друг в друга, от усталости едва не падая в снег. Пивоваров выбивался из
сил, но не оставлял лейтенанта, правой рукой поддерживая его, а в левой
волоча за ремни автомат и винтовку да на плече свой все время сползавший
вещевой мешок. Ивановскому уже совсем невтерпеж были эти муки, но, сцепив
зубы, он вынуждал себя на последние усилия и шел, шел, только бы подальше
уйти от той злосчастной деревни.
небо сомкнулось с мутной землей, затканной мигающе-секущим потоком
снежинок. Невозможно было поднять лицо. Но ветер был слабее, чем вчера, к
тому же, казалось, дул в спину, и они слепо брели по полю, временами
останавливаясь, чтобы перевести дыхание. Сплевывая кровь, Ивановский с
тоской отмечал, как таяли его силы, и упрямо шел, надеясь на какое-то
пристанище, чтобы не погибнуть здесь, в этом поле. Погибать он не хотел,
пока был жив, готов был бороться хоть всю ночь, сутки, хоть вечность, лишь
бы уцелеть, выжить, вернуться к своим.
только как мог поддерживал его, напрягая остатки своих далеко не
богатырских сил. В других обстоятельствах лейтенант, наверно, удивился бы,
откуда они еще брались у этого тщедушного, заморенного на вид паренька, но
теперь сам он был слабее его и целиком зависел от его пусть даже небольших
возможностей. И он знал, что если они упадут и не смогут подняться, то
дальше будут ползти, потому что какое ни есть - спасение у них впереди;
сзади же их ждала смерть.
остановились раз и другой. Пивоваров, придерживая лейтенанта, пытался
рассмотреть что-то впереди, что лейтенант не сразу и заметил. Потом,
присмотревшись сквозь загустевшую в ночи круговерть, он тоже стал
различать неясное темное пятно, размеры которого, как и расстояние до
него, определить было невозможно. Это мог быть и куст рядом, и какая-то
постройка вдали, а возможно, и дерево - ель на опушке. Тем не менее это
пятно насторожило обоих, и, подумав, Пивоваров опустил Ивановского на бок.
хрипом, часто сплевывая на снег. Рукавом халата вытер мокрые губы, и на
белой влажной материи осталось темное пятно крови.
невесело подумал он, лежа на снегу. Голова его клонилась к земле, и перед
глазами плясали огненно-оранжевые сполохи. Но сознание оставалось ясным,
это вынуждало бороться за себя и за этого вот бойца, нынешнего его
спасителя. Спаситель сам едва стоял на ногах, но до сих пор лейтенант не
мог ни в чем упрекнуть его - там, в деревне, и в поле Пивоваров вел себя
самым похвальным образом. Теперь, почувствовав преимущество над
командиром, он как-то оживился, стал увереннее в себе, расторопнее, и
лейтенант подумал с уверенностью, что в выборе помощника он не ошибся.
клокотанию в простреленной груди. Рядом лежал вещмешок Пивоварова, и
лейтенант подумал, что надо, видимо, им разгрузиться, выбросить часть
ноши. Теперь уж большой запас ни к чему, необходимы личное оружие,
патроны, гранаты. Бутылки с КС, по-видимому, были уже без надобности. Но,
обессилев, он не смог бы даже развязать вещмешок и лишь немощно клонился
головой к земле. Он не сразу заметил, как из снежных сумерек бесшумно
появилась белая тень Пивоварова, который обрадованно заговорил на ходу:
подниматься на ноги. Пивоваров, подобрав вещмешок, ППД, помог встать
лейтенанту, и они опять побрели к недалекому притуманенному силуэту бани.
пропахшая дымом деревенская банька. Пивоваров отбросил ногой
палку-подпорку, и низкая дверь сама собой растворилась. Нагнув голову и
хватаясь руками за стены, Ивановский влез в ее тесную продымленную
темноту, повел по сторонам руками, нащупав гладкий шесток, шуршащие веники
на стене. Пивоваров тем временем отворил еще одну дверь, и в предбаннике
сильно запахло дымом, золой, березовой прелью. Боец вошел туда и, пошарив
в темноте, позвал лейтенанта:
скамейки, с хриплым выдохом вытянулся на них, касаясь сапогами стены.
обессиленно смежил веки. Через минуту он уже не мог разобрать, то ли
засыпал, то ли терял сознание, оранжевое полыхание в глазах стало
сплошным, непрекращающимся, мучительно кружилось в голове, тошнило. Он
попытался повернуться на бок, но уже не осилил своего налитого тяжестью
тела и забылся, кажется, действительно потеряв сознание...
пить, но он долго не мог разомкнуть пересохшие губы и попросить воды. Он
лишь с усилием открыл глаза, когда почувствовал какое-то движение рядом, -
из предбанника появилась белая тень Пивоварова с откинутым на затылок
капюшоном и его автоматом в руках. В баньке было сумрачно-серо, но
маленькое окошко в стене светилось уже по-дневному, ясно просвечивали все
щели в предбаннике, и лейтенант понял, что наступило утро. Пивоварова,
однако, что-то занимало снаружи, сгорбившись, боец припал к маленькому
окошку, что-то пристально высматривая там.
протяжно и с присвистом, и он закашлялся. Отпрянув от окошка, Пивоваров
обернулся к раненому:
больше, как-то сразу притих и, пригнувшись все у того же окошка, сказал
шепотом:
считать, им повезло в этой баньке.
им еще удастся просидеть тут незамеченными.
подпер.
льдом только.
к губам припала размокшая березовая листва. В общем, вода была
отвратительная, словно из лужи, и так же отвратительно было внутри у
лейтенанта - что-то разбухало в груди, уже с трудом можно было вдохнуть:
откашляться он не мог вовсе.
Ивановский огляделся вокруг. Банька была совершенно крохотная, с низким,
закопченным до черноты потолком, такими же черными от копоти стенами. В
углу, возле двери, чернела груда камней на печурке, возле которой стояла
кадка с водой. На низком шесте над ним висели какие-то забытые тряпки.
Конечно, в любой момент и по любой надобности тут могли появиться люди,
которые и обнаружат их. И как он не подумал прежде, что банька не может
быть далеко от деревни и что в этой деревне тоже могут быть немцы?
предбаннике возле дверной щели.
еще? Он знал только, что, если нагрянут немцы, придется отбиваться, пока
хватит патронов, а там... Но, может, еще и не нагрянут? Может, они и вовсе
уйдут из деревни? Странно, но теперь в его ощущениях появились какие-то
новые, почти незнакомые ему оттенки, какое-то неестественное в этой
близости от немцев успокоение, похоже, он утратил уже свою спешку, свое
нетерпение, не оставлявшее его все последние дни. Теперь все это разом
куда-то исчезло, пропало, наверное, вместе с его силами, лишившись которых
он лишился также и своего душевного напора, энтузиазма. Теперь он старался
поточнее все взвесить, выверить, чтобы поступить наверняка, потому что
любая ошибка могла оказаться последней. И первой его ясно понятой
неизбежностью была готовность ждать. Днем в снежном поле, на краю деревни,
ничего нельзя было, кроме как запастись до ночи терпением, чтобы с
наступлением темноты что-то предпринять для своего спасения.
зыбкое свое сознание, усилием воли сохранить выдержку. Это тоже было
нелегко, даже здоровому, каким был Пивоваров. В этой западне на виду у
немцев не просто было совладать с нервами, думал лейтенант, наблюдая, как