вырвались из тесноты, запаха морозных пальто, из толчеи новогодних
разговоров, из окружения уже оживленных и красных лиц, вся улица была в
плывущем движении снегопада.
длинная очередь, вспыхивали огоньки папирос; компания молодых людей с
патефоном, будто завернутым в белый чехол, весело топталась под фонарем:
наперебой острили, хохотали. Был канун 1946 года. И везде - в скользящих
под снегопадом огнях троллейбуса, в окнах домов, в красновато-зеленоватом
мерцании зажженных елок - была особая предновогодняя чистота, легкость,
ожидание. Это чувствовалось и в запахе холода, и в фигурах редких
прохожих, которые бежали навстречу, подняв воротники, в побеленных шапках,
все несли авоськи со свертками, с торчащими из газетных кульков бутылками
полученного по карточкам вина - и почему-то хотелось верить в долгие дни
этой праздничной возбужденности и доброты.
глубоким басом.
подъездами темнели следами.
забитая снегом, мутно блестел красный фонарь на ней. Фигура, укутанная в
тулуп, в женском, намотанном на голове платке двигалась возле фонаря,
лопатой расчищала горбатый навал сугроба, наметаемого к изгороди: видимо,
замерзли водопроводные трубы, и в эту новогоднюю ночь шли тут работы.
освобожденной доброты ко всем.
тулуп, выпрямилась, мужское лицо недовольно глядело из-под платка. - Глаза
разуй, поллитру хватил?
взял? Тебя тут в упор в бинокль не различишь!
девкам небось бежите? Чего хохочете-то, ровно двугривенный нашли? - И,
сплюнув себе под валенки, с сердцем метнул облако снега в сторону
тротуара, под длинные полосы электрического света, разлитые из мерзлых
окон.
Константин, с улыбкой удовольствия стряхнув налипший пласт на рукава
кожанки, посмотрел на часы.
фальшиво пропел; - Мы рано премся! Не люблю приходить до разгара!
маленький двор и остановились под шумевшими на ветру липами, когда Сергей
нашел над дымящимися крышами сараев ярко-красное окно в стареньком
трехэтажном домике Нины, он с внезапной остротой почувствовал сладкое,
тревожное и горькое давление в горле, как в то тихое утро после
проведенной ночи у Нины, когда, проснувшись в ее комнате, он увидел четкие
крестики вороньих следов на розовой крыше сарая. И то, что Константин
вошел в этот обычный замоскворецкий дворик лишь с некоторой
заинтересованностью гостя, не зная того, что помнил и ощущал сейчас
Сергей, буднично отдаляло его и принижало что-то в нем.
Константин, задрав голову, прижмурясь от снега, летящего ему в глаза,
оглядывал горевшие во дворике окна. - Не вижу карет и швейцара у подъезда.
ожидании под тусклой лампочкой на площадке, услышали из-за обитой клеенкой
двери смешанное гудение голосов, смех, потом возглас: "Ниночка, звонят!" -
и затем побежал к двери перестук каблуков вместе со знакомым голосом:
лестничную площадку вырвались звуки патефона, в проеме двери
вырисовывались узкие плечи Нины.
Сергея в переднюю, и уже в передней, заставленной галошами, женскими
ботами, заваленной пальто, он заметил в открытую дверь за ее спиной
незнакомые ему мужские и женские лица и, оглушенный хаосом смешанных
голосов, на какое-то мгновение почувствовал растерянность оттого, что в
этой комнате с ее обычной зимней тишиной было нечто непривычное и новое. И
он, пересиливая себя, улыбнулся Нине.
умеют терпеть, когда стоит вино на столе! Быстро, быстро! - Она
засмеялась, протянула Константину руку. - Мы еще незнакомы, Нина. Я,
кажется, чуть-чуть вас знаю со слов Сергея...
произнес Константин, бережно сжал ее пальцы и тотчас вынул из карманов две
бутылки вина, поставил их на тумбочку, меж валявшихся кучей мужских шапок,
договорил шутливо-галантно: - Прошу вас, Нина, без ненужных слов. Живем в
тяжелое время карточек, лимитов и прочее... А кажется, - он моргнул на
дверь, - мужчин здесь хватит. Простите, вы на меня не сердитесь?
познакомлю со всеми.
познакомимся.
приветствий, как встречают даже в незнакомой компании новых гостей; в
плавающем папиросном дыму лица повернулись к ним; совсем молоденький
паренек в очках, как-то неудобно сидя у края стола, неизвестно зачем
зааплодировал, глядя на Нину, заорал ожесточенно:
патефона, обернулась с любопытством; и кто-то приподнялся с дивана,
помахал им в знак приветствия. Стоя среди говора, движения, шума, Сергей
мгновенно понял, что их ждали здесь, в этой, видимо, давно знавшей друг
друга компании; и он, неприятно оглушенный, скованный и шумом, и
многолюдством, не очень ловко представился всем сразу вместе с.
Константином:
чего взяла обоих под руки, подвела к столу, поворачивая голову то к
одному, то к другому, сказала ласково:
добавила шепотом: - Видите, я уже многих посадила за стол: негде
танцевать. Пусть сидят. Я сейчас. Садитесь! - Она посадила их и, улыбаясь,
скользнула глазами по толкотне в комнате. - Товарищи геологи и горняки,
прошу всех к столу! Мальчики, посмотрите на часы. Свиридов, оставьте
патефон и включите радио!
загремели стулья, пододвигаемые к столу, послышались со всех сторон
возгласы:
девушки со смехом стали разбирать разномастные, собранные, по-видимому, у
всех соседей тарелки, парни с бывалым видом пьющих людей взялись за
бутылки, изучающе рассматривая этикетки; кто-то потребовал рокочущим
басом:
новогоднем восторге! - крикнули в конце стола.
появившейся вначале у Сергея при виде этой толчеи незнакомых людей, уже,
казалось, не было. Он закурил, поискал глазами пепельницу и не нашел ее
рядом, но тогда сосед справа, паренек в очках, некстати заоравший давеча
"горько", пододвинул к нему чистое блюдечко, сказал с нетрезвой вескостью:
смешно, как-то неряшливо, очки странно увеличивали его по-мальчишески
косящие глаза, и лицо, худое, остроносое, имело обалделое выражение.
Огонь, дым, смерть... и студенческая скамья, карточки и профессора в
пальто на кафедре. Поколение, выросшее на войне, и поколение, выросшее в
тылу. Вы воевали, мы учились. Два разных поколения, хотя разница в
годах... с воробьиный нос. Вы презираете наше поколение за то, что оно не
воевало?
очков ядовито сверкали, и Сергей заинтересованно глядел на него.
столу. - Поколение, испытавшее дыхание смерти, не может быть объективным к
тем, кто не воевал! А я не воевал!
Корнев Павел
Володихин Дмитрий
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Глуховский Дмитрий
Шилова Юлия