решение.
дело сделал. Он вынудил подопечных понять предмет. Экзамены как таковые его
мало интересовали. Кто на что способен в химии, он распознавал по походке.
четверки, подразумевалось. Этот предмет знать на тройку было стыдновато.
Потому что вел его некто Иван Иванович Боровиков.
соответствовала бы фамилии. Боровиков был овальным и белым, как боровик.
Вечная его фланелевая шляпа с пришитым листком довершала сходство с грибом.
И еще меньше найдется на земле людей, внешность которых так сильно
расходилась бы с сутью. Когда Иван Иванович открывал рот и уголки его
толстых губ устремлялись вверх, доходя до ямочек на пухлых щеках, все
ожидали, что он скажет сейчас что-то очень веселое. Руки слушателей
инстинктивно тянулись к лицам, чтобы прикрыть их на случай, если придется
прыснуть, но Боровиков так неподкупно заговаривал о предмете, что улыбки
студентов не успевали расползтись по лицам и свертывались в гримаски
удивления. Он умел подать материал так, что было понятно: все произносимое
им -- туфта, но экзамен, извините, сдавать придется. Не надо вникать в эти
бессмертные произведения, надо просто знать, для чего и когда они писались.
Их не надо учить, как математику, но как философию деградации сознания
общества знать необходимо.
в мире! Соблюсти ее -- наша задача!
действительность... -- сообщал он серьезно и без единого намека на улыбку и
сразу поднимал настроение. В лучшие минуты своих публичных бдений Боровиков
высказывался так горячо, что казалось, будто он выступает на форуме по
борьбе с международным промышленным шпионажем.
уродливый "неуд". Он до последнего наставлял на истинную стезю искателей
легких, но тупиковых путей. За отлично разрисованные и оформленные конспекты
он бранил, как за самоволку в армии.
конспекты! Придется пачкать документ, ничего не поделаешь, -- и выводил в
ведомости пагубную отметку.
преподаватель Мих Михыч был еще интереснее. Он обладал двухметровой фигурой,
и Татьяна открыто благоговела пред ним. Почти еженедельно она повторяла:
"Вот это, я понимаю, мужчина!" Всем своим поведением Мих Михыч словно
извинялся за то, что сам он, будучи студентом, тоже опаздывал, симулировал,
списывал, а теперь вот вынужден наказывать за это других.
Перед началом экзамена он по обыкновению посылал кого-нибудь из студентов в
ближайший киоск за газетами, чтобы, читая их, не видеть, как, списывая,
готовятся к ответу испытуемые. Если случайно замечал, как кто-то безбожно
дерет из учебника, Мих Михыч краснел как рак.
киоск за прессой Нынкина с Пунтусом, те, как всегда, перестарались и
принесли такую кучу чтива, что ее можно было одолеть только к осени.
экзамен начался.
схватить "двойку". Из необширной науки она удосужилась одолеть только
пропедевтику, а три основных закона термодинамики решила пропустить,
посчитав, что для хорошей оценки достаточно благоговения перед
преподавателем.
ответ, как мог, но даже одного закона из трех так из нее и не вынул. Он весь
измучился, глядя на Татьяну. Это было выше его сил. Со слезами на глазах он
поставил ей "двойку".
Раскачка
не терпелось увидеть друзей. Он посмотрел на окно 535-й комнаты -- там не
было видно никаких признаков обитания. "По крайней мере, Решетнева нет точно
-- он бы распахнул все настежь", -- подумал Миша и вошел в вестибюль. Ключа
от комнаты на вахте не оказалось.
Сурьезный такой, в кожанке.
погромыхивала музыка -- общежитие оживало после летних каникул. Двое в
стельку пятикурсников вскрывали ножом дверь в свою комнату и уверяли друг
друга, что ключ никто из них не терял. Какой-то изгой сидел на полу возле
урны и курил.
бледный, как спирохета, не иначе вместо курорта в подвале отсиживался? --
Гриншпон вынул из портфеля пачку сандеры и курительную трубку. -- На, дарю.
запах. -- Где взял?
улизнет. Спасибо, удружил, а то "Прима" в кишки въелась!
брата Кравцова Эдика. Эдик не особенно утруждал себя учебой, занимался в
основном дебошами. Пять лет генерал не видел первенца. Служба -- дело
понятное. Свиделись только этим летом. Отец взглянул на старшее чадо
пятилетней выдержки и отправился в институт, чтобы, пока не поздно, изъять
из обращения младшего семинариста. Генерал так и заявил ректору, что
культуры обучения во вверенном ему вузе нет никакой и что доверять своих
детей этому институту -- очень большой риск со стороны родителей. На что
ректор даже и не возразил. Кравцова перевели в МВТУ им. Баумана. Прямо с
турбазы в Сосновке.
микрофону больше так и не подошла. Сказала, голос сел. Последние вечера мы
работали на танцах практически вдвоем с Бирюком.
наперевес. Его рот был уже открыт.
прав! Обстановка -- она как возмущающая сила. Может расшатать, если кивать
ей в такт, а пойди чуть вразрез -- заглохнет.
про умное потом.
Орете, как на базаре! И главное -- о чем?! Обстановка, характер -- тему
нашли! Или в день приезда больше поговорить не о чем? -- Решетнев сбросил
куртку и начал наводить порядок. -- Как вы сидите в такой темноте?! -- Шторы
затрепетали, разлетаясь по краям карниза. -- И в такой духоте! -- Форточки
заскрипели, распахиваясь настежь. -- Я прошу график дежурств по комнате в
третьем семестре открыть мной!
повышенной бдительности. Виктор Сергеич был пропитан порядком, царившим в
космосе, и, убираясь в комнате, выбрасывал в окно все лежащие не на месте
вещи. И не было на него никакой управы. В эти неблагоприятные дни обитатели
535-й старались попасть домой пораньше, чтобы упорядочить валяющиеся где
попало личные принадлежности. Столь неземной строгостью Решетнев высвобождал
себе массу времени. К его приходу в комнате восстанавливалось приличное
благообразие, и ему для наведения полного порядка оставалось только
протереть пол да разогреть вчерашний суп.
Решетнева лежали плавки Рудика, не снятые вовремя с форточки, забытая на
обеденном столе фехтовальная перчатка Мурата, которой все пользовались при
работе с горячей сковородкой, и два тюбика мази "Гиоксизон" из личной
аптечки Гриншпона.
После выброса, когда Гриншпон обнаружил пропажу, возможности поискать тюбики
под окном не было из-за кромешной темноты. Дождавшись рассвета, Гриншпон
бросился вниз на поиски. Но, сколько ни рылся в кустах, так ничего и не
нашел. Дворник сказал, что мази, вероятнее всего, унесли собаки. С тех пор,
совершая свои гигиенические акты, будь то с грязными носками, висящими на
дужке кровати, или с сапожными щетками и кремом, выпавшими из общего
крематория под тумбочкой, Решетнев приговаривал: "В кусты, собакам!"
чтобы повторно покопаться в кустах. Хотя мазь была совершенно никчемной, он
Лукьяненко Сергей
Мацумото Сэйте
Сапковский Анджей
Контровский Владимир
Василенко Иван
Шилова Юлия