умолкли, и сам почувствовал, что вопрос вышел напряженным и неуместным.
Кузьма посмотрел на него и ответил:
делах, а Юрию почему-то стало еще более неловко и еще больше приятно сидеть
здесь и слушать.
хвостом появилась в круге света, завиляла, понюхала Юрия и Рязанцева и стала
тереться о колени Санина, гладившего ее по жесткой и крепкой шерсти. За нею
показался белый от огня маленький старичок, с жиденькой клочковатой бородкой
и маленькими глазками. В руке он держал рыжее одноствольное ружье.
положил ружье и посмотрел на Юрия и Рязанцева.
- Эге... Кузьма, картоху варить пора, эге...
ржавое, тяжелое, связанное проволокой пистонное ружье.
пыстона може выстрелить... Эге... без пыстона... казав, как сера останется,
так и без пыстона выстрелит... Вот я отак положыв на колено, курок взвив...
курок взвив, а пальцем отак... а оно как б-ба-бахнет!.. Трохи не убывся!..
Эге, эге... курок взвив, а оно как б-ба-бахнет... аж трохи не убывся...
показался ему этот старичок, с клочковатой седенькой бороденкой и шамкающим
ртом. Смеялся и старичок, и глазки у него слезились.
незнакомых господ. Санин в нескольких шагах, совсем не там, где его
предполагал Юрий, зажег спичку и, когда вспыхнул розовый огонек. Юрий увидел
его спокойно-ласковые глаза и другое, молодое и чернобровое лицо, наивно и
весело глядевшее на Санина темными женскими глазами.
дело молодое!
уголек.
потому что они отошли, и голоса их стали чуть слышны.
бороды приставшие к ней черные семечки арбуза.
пожать ею жесткие несгибающиеся пальцы.
звезды, и там показалось удивительно красиво, и спокойно, и бесконечно.
Зачернелись сидевшие у костра люди, лошади и силуэт воза с кучей арбузов.
Юрий наткнулся на круглую тыкву и чуть не упал.
и ему показалось, будто к Санину прижалась стройная и высокая женщина. У
Юрия сердце сжалось и сладко заныло. Ему вдруг вспомнилась Карсавина и стало
завидно Санину.
Костер остался позади, и замерли говор и смех. Стало тихо. Юрий медленно
поднял глаза к небу и увидел бесчисленную сеть бриллиантовых шевелящихся
звезд.
сказал:
задумчивых, грустно-нежных мыслей понять, что он говорит.
показалось, удивительно нежное и красивое женское лицо, которое он увидел
при свете спички. Ему опять стало бессознательно завидно, и оттого он вдруг
вспомнил, что поступки Санина по отношению к этой крестьянской девушке
должны остаться скверными.
чмокнул на лошадь, помолчал и нерешительно, но со вкусом сказал:
быстро сползло с него, и прежний Юрий уже ясно и твердо знал, что Санин
дурной и пошлый человек.
крякнул.
нам, а?
Рязанцев.
животной жаждой, жуткие и любопытные представления кольнули его вспыхнувший
мозг, но он сделал над собой усилие и сухо ответил:
он.
широкую спину в белом пиджаке, проговорил:
замолчал.
дорога показалась им бесконечной.
возразил Рязанцев.
принадлежало Рязанцеву, казалось ему теперь отвратительным. Но Рязанцев
сказал: - А ружье?
неловко подал руку и ушел Рязанцев тихо проехал несколько сажен, и вдруг,
быстро свернув в переулок, колеса затарахтели в другую сторону. Юрий
прислушался с ненавистью и несознаваемой тайной завистью.
XIV
крыльцо в сад.
звездами, блестящее небо.
неопределенно мерещилась в темноте.
Ляля мечтательно положила голову ему на плечо. От ее неприкрытых волос в
лицо Юрию пахнуло свежим, чистым и теплым запахом. Это был женский запах, и
Юрий с бессознательным, но тревожным наслаждением вдохнул его.
тихо и нежно: - А где Анатолии Павлович?.. Я слышала, как вы подъехали.
внезапным приливом злобы, но вместо того неохотно ответил. - Право, не
знаю... к больному поехал.
звезды.
одной, чтобы его присутствие не помешало ей обдумать наполняющее ее молодые
душу и тело, такое дорогое ей, такое таинственное и важное чувство. Это было
чувство какого-то желанного и неизбежного, но жуткого перелома, за которым
должна отпасть вся прежняя жизнь и должно начаться новое. До того новое, что
сама Ляля должна тогда стать совсем другой.
задумчивой. Оттого, что он сам был весь наполнен грустными раздраженными -
чувствами, Юрию все - и Ляля, и далекое звездное небо - и темный сад - все
казалось печальным и холодным. Юрий не понимал, что под этой беззвучной и
недвижной задумчивостью была не грусть, а полная жизнь: в далеком небе
мчалась неизмерно могучая неведомая сила, темный сад изо всех сил тянул из
земли живые соки, а в груди у тихой Ляли было такое полное счастье, что она
боялась всякого движения, всякого впечатления, которое могло нарушить это
очарование, заставить замолчать ту, такую же блестящую, как звездное небо, и
такую же заманчиво-таинственную, как темный сад, музыку любви и желания,
которая бесконечно звучала у нее в душе.
Сертаков Виталий
Каргалов Вадим
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Суворов Виктор