установленном
где стены каньона расходились достаточно, чтобы между ними могло
втиснуться трехкорпусное тело спасателя, - бил резкий свет прожекторов.
Базальтовые стены и нагромождения лавовых подушек на дне казались в этом
свете почти черными, а оранжевая окраска патрульной субмарины отливала
алым - цветовой контраст, рождавший в душе щемящее тревожное чувство.
Впрочем, какая уж теперь тревога! До завершения операции, по самым
оптимистическим подсчетам, оставалось не меньше сорока минут, тогда как
запас воздуха в субмарине уже иссяк. Даже если водитель умудрялся все это
время спать, не двигаться, не волноваться, словом, сократить потребление
кислорода до всех теоретически допустимых и вовсе недопустимых пределов,
не дышать совсем он не мог. И тем подписывал собственный приговор...
Приговор, по всей вероятности, уже приведенный в исполнение. Так что
говорить о спасении казалось сейчас Аракелову попросту кощунственным. Они
поднимали затонувшее судно. И все.
Сеть, опутывавшая субмарину, была уже рассечена, и теперь осталось
осторожно подтянуть ее повыше, а там сработают захваты, зафиксируют
субмарину между двумя нижними корпусами спасательного аппарата, и тот,
медленно продувая цистерны, начнет всплывать. Но еще задолго до той
минуты, когда он появится на поверхности, - там, в трех километрах над
головой, - из днища главного корпуса выдвинется гофрированный хобот,
нащупает рубку субмарины, присосется к ней; вспенившись, мгновенно
затвердеет герметик; кто-то из экипажа "Сальватора" спустится по этому
хоботу, откроет люк и втащит наверх тело патрульного. В том, что это будет
уже только тело, Аракелов ни минуты не сомневался: чудес не бывает.
Океанский Патруль. Тот, кто выбирает эту профессию, неизбежно должен
смириться с возможностью пусть даже маловероятной, но реальной тем не
менее возможностью погибнуть вот так. Ибо стихия и сегодня оказываетс
порой сильнее человека; ибо человек и сегодня не застрахован от ошибок, а
здесь, под водой, ошибка чаще всего стоит жизни... Нет, самое страшное,
что на этот раз человек погиб в схватке с другим человеком.
команды. Дело споро двигалось к концу, и он здесь явно не был нужен. Он
развернулся и направился к баролифту. Плыть предстояло чуть больше мили -
минут десять-двенадцать для скутера, если не форсировать движок. Но
торопиться теперь уже было некуда и незачем. Гонка, начавшаяс
четырнадцать часов назад, подошла к концу.
начальнику штаба отряда Океанского Патруля, прикомандированного к
Гайотиде-Зюйд, - вызов, заставший Аракелова врасплох, потому что только
накануне прилетела из Владивостока Марийка, и Аракелов решил по этому
случаю воспользоваться всеми накопившимися отгулами (оно, конечно,
семейная жизнь, при которой ты проводишь дома от силы три месяца в году,
близка к идеалу и гарантирует от пресыщения, но именно потому
незапланированные встречи особенно радостны). И выяснение, кого из
батиандров аракеловской команды, работавшей по программе "Абиссали-45",
можно срочно снять на спасательную операцию. И организация их переброски
на обеспечивающее судно: собрать их всех на палубе "Ханса Хасса" за три
часа оказалось едва ли не самым трудным. И наконец, сама по себе работа -
вовсе не сложная, но закончившаяся совсем не так, как должна была бы.
Впрочем, закончилась она только для троих. Азизхан, Лайош и Яан вскоре
поднимутся наверх и через несколько часов будут отсыпаться в
комфортабельных каютах "Хасса". Если смогут уснуть после такого финала
операции, конечно. Аракелову же предстоит еще одно дело. Он окончательно
понял это только сию минуту, но подспудно решение зрело в нем все
последние часы. С того самого момента, как они начали резать сети, в
которых застряла субмарина.
Галапагосского рифта. Еще через три минуты, оставив скутер возле одной из
опор баролифта, он скользнул в донный люк и оказался в ярко освещенном
сухом отсеке.
то сказать - пятиместная махина, целый подводный дом... Аракелов снял
ласты и подошел к телетайпу. Как ни совершенствовалась техника, а от этого
агрегата было никуда не уйти: мешал-то не "эффект Дональда Дака", с
которым в гелиево-кислородной атмосфере подводных поселков шельфа
давным-давно уже научились бороться, а сама перестроенная физиологи
батиандров. Увы, батиандр - существо безгласное. Замедленный, вынуждающий
к телеграфной лапидарности стиля телетайпный диалог всегда раздражал
Аракелова, но с ним приходилось мириться, как со злом неизбежным. Он нажал
клавишу вызова:
запроса в информационный банк "Навиглоб", и ответы подтвердили его
предположения. Наконец по дисплею телетайпа побежало:
капитан должен был быть в курсе дела, так как "Сальватор" поддерживал с
"Хансом Хассом" непрерывную связь по гидроакустике. Да и о том, чего не
видели спасатели с "Сальватора", можно было сообщить дежурному оператору,
не отрывая капитана, у которого и так хватало забот. Однако это была лишь
обязательная прелюдия к предстоящему разговору. Аракелов ожидал, что
разговор этот окажется нелегким, что будет спор и придется доказывать свою
правоту и свое право, и заранее уже жалел, что на том конце провода не
Зададаев, который понял бы все с полуслова, а этот низенький усатый
капитан с непроизносимой греческой фамилией Мегалотополопопулос, которую
Аракелов еле-еле зазубрил по слогам с пятого раза. Но все получилось
иначе. Когда Аракелов изложил свою идею, капитан задал всего два вопроса.
связи".
международной базе Факарао, не может прохлаждаться двое суток. У него сво
программа, и напряженная. Они уже потратили уйму времени, но покуда речь
шла о спасательной операции, никто о своих программах не думал. Теперь
другое дело.
точку рандеву через сорок четыре - сорок шесть часов. Их бароскаф
обеспечит встречу. Желаю удачи".
снаряжение, выбравшись из баролифта, взял скутер - не разъездной
буксировщик, на котором только что вернулся, а пятый в комплекте,
"кархародон" с нетронутым еще шестидесятичасовым ресурсом. Хотя размерами
"кархародон" по меньшей мере всемеро уступал своему живому тезке, это была
мощная, маневренная машина, развивавшая десять узлов крейсерского хода и
до семнадцати на форсаже: как раз то, что и нужно было Аракелову дл
задуманной им почти четырехсотмильной экспедиции. Он забрался в скутер,
устроился поудобнее и дал ход.
субмарина, а повернул вдоль края рифтовой долины на северо-северо-запад.
Слева, в трехстах-четырехстах метрах от него, круто уходили вверх склоны
обрамлявших долину гор. "Кархародон" скользил почти над самым дном. В
каком-нибудь десятке метров под ним проплывали пухлые пузыри подушечной
лавы; долина здесь была почти совсем пустынной, лишь кое-где поднимались
на тонких стеблях крупные, до двух метров, колокольчики стеклянных губок.
Трудно было поверить, что рифт - самое активное место океанского дна.
Казалось, все тут застыло от века, так было миллионы лет, тысячи, сотни...
Так было восемь лет назад, когда Аракелов впервые очутился в здешних
местах.
сам он об этом и не подозревал.
на международной подводной биостанции "Лужайка одуванчиков". Аракелов
ничтоже сумняшеся согласился, и уже на следующий день разъездной мезоскаф
Океанского Патруля, аккуратно состыковавшись своим донным люком с
купольным люком станции, доставил Аракелова на место.
заякоренная на дне Галапагосской рифтовой долины в самом центре оазиса с
поэтическим названием "Лужайка одуванчиков". На верхнем из трех этажей
станции размещался обширный тамбур с малым пассажирским и большим грузовым
купольными люками, на втором - жилые помещения и склады, а на первом -
энергетическое сердце станции, реактор, лаборатории и батиандрогенный
комплекс со шлюзом для выхода наружу. Аракелов уже бывал на десятке
Шломо Вульф
Круз Андрей
Свержин Владимир
Доценко Виктор
Контровский Владимир
Шилова Юлия