Чтение 21–й страницы книги ~Под осенней звездой~

стыдно, что я уже немолод...

- Нет, так у нас ничего не выйдет,- говорит фрекен Элисабет.

И я снова принимаюсь усердно болтать всякий вздор, а она слушает меня и
смеется. Я много пью, отпускаю дерзкие шутки, и она, кажется, начинает
верить, что я всерьез за ней ухаживаю. Она все чаще поглядывает на меня.

- А я вам и в самом деле немножко нравлюсь?

- Бога ради, поймите... Я же не вам это говорю, а фру Фалькенберг.

- Тс! - останавливает меня фрекен.- Конечно, я знаю, что вы это
говорите ей, но не подавайте вида... Кажется, он уже ревнует. Попробуем еще,
притворимся, будто мы совершенно поглощены друг другом.

Значит, она вовсе не поверила, что я всерьез за ней ухаживаю. Ну
конечно, какой из меня соблазнитель, я слишком стар для этого.

- Но ведь с фру Фалькенберг у вас ничего не выйдет,- говорит она.-
Напрасны все ваши надежды.

- Да, у меня с ней ничего не выйдет. И с вами тоже.

- Это вы опять ей говорите?

-- Нет, это я вам.

Пауза.

- А знаете ли вы, что я была в вас влюблена? Да, да, в ту пору, когда
вы жили у нас.

- Это презабавно,- говорю я и пододвигаюсь к ней поближе.- Ну, держись,
Бевер!

- Поверите ли, я ходила но вечерам на кладбище, потому что искала
встречи с вами. По вы были так глупы и ничего не поняли.

- Это вы, конечно, говорите Беверу,- замечаю я.

- Нет, поверьте, я серьезно. А один раз я пришла к вам в поле. К вам, а
вовсе не к вашему Эрику.

- Неужели ко мне? - говорю я и делаю вид, будто мне стало грустно.

- Вам это, наверное, кажется странным. Но поймите, ведь и нам, в нашей
глуши, надо в кого-нибудь влюбляться.

- И фру Фалькенберг тоже так полагает?

- Фру Фалькенберг... Нет, она говорит, что никогда не влюбится, а будет
только играть на рояле, и все такое. Но я говорю о себе. Знаете, что я
однажды сделала? Право, стоит ли и говорить? Хотите, скажу?

- Да, любопытно будет послушать.

- Конечно, по сравнению с вами я совсем девчонка, и это все пустое; но
вы тогда ночевали у нас на чердаке, я прокралась туда потихоньку и застелила
вашу постель.

- Так это были вы! - Я удивлен от души и забываю свою роль.

- Поглядели бы вы, как я туда кралась, ха-ха-ха!

Но бедняжка еще не научилась притворяться, после этого маленького
признания она краснеет и принужденно смеется, стараясь скрыть смущение.

Я спешу прийти ей на помощь.

- Ну что ж, у вас добрая душа. Ведь фру Фалькенберг на такое не
способна.

- Конечно, нет, но она же старше. А вы-то, верно, думали, что мы с ней
ровесницы!

- Стало быть, фру Фалькенберг говорит, что никогда не влюбится?

- Да. А впрочем, не знаю. Она ведь замужем, и у нас об этом речи не
было. Поговорите лучше со мной... Помните, как мы с вами ходили в лавку? Я
нарочно шла все тише и тише, хотела, чтоб вы меня догнали.

- Вы были очень добры ко мне. И теперь моя очередь.

Я встаю, иду к Беверу и приглашаю его выпить с нами, стаканчик. Мы
подходим к нашему столику; при этом фрекен Элисабет краснеет до ушей. Я
завожу легкий разговор, а когда вижу, что молодые люди увлеклись друг
другом, вспоминаю про одно неотложное дело,- к сожалению, друзья мои, мне
придется вас оставить, право, это необходимо. Поверьте, фрекен, я совершенно
очарован вами, но ведь все равно у меня ничего не выйдет. А впрочем, как
знать...

XXXIV

Кривыми улицами я спускаюсь к ратуше, останавливаюсь у извозчичьей
биржи и гляжу на подъезд "Виктории". Может быть, она и вправду сегодня у
родственников... Я захожу в гостиницу и справляюсь у портье.

- Фру Фалькенберг у себя. Номер двенадцатый, второй этаж.

- Значит, она не ушла?

- Нет.

- А когда она уезжает?

- На этот счет она ничего не говорила.

Я снова выхожу на улицу, извозчики откидывают кожаные полости, каждый
зазывает меня к себе. Я выбираю пролетку и сажусь.

- Куда прикажете?

- Постоим пока здесь. Я беру вас на время.

Извозчики перешептываются, судачат меж собой: этот человек следит за
гостиницей, там, наверное, его жена с заезжим торговцем.

Да, я слежу за гостиницей. Кое-где в номерах горит свет, и у меня
мелькает мысль, что она, быть может. стоит у окна и видит меня.

- Подождите здесь,- говорю я извозчику и снова вхожу в гостиницу.

-- Где номер двенадцатый?

-- Во втором этаже.

-- А окна выходят к ратуше?

- Да.

- Значит, я не ошибся, это моя сестра махнула мне рукой,- солгал я и
проскользнул мимо портье.

Я поднимаюсь по лестнице и, отыскав нужную дверь, тотчас стучу,
чувствуя, что готов уже повернуть обратно. Ответа нет. Я стучу снова.

- Кто там, горничная? - спрашивают из-за двери.

Мне нельзя ответить "да", ведь мой голос сразу меня выдаст. Пробую
дверную ручку: заперто. Наверное, она давно опасается моего прихода, а может
быть, даже видела меня из окна.

- Нет, это не горничная,- говорю я и сам слышу, как дрожит мой голос.

Я долго стою, прислушиваясь; изнутри доносится шорох, но дверь не
отпирают. А потом внизу, у портье, раздаются два резких звонка. "Это она,-
думаю я.- Наверное, испугалась и зовет горничную". Чтобы ее не подвести, я
отхожу от двери, а когда приходит горничная, быстро спускаюсь по лестнице.
Мне слышно, как горничная отвечает: "Да, это я". Дверь отворяется.

"Нет,- слышу я снова голос горничной,- просто тут сейчас был какой-то
господин, он спустился вниз".

Я хотел было снять комнату в гостинице, но раздумал: она ведь не из
тех, кто станет встречаться в номерах с заезжим человеком. У двери я говорю
портье, что сестра моя, должно быть, уже легла.

Я выхожу и снова усаживаюсь в пролетку. Час проходит за часом, извозчик
спрашивает, не замерз ли я. Да, немножко. Я кого-нибудь жду? Да... Он
снимает с козел одеяло и протягивает мне, а я, чтобы не остаться в долгу,
даю ему на водку.

Время идет. Час проходит за часом. Извозчики уже, не стесняясь, толкуют
между собой, что этак и лошадь замерзнет.

Нет, дольше ждать нет смысла. Я расплачиваюсь с извозчиком, иду домой и
сажусь сочинять письмо.

"Вы запретили писать вам, но нельзя ли мне увидеть вас хоть на миг? Я
справлюсь насчет ответа в гостинице завтра в пять часов".

Не слишком ли поздний час я назначил? Но ведь я взволнован, лицо у меня
перекошено, и среди бела дня я выглядел бы просто ужасно.

Я сам отнес письмо в "Викторию" и вернулся к себе.

Как долго тянется ночь, как мучительно медленно ползут часы! Мне
необходимо выспаться, отдохнуть, собраться с силами, а я не могу. Встаю я на
рассвете. Долго брожу по улицам, потом возвращаюсь домой, ложусь и засыпаю.

Проходят часы. Я просыпаюсь и, едва придя в себя, спешу к телефону.
Звоню в гостиницу, спрашиваю, не уехала ли фру Фалькенберг.

- Нет, не уехала.

Слава богу, она не намерена бежать от меня, ведь письмо ей, конечно,
передали уже давно. Просто-напросто вчера я пришел в неудачное время.

Поев, я снова лег, а когда проснулся, было уже за полдень, и я снова
бросился к телефону.

- Нет, фру Фалькенберг не уехала. Но вещи ее уже уложены. А сама она
куда-то отлучилась.

Я наспех одеваюсь, бегу к ратуше и стою там, не спуская глаз с подъезда
гостиницы. За полчаса входит и выходит немало людей, но ее все нет. Вот уж
наконец пять часов, и я подхожу к портье.

- Фру Фалькенберг уехала.

- Как уехала?

- Это вы звонили? Она пришла через минуту после звонка и забрала
чемоданы. А вам велела передать письмо.

Я беру письмо и, не распечатывая его, спрашиваю, когда отходит поезд.

- Поезд ушел в пять без четверти,- отвечает портье и смотрит на часы.

Стрелки показывают ровно пять.

Дожидаясь на улице, я потерял драгоценные полчаса.

Понурив голову, я сажусь на ступеньку лестницы. Портье не отходит от
меня. Он отлично понимает, что эта дама мне вовсе не сестра.

- Я сказал фру, что ей звонил какой-то господин. А она ответила, что у
нее нет времени, и попросила передать вам письмо.

- Она уехала одна или вместе с другой дамой?

- Одна.

Я встаю и иду к дверям. На улице я вскрываю, конверт и читаю:

"Вы не должны более меня преследовать..."

Я равнодушно кладу письмо в карман. В душе моей нет удивления, ведь все
это для меня не ново. Женщина всегда остается женщиной, вот она под влиянием
минутного порыва написала несколько слов, два из них подчеркнула и поставила