несомненным триумфом. Впечатление, производимое ею, было настолько сильно,
что в нескольких случаях она инстинктивно воздержалась от заключения каких
бы то ни было сделок, а проплыла королевой среди этих богов пашни, подобно
маленькому Юпитеру в юбке.
очевидны благодаря одному поразительному исключению. У женщины на такие вещи
как будто глаза на затылке. Батшеба каким-то чутьем, не глядя, сразу
обнаружила в этом стаде одну паршивую овцу.
явное меньшинство, это было бы вполне естественно. Если бы никто не взглянул
на нее, она бы отнеслась к этому с полным равнодушием, - бывали такие
случаи. Если бы глазели все, не исключая и этого человека, она приняла бы
это как должное, - так оно случалось и раньше. Но в этом единичном
исключении было что-то загадочное.
это был джентльмен с резко очерченным римским профилем, смуглым цветом лица,
казавшимся бронзовым на солнце. Он держался очень прямо, манеры у него были
сдержанные. Но что особенно выделяло его в толпе - это чувство собственного
достоинства. По-видимому, он не так давно переступил порог зрелости, за
которым внешность мужчины естественно, - а женщины с помощью искусственных
мер - перестает меняться так примерно на протяжении двенадцати - пятнадцати
лет: это возраст от тридцати пяти до пятидесяти, и ему могло быть любое
количество лет в этих пределах.
расточительно мечут взоры на любые образцы весьма несовершенной женской
красоты, встречающиеся им на пути. Возможно, - как у игроков в вист,
играющих не на деньги, а из любви к искусству, - сознание того, что им при
любых обстоятельствах не грозит страшная необходимость расплачиваться,
весьма повышает их предприимчивость. Батшеба была твердо убеждена, что этот
бесчувственный субъект не женат.
возле желтого шарабана, в котором они приехали в город. Лидди тут же
запрягла лошадку, и они поехали домой. Покупки Батшебы - чай, сахар, свертки
с материей - громоздились сзади и всем своим видом - цветом, формой, общими
очертаниями и еще чем-то неуловимым - явно показывали, что они являются
собственностью этой юной леди-фермерши, а не бакалейщика и суконщика.
они уже привыкнут видеть меня здесь. Но сегодня было просто ужас как
страшно, все равно что стоять под венцом - все так и пялят глаза.
народ - им только бы на вас пялиться.
взглянуть на меня. - Она сообщила это Лидди в такой форме, чтобы у той ни на
минуту не могло возникнуть подозрение, что ее хозяйка несколько задета этим.
- Он очень недурен собой, - продолжала она, - статный такой, я думаю, ему
должно быть лет сорок. Ты не знаешь, кто это мог быть?
промолвила Батшеба.
даже и внимания на вас не обратил! Бот если бы он больше других на вас
глазел, тогда, конечно, оно было бы важно.
продолжали путь. Вскоре с ними поравнялась открытая коляска, запряженная
прекрасной породистой лошадью.
день и вы еще не могли его принять.
тот самый момент, когда он обгонял их. Фермер не повернул головы и,
уставившись куда-то вдаль прямо перед собой, проехал вперед с таким
безучастным и отсутствующим видом, как если бы Батшеба со всеми ее чарами
была пустым местом.
будто даже не замечает ничего кругом.
совсем молодой да непутевый был, пострадал шибко. Какая-то женщина завлекла
его, да и бросила.
бросит, это мужчины всегда женщин обманывают. Я думаю, он просто от природы
такой замкнутый.
природы.
бедным, так жестоко поступили. Может, это и правда.
так и было.
необыкновенном свете. А может быть, тут всего понемножку, и то и другое:
когда-то с ним жестоко поступили и от природы он такой сдержанный.
правду. Можете мне поверить, мисс, так оно, должно быть, и есть.
ГЛАВА XIII
фермерском доме уже отобедали, и Батшеба, за неимением другого собеседника,
позвала к себе посидеть Лидди. Зимой в сумерки, пока еще не были зажжены
свечи и закрыты ставни, старый замшелый дом выглядел особенно уныло; самый
воздух в нем казался таким же ветхим, как стены. В каждом углу, заставленном
мебелью, держалась своя температура, потому что камин в этой половине дома
топили поздно, и до тех пор, пока наступивший вечер не скрадывал все
громоздкости и недостатки, новое пианино Батшебы, которое в других фамильных
летописях уже было старым, казалось особенно скособочившимся на
покоробленном полу. Лидди болтала, не умолкая, совсем как маленький,
неглубокий, но непрестанно журчащий ручеек. Ее присутствие не отягощало ум
работой, но не давало ему погрузиться в спячку.
суженом?
верит, а кто нет; я верю.
вдруг загоревшись идеей гаданья и нимало не смущаясь тем, что ее служанка
Лидди может удивиться такой непоследовательности. - Поди принеси ключ от
входной двери.
Может, ото нехорошо.
непререкаемым тоном.
страницах текст был совершенно вытерт указательными перстами давнишних
читателей, которые, читая по складам, старательно водили пальцем от слова к
слову, чтобы не сбиться. Батшеба выбрала текст из книги Руфи и пробежала
глазами священные строки. Они поразили и взволновали ее. Их отвлеченная
мудрость дразнила воплощенное сумасбродство. Сумасбродка густо покраснела,
но не отступилась и положила ключ на открытую страницу. Выцветшее ржавое
пятно на месте, где лег ключ, явно свидетельствовало о том, что старая
Библия не первый раз используется для этих целей.
выбранные строки, толкнув книгу; книга сделала полный оборот. Батшеба
вспыхнула.
показывал? - продолжала Лидди, ясно давая понять своим вопросом, куда
устремлены ее мысли.
Батшеба.
неожиданно, что несколько огорошило Батшебу.
- Я его об этом не просила.