трещинах, как тина, полный отчаяния.
молнии вспарывали темноту. Но люди не боялись, они были надежно укрыты в
глубине своей пещеры, где жили все, кто был ему близок, кого он знал.
Только жена то и дело поглядывала на узкое отверстие, вспыхивавшее и
угасавшее, вспыхивавшее и угасавшее. Страшный гул несся оттуда. Это река
волочила камни и обломки скал. Он поднимал свою тяжелую растрескавшуюся
ладонь и гладил ее по голове. Ни у одной женщины в племени не было таких
блестящих, таких мягких волос. Дождь лил два дня, на третий вода поднялась
необычно высоко, ее гул не давал им покоя ни днем ни ночью. Однако он был
совершенно спокоен. Из поколения в поколение передавались в его племени
сказания о грозах и наводнениях. И ни в одном ни слова о том, что вода
достигла пещер, залила их, даже самые нижние. Жена пусть себе боится, ей
можно. Но он знал, что не имеет права бояться - даже медведей, которые
иногда с глухим ревом пробирались в пещеры. Он только поднимал руку и
гладил ее по волосам, да и то если рядом никого не было.
заметили это, лишь когда на них внезапно обрушились холодные, режущие,
словно сотни кремневых осколков, струи. Они бросились к выходу, но было
уже поздно. До полного изнеможения боролись люди с водой, пытаясь
выбраться на берег. Он крепко держал жену, но бушующий поток вырвал ее у
него из рук, отбросил далеко в сторону. Лицо ее на мгновение светлым
пятном мелькнуло среди волн и исчезло. Это был конец. Как он добрался до
берега, он не помнил.
Потом - двух одиноких орлов, безуспешно пытавшихся их разогнать. Это была
она. Он наклонился, корявыми ладонями вытер облепленное грязью лицо. Он
узнал ее сразу, хотя глаза были выклеваны, а грудь растерзана. Узнал по
волосам, потому что ни у одной женщины в племени не было таких мягких,
блестящих волос. Страшный вопль вырвался из пересохшего горла, тяжелый
кулак изо всех сил ударил в могучую грудь. Птицы испуганно взлетели. Он
видел, как они, словно черные тени, качались в прозрачном воздухе. Но
больше не решался взглянуть на лицо, которое столько ночей покоилось на
его плече...
на стуле в своей комнате, а древняя боль была так жива и пронзительна,
словно только что возникла. Он напряг все силы, чтобы удержать это
нечеловечески человеческое мгновение, прежде чем оно исчезнет, может быть,
навсегда. И оно исчезло - просто не верилось, что такое сильное ощущение
может исчезнуть так молниеносно и так бесследно. Он все еще сидел на
стуле, переполненный настоящим человеческим изумлением. Выходило, что все
написанное в книгах - правда, гораздо более истинная, чем вся его жизнь.
Чем любая жизнь. Несси взглянул на часы, он спал ровно семь минут. Семь
ужасных минут, в течение которых он столько пережил. И столько вместил в
себя - как разум его вмещал галактику, все галактики, вселенную, больше
чем вселенную.
лежал так, пока в доме не послышалось слабое движение. Отец проснулся и,
вероятно, собирался на работу. Тогда Несси встал, умылся и, ничего не
помня, ни о чем не думая, вышел в холл. Отец был там, просматривал
утреннюю газету. Несси остановился перед ним, лицо его было абсолютно
неподвижно.
перерезал своим старым туристским ножом.
он зачем? - вдруг спросил он.
сновидения, тоже. Сон заставил его на многое взглянуть по-иному - может
быть, более по-человечески, но и более жестоко. К тому же человеческое
улетучилось слишком быстро. Надо было как-то его вернуть. Снова завоевать
его для себя. Ровно в восемь он позвонил в дверь Рени. Нарочно задержался
на целый час, чтобы все собрались. Девушка, в новом платье, открыла ему,
сияя улыбкой, и, ласково взяв за локоть, провела в комнату. Он жадно
всматривался в ее лицо, стараясь найти в нем что-то от того - с
выклеванными глазами. Но не находил. Это лицо было веселым, довольным,
будничным. Чужим. И все же, непонятно почему, внутренне ему близким.
Комната была полна молодежи. Все расселись где придется, большинство -
прямо на полу, на желтых и голубых провинциальных подушечках, самые
удачливые - на диване. Только один стул был свободен - вероятно, для самой
Рени.
принесу стакан.
ним? Похоже, нет. Вокруг, можно сказать, одни дети. Впрочем, кто знает,
есть же агенты-женщины, почему бы не быть и агентам-детям? Он в этом не
слишком разбирался. Девушки и парни продолжали беззаботно веселиться,
никто не обращал на Несси никакого внимания. Нет, один из них, похоже, на
него посматривает. Он? Или другой? В голове у него все спуталось. Кто он?
О ком идет речь? Среди гостей были иностранцы - две маленькие вьетнамки,
нежные, как самые первые весенние крокусы. Кто мог знать, что одной из них
суждено погибнуть? Был пылкий перуанец, в бурном потоке своих речей
путавший испанские и болгарские слова. Его круглые птичьи глаза сияли. И
ему была уготована та же участь. Остальным тоже, но пока все они еще
веселились. Наконец вернулась Рени, принесла белый бумажный стаканчик из
тех, в которых продают мороженое, налитый до половины какой-то жидкостью.
пьешь?
танцы. Они танцевали вдвоем под аккомпанемент гитары, остальные только
хлопали в такт. Несси не верил своим глазам. Парень был невысок, возможно
даже ниже Рени, с мелкокудрявыми и пышными, как у женщины, волосами. Да,
именно женскую прическу напоминали его пышные африканские волосы. Очень
смуглое, почти без румянца лицо казалось чувствительным и интеллигентным.
Танцевал он замечательно, невозможно было оторвать глаз от его легкого
гибкого тела. Все и глядели - гораздо больше на него, чем на Рени, хотя
она тоже танцевала прекрасно. Так же, как сам Несси еще недавно
превосходил других, этот юноша явно превосходил здесь всех, вообще всех...
может быть...
счастьем, почти жадным - настоящим, идущим изнутри наслаждением. Звенела
гитара, все громче хлопали ладони, перуанец что-то неистово кричал
по-испански. Он еще не знал, что живет последние минуты. Но и Несси не
знал этого. Собственно говоря, сейчас он не знал ничего. Он просто сунул
руку в карман, вытащил нож и встал. Это было последнее, что он запомнил.
Все остальное утонуло в крови, стонах, небытии.
5
за свою долгую историю немало войн, разрушений и убийств, должна была
привыкнуть к крови. Но то, что случилось в этот спокойный, мирный день, в
обычной молодежной компании, было не просто ужасно - это не поддавалось
никаким объяснениям. И потому казалось особенно зловещим. Ведь и причин
вроде бы не было никаких. Ни с того ни с сего Анастас выхватил свою ржавую
финку и набросился на незнакомых людей. Убил троих и тяжело ранил еще
нескольких. После невероятной борьбы парням удалось наконец повалить его и
крепко связать ремнями. Когда прибыла машина "скорой помощи", врачи,
потрясенные, остановились на пороге. За долгие годы практики они привыкли
и к крови, и к страданиям, но такое увидели впервые. Хоть бы один
невредимый. Правда, некоторые молодые люди даже не сразу заметили, что
ранены, - настолько все были потрясены неожиданным нападением - в самый
разгар веселья.
захлестнула волна слухов, предположений и страха. Никто не мог поверить,
что такое случилось в нашей стране. Но волнения эти продолжались
сравнительно недолго. Странная биография Анастаса Алексиева как будто бы
объясняла многое. От человека, который родился не как все, можно было
ожидать и не такого. Лишь ученые мужи, продолжавшие наблюдать за Несси,
никак не могли оправиться от потрясения. Они-то знали, что по всем законам
разума и практики их питомец абсолютно нормален, может быть, даже слишком.
В конце концов, еще неизвестно, что считать ненормальным. Можно ли,
скажем, акселерацию считать ненормальным явлением? Очевидно, нельзя, раз
она вызывается объективными и постоянно действующими причинами. И вообще,
а вдруг эта самая акселерация возвещает появление нового вида человека?
нет никакого смысла в них копаться. Ни один из этих документов не скажет
нам ничего нового, за исключением, пожалуй, медицинской экспертизы,
которая все-таки проливает какой-то свет на эту историю. Упомянем только,
что после ареста Анастас Алексиев был помещен в одиночную камеру.
Грабб Джеф
Ильин Андрей
Круз Андрей
Пехов Алексей
Никитин Юрий
Громыко Ольга