точно ему стало холодно.

- Я хочу ехать к нему! - сказал Ланде.

- Зачем? - серьезно и внимательно спросил Шишмарев.

Его резкий голос произвел почему-то на Ланде такое впечатление, как
будто он запустил ему куда-то в душу тонкий и твердый ножик.

- Что ж ты там можешь сделать? - повторил вопрос Шишмарев, пока Ланде
собрался отвечать.

- Я не знаю, что я могу сделать... - ответил Ланде. - Я только
чувствую, что надо ехать.

Шишмарев уже давно стал чуждаться Ланде: кротость его казалась
маленькому студенту бессилием, неспособностью к борьбе. Иногда он чувствовал
за этой кротостью что-то, что смутно его поражало: но он сторонился от этого
и смотрел намеренно равнодушными глазами, как смотрел маленький студент на
все, чего не понимал просто и ясно его резкий и жесткий ум.

Серьезным взглядом он посмотрел в лицо Ланде, еще глубже засунул между
коленями широкие кисти рук и возразил.

- Не знаю... Ты так подчеркиваешь это "чувствую", точно здесь что-то
мистическое... Что касается меня, то мне кажется, что своим приездом ты
ровно ничему не поможешь. И сам измучишься, и его измучишь... Оставь
лучше... зачем?

- Вот ты говоришь - зачем?.. - задумчиво ответил Ланде. - В этом
вопросе уже заложена мысль, которая губит человека... Не надо спрашивать.
Надо делать то, что чувствуешь. Это выше нас; прикладывая свою мерку, мы
только убиваем душу...

Шишмарев резко пожал плечами, не вынимая рук.

- Какую там душу?.. - досадливо возразил он. - Оставь, пожалуйста...
Должен же быть какой-нибудь критерий поступков... Раз ты хочешь ехать, то
должен же ты себе уяснить, какая польза будет от этого.

Ланде печально вздохнул.

- Я не знаю... может, и никакой пользы не будет... - грустно проговорил
он.

Шишмарев удивленно поднял брови.

- Так для чего же?

От его резкого голоса лампа как будто вздрагивала.

- Для чего? Для той правды, которую я чувствую и которая зовет меня! -
глубоким грудным звуком сказал Ланде.

- Опять эта правда!.. Может, скажешь, высшая правда! - с иронией
спросил Шишмарев.

- Конечно, высшая, потому что выше уж ничего нет! - серьезно ответил
Ланде.

Шишмарев не пожал, а рванул плечами.

- Высшая правда - одна, та, которую дает разум, мысль! - крикнул он. -
У нас нет ничего, кроме добытого мыслью понимания!

Ланде всплеснул руками.

- Что ты говоришь! Какое убожество, какая бедность жизни была бы, если
это так!

Шишмарев вскочил и размахнул руками, отчего чуть не до ушей поднялись
его узкие плечи.