протянул Тиму. - Неуд, большой и жирный. В следующий раз
придете.
самодовольство.
взглянул на Уткина, и тот вдруг предстал перед ним в ином
виде. Жалким, скорчившимся трупом на столе, застеленном
красной скатертью. Галстук а-ля Ильич, синий в белый
горошек, был полураспущен, брюки с расстегнутым ремнем
съехали вниз, левая штанина задралась, выставляя на всеобщее
обозрение тощую, синюшного оттенка ногу, жидкую кучерявую
поросль и вялую резинку несвежего носка...
красное, заканчивалась экзаменационная суета, а на дверях
парткома в повестке дня сердито написали малиновым
фломастером: "Персональное дело гр. Брука". И студенческая
братия, возликовав, вздохнула с облегчением. Ура - Изя Брук
ед Дай Бог, чтобы с концами. Катись колбаской по Малой
Спасской!
Брука простой народ не любил. Не зря. Был Израиль Иосифович
спесив, зануден, а главное - до жути косоглаз. У такого не
спишешь... И вот наконец правда открылась во всей своей
сионистской неприглядности - бывший, надо полагать,
*.,,c-(ab Брук смотрел, оказывается, в сторону своей
исторической родины. Ай-яй-яй-яй-яй. Кто-то негодовал, кто-
то обличал, кто-то обливал ядом презрения. Большинство
завидовало.
родину было наплевать - нехай едет. Исторический бы, мать
его, материализм спихнуть, чтоб стипендию дали. Наконец,
напрягая все силы, он исхитрился попасть на пересдачу к
Павлихиной, толстой, доброй, усатой старой деве, навешал ей
лапши сначала про общественно-экономические формации, а на
закуску - про Крупскую, Ленина и Инессу Арманд, получил
желанную "четверку" и от переполнявших его чувств отправился
по нужде в сортир. Залез в уютную кабинку у окна, на ощупь
взял газетку с подоконника и принялся неторопливо совмещать
приятное с полезным. Программа телевидения, прогноз
погоды...
ворковали трубы, в сортире было тихо, прохладно и спокойно,
казалось, вся мирская суета осталась где-то там, снаружи, за
кафельными стенами.
нарушил картавый козлетон:
коммунизм возводите без меня. Хватит. Я и социализма-то
наелся во как, по самые гланды!
задержусь, двину следом за вами. - Неведомый Саша тяжело
вздохнул. - Софочка через тетю Хаю уже делает вызов. -
Зевнул, пукнул с большой волей к жизни и спросил равнодушно:
баланс - Уткин?
весело расхохотался и звучно застегнул штаны. - Только
обличили меня, заклеймили позором и выперли, как любимый
парторг захрипел и шмякнулся на стол президиума, прямо на
кумачовую скатерочку. Распустили ему галстук, расстегнули
ремень, а он уже готов - не дышит. Синий, словно цыпленок за
рубль пять копеек...
из укрытия, автоматически вымыл руки и медленно вышел в
коридор.
и, с хрустом надкусив вафельный стаканчик, подставила
улыбающиеся губы. - Ванильный.
счастье не любит чужих глаз.
нахмурившись, с видом знатока, поцокал языком:
!`n+%...
Фонтанки из цирка, вдыхали с наслаждением речную свежесть,
дурачились, делились впечатлениями - как же, эквилибристы-
мотоциклисты, артисты-иллюзионисты, жонглеры-акробаты,
бригада клоунов "Веселые ребята". А еще - "резиновая
женщина", джигиты-наездники и героическая пантомима "Выстрел
в пещере" из жизни советских пограничников. За десять дней
знакомства они уже облазили весь город, пересмотрели
"Восстание в пустыне", "Огонь", "В сетях шпионажа" и еще не
сблизившись физически, уже не представляли, как можно
обходиться друг без друга. Словно невидимые нити накрепко
связали их души. Впрочем, не такие уж и невидимые...
на есть романтическая - Моргентау, утренняя Роса, - а
происходила она из рода мюнхенских скрипичных мастеров,
получивших дворянство еще при Фридрихе Третьем - за
искусность, помноженную на верность. Не из пролетариев
среднерусской полосы... Когда осенью сорок первого взялись
за поволжских немцев, Густава Моргентау - приставка "фон" по
понятным причинам вылетела из фамилии двадцатью годами
раньше - загнали в лагеря, где он и погиб под стон лесов
таежных, придавленный бревном. Марию же с матерью отправили
на Кольский, на поселение, в Ловозерье - нехоженая тайбола,
полярное сияние, нескончаемая северная ночь. Фрау Моргентау,
веруя в судьбу, истово молилась Богу, не противилась злу и
при эвакуации все же сумела прихватить пару чемоданов книг:
стихи Г"льдерлина и Г"те, немецких романтиков, грезящих
рыцарями, подвигами, прекрасными девами, волшебством и
чародейством. Как ни мучил ее смерзшийся навоз, как ни
хлестали хвостами по лицу коровы во время дойки, веру в
доброту и благородство она не потеряла, ночи напролет читала
сказки про Лоэнгрина, Зигфрида, Парсифаля и Роланда. В том
же духе воспитывала и дочь, разговаривая с ней на изысканном
немецком, - правда, недолго, пока не умерла от пневмонии. А
Мария очень скоро разуверилась и в доброте, и в благородстве
- с того памятного дня, когда ее, четырнадцатилетнюю
девчонку, изнасиловал пьяный оперуполномоченный из области.
Кольском время - полярный день, полярная ночь, и год долой,
как в песок. Хорошо еще, что кил на поселении Хайм Соломон,
старый иудей-закройщик, человек занудный, но сердцем добрый.
От нечего делать он учил Марию промыслу:
миткаль. И Боже вас упаси путать бархат с трипом вельверет с
плисом, а лапсердак с фраком. Ах, видел бы вы, какой я тачал
ансамбль графу Понизовскому если бы вы только видели! В нем
его и расстреляли...
лучшему - всесильного Берия отправили к графу Понизовскому,
объявили его линию ошибочной и стали потихоньку отпускать
ссыльнопоселенцев на свободу.
Соломон, сплюнул в вечную мерзлоту и уехал шить лапсердаки в
Hзраиль.
тете Хильде, избежавшей пролетарской кары только потому, что
была по мужу Лазаревой. Добрая старушка, одинокая и
набожная, всеми правдами и не правдами прописала племянницу,
помогла устроиться портнихой в ателье и то ли от хлопот, то
ли от переживаний умерла. В семнадцать лет Мария осталась
одна в огромном незнакомом городе, но не потерялась, не
пропала, не пошла дурной дорожкой. Чудесным образом
чувствительный романтизм уживался в ней с практицизмом и
деловой хваткой. Благодаря врожденному трудолюбию и золотым
рукам ее скоро перевели в закройщицы и не посмотрели на
национальность. Появились знакомые, связи, свои клиенты: в
магазине ассортимент - особо не разгуляешься, да и дорого, а
в ателье шить - самый раз.
"зингер", привела в порядок и стала потихоньку прирабатывать