было сколько душе угодно. И они стали собирать и листья и цвет анаши и
расстилали собранное для просушки. Петруха утверждал, что просушивать
следует часа два, не больше. Работа спорилась... И все шло как нельзя лучше.
Но вдруг откуда-то послышался гул вертолета. Он низко летел над степью и,
кажется, направлялся в их сторону.
и дергано запрыгал. Но Петруха - тот не растерялся.
стороной, но вряд ли вертолетчики заметили их, но Петруха потом все не мог
успокоиться и долго выговаривал Леньке - ему казалось, что вертолет
специально прилетал высматривать гонцов.
дураков, видно за сто верст. Он как увидит, так и сообщит куда надо по
рации. А если нагрянет милиция на машинах, здесь деваться некуда - только
руки вверх, и крышка!
произошел совершенно немыслимый случай: Авдий встретился с волчьим
семейством. А произошло это так.
вот я тебе что скажу. Значит, так, есть у нас один закон для новеньких,
таких, как ты. Если первый, значит, раз на дело идешь, должен вроде сделать
Самому уплату или подарок, как хошь понимай.
дела.
за подарком бежать надо? Тут не добежишь. А я вот, значит, о чем толкую.
Надо тебе пластилинчику подсобрать, ну хоть бы со спичечный коробок.
Побегаешь тут по травкам, я тебе расскажу, как это делается, а тот
пластилин, стало быть, при встрече преподнесешь вроде в дружбу, да ты же
умный человек, все понимаешь: Сам - он главный, ты подчиненный, такое тебе
от него доверие...
пластилина, пыльцовой массы анаши, самого ценного продукта, могло открыть
доступ к Самому. Возникала возможность увидеть наконец Самого. А как бы это
было нужно! Вдруг удастся разговориться с Самим, под чьей властью были все
гонцы. "Власть, власть, где два человека, там уж и власть!" - горько
усмехнулся Авдий Каллистратов.
А когда отдам, на станции, что ли?
число. Завтра нам как штык до четырех дня надо быть на месте. Вот и
двинемся.
тогда узнаешь. На триста тридцатом километре.
километр - это какой-то участок железной дороги на Чуйской ветке; важно было
другое - встреча с Самим скорее всего могла состояться там и скорее всего
завтра. Так не лучше ли, не теряя времени, приступить к сбору этого самого
пластилина?
варварское. Надо было, раздевшись догола, бегать по зарослям, чтобы на тело
налипала пыльца с соцветий конопли, что он и делал. Ну и пришлось же
побегать Авдию Каллистратову в тот день - никогда в жизни он столько не
бегал! Пыльца эта, едва видимая, почти микроскопическая, почти бесцветная,
хотя и налипала, но собрать с тела этот почти незримый слой оказалось не
так-то просто - в результате всех усилий пластилина получалось ничтожно
мало. И только сознание, что это необходимо для встречи с главным,
величаемым Самим, для того чтобы, накопив материал, вскрыть потаенные
пружины поведения гонцов и через слово, через газету огласить криком боли
всю страну, - только это заставляло Авдия бегать и бегать взад-вперед под
жарким солнцем.
наиболее густые заросли анаши. И тут наступил какой-то момент удивительного
состояния легкости, парения то ли наяву, то ли в воображении. Авдий и не
заметил, как это случилось. В небе щедро светило солнце, воздух был пронизан
теплом, порхали и пересвистывались какие-то птицы, особенно заливались
жаворонки, мелькали бабочки и другие насекомые и тоже издавали разные звуки,
- словом, рай земной, да и только, и в том раю, раздевшись догола, оставив
на себе только панаму, очки, плавки и кеды, Авдий Каллистратов - белокожий
тощий северянин, охмелевший от пыльцы, носился как заводной взад-вперед по
степи, выбирая наиболее высокий и густой травостой. Вокруг него клубилась
потревоженная пыльца цветущей, завязывающей семя конопли, и от долгого
вдыхания того летучего дурмана в воображении Авдия, естественно, возникали
разные видения. Особенно отрадно было одно: он мчится на мотоцикле,
устроившись позади вчерашней мотоциклистки. Причем его нисколько не смущало
то обстоятельство, что он сидит не за рулем могучего мотоконя, как подобало
бы настоящему мужчине, а пассажиром, пристроившись позади - там, где обычно
сидят женщины. Но что делать, если он не умеет водить мотоцикл да и вообще
далек от техники. Его вполне устраивало то, что он ехал вместе с ней на
одном мотоцикле. Ее волосы развевались на ветру, выбиваясь из-под шлема,
касались его лица, как руки ветра, липли к губам, к глазам, щекотали шею, и
это было прекрасно; иногда она оглядывалась, озорно улыбалась ему, сияла
глазами - как ему хотелось, чтобы так продолжалось вечно, без конца.
Откуда они взялись? Он не верил своим глазам. Три волчонка, виляя
хвостиками, хотели приблизиться к нему, поиграть с ним - робели, но не
убегали. Голенастые, как подростки, с полуторчащими, нестойкими ушами,
остромордые еще и с живыми и до смешного доверчивыми глазами. Это почему-то
так тронуло Авдия, что, позабыв обо всем, он стал ласково подзывать их к
себе, забавлять и подманивать, а сам весь сиял от расположенности
человеческой, и именно в этот момент он увидел - блеск белой молнии, белый
оскал набегающей на него волчицы... Это было так неожиданно, так
стремительно, но и так медленно и страшно, что он и не почувствовал, как
сами собой подогнулись колени и как он присел на корточки, схватившись за
голову, - он и не ведал, что именно это спасло ему жизнь; а волчица была уже
в трех шагах и в яростном прыжке вдруг перемахнула через его голову, обдав
звериным духом, и в ту минуту их глаза встретились, Авдий увидел огненный
синий взор волчицы, ее бесподобно синие и жестокие глаза, и мороз прошел по
коже, а волчица тем временем еще раз стремительно, как ветер, перескочила
через него, и кинулась к волчатам, и с налета погнала их прочь, пустив в ход
зубы, и заодно круто завернула с пути высунувшегося из оврага страшного
зверя - громадного волка со вздыбленным загривком, и все они вмиг исчезли,
словно бурей их унесло...
него. Он бежал, а голову мутило, тело отяжелело, и земля качалась под его
заплетавшимися ногами - ему хотелось упасть, свалиться, заснуть, и тут его
начало рвать, и он почувствовал, что настал его смертный час. И все-таки у
него хватило воли отбегать каждый раз в сторону от мерзкой блевотины и
бежать дальше, пока новый приступ рвоты не скрючивал его в три погибели,
вызывая адские боли и резь в животе. Изрыгая пыльцовую отраву, мучаясь от
судорог, Авдий, стеная, бормотал: "О Боже, прекрати, хватит! Никогда,
никогда больше не буду собирать анашу! Хватит с меня, я не хочу, не хочу
видеть и слышать этот запах, о Боже, сжалься надо мной..."
одежду, к нему подбежали Петруха с Ленькой. Рассказ о встрече с волками
страшно подействовал на них. Особенно перепугался Ленька.
Когда люди за золотом шли, какие были случаи, и ничего, все равно шли... А
ты каких-то волков испугался - так ведь их уже и след простыл...
Авдий.
золота тоже много зла, но его открыто добывают, а анаша - она отрава для
всех. На себе испытал, чуть концы не отдал, всю степь облевал...
недовольно махнул рукой Петруха. - Тебя что, тащили сюда? Ты все о Боге, да
что хорошо, да что плохо, чего ты нам игру портишь? Чего ты все воду мутишь?
А как деньги, так ты тут - прикатил, чуть волкам в пасть не попал!
раскрыться больше, чем рассчитывал. - Вот ты, Петр, вроде умный парень, но
не может быть, чтобы ты не понимал, что на преступление идешь...
Ну-ка расскажи!
рот ему гадость какая попала.
деньгу делать. Нам нужны деньги, пoнял - просто и ясно! А ты - покайся! И
если шутишь, Авдяй, шути поосторожней! Узнает Сам, что ты тут сбиваешь нас,
до мест своих не доберешься, запомни! Я тебе как другу говорю. И нас не
смущай, для нас деньги - прежде всего! Ленька, скажи, что тебе нужно - Бог
или деньги?
Сертаков Виталий
Громыко Ольга
Корнев Павел
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Роллинс Джеймс