крикнул: У меня есть!..
человек. - Эх!.. жидко!.. Как же так, ей-Богу?.. - прищелкнул он языком. -
Ну, ничего!
уходить, или нелепо погибнуть, а баррикады защитить никак нельзя; но тем не
менее это "ничего" подействовало ободряюще. Послышались шутки и смех.
ружье, поставил посредине, под флагом. На него посматривали с завистью.
одинокие шаги, да где-то взбу-дораженно лаяла собака. Заря все гасла и
гасла, и ночь бесшумно входила в улицу. Дома стали черными, а мостовая как
будто побелела.
собравшись в кучки. Кое-где, в черных массах домов, зажглись слабые огоньки.
Кто-то закурил папиросу, и желтенькое пламя спички на мгновение окрасило
опять в красный цвет казавшийся уже черным флажок.
выслать, а то как бы врасплох не напали... Ни лысого беса не видно...
темноте. - Будем уж тут сидеть.
повышая голос.
баррикадой.
здесь казалось светлее, пустее и жутко, как на кладбище. Шаги раздавались
невыносимо гулко, и сердце замирало.
отчаянием подумал, что сказала бы Зиночка, если бы увидела его бледное,
мокрое от холодного пота лицо, с выпученными глазами и обвисшими мокрыми
волосами на лбу.
баррикаду, казавшуюся им теперь уютной, теплой, как свой дом.
неподвижно замерли над улицами. Но когда они вышли на край площади, за
темным силуэтом церкви увидели слабое, то падающее, то поднимающееся зарево
и услышали отдаленные выстрелы.
грохотало и кричало, умирали люди, озлобленные до ужаса, но отсюда все
казалось очень маленьким и почти безмолвным. Только было жутко.
каждую минуту инстинктивно готовые опрометью кинуться назад.
Нервное напряжение его достигало высочайшего давления, и казалось ему
самому, что если кто крикнет, кинется, - он сойдет с ума.
вертелось у него в мозгу огненное колесо.
послышались веселые голоса и стук подков по камню, точно там стоял целый ряд
лошадей.
со злобным презрением подумал: - Да, зачем - подумаешь, какое
благоразумие... о-о, трус проклятый!.. иди смотри, а то!.."
смертельно презирал другого и не жалел его, а другой плакал от тоски и
страха.
за самым углом горел на мостовой бойкий светлый костер, и веселые тени
прыгали по розовым стенам домов. Солдаты стояли и сидели вокруг огня. Дальше
в тени смутно виднелись черные лошади, и их умные морды с блестящими глазами
то появлялись, то исчезали во мраке.
неуклюжие шинели, и их огромные угловатые тени тоже боролись на стене.
Остальные следили за борьбой и смеялись.
темноте, вдруг со страшной силой, судорожно сжал руку Сливина.
а, мать их!.. Вот бы пальнуть! Больно ловко!.. - оживленно прибавил он.
Сливиным, как закрутившееся в вихре огненное кольцо.
прогремели по направлению к солдатам. Кто-то там пронзительно закричал,
кто-то как будто упал, как будто сотни лиц с широко выпученными глазами
заглянули в самую душу Сливина, и в следующее мгновение перед ним был только
мрак, пустота улицы и быстрый ветер, бивший в лицо.
навстречу, мелькая в темноте черными окнами, впадинами ворот и призраками
фонарей, смотревших на них, как живые.
сердце, и ужас, ни с чем не сравнимый, уносил его, как ураган.
и волнения торжествующим голосом.
скачущих во весь опор, слышались озлобленные крики, и две яркие молнии с
сухим треском пронизали тьму. Казалось, вся улица, весь мир ожили и бешено
несутся в погоне за Сливиным.
убьют!.. убьют!.. сейчас!.."
ткнуться в мостовую и тупо, покорно ждать.
Стой!..
ткнулся под забор, залез в какую-то глухую черную дыру и замер с хрипом и
мучительным усилием, захлебываясь слюной и видя перед собой только огненные
круги.
и молчание.
проехали по середине улицы невероятно, как показалось, огромные тени двух
лошадей и двух людей, молча качавшихся на седлах.
перед его очами, было бессвязно и непонятно.
весь мир слился в одно паническое желание спастись, эта темная дыра, похожая
на нору трусливого ночного зверька, острое сознание, что он должен был
остановиться, как и тот, стрелять, умереть, чтобы не чувствовать этого
гнетущего презрения к себе, и не менее острое сознание невозможности и
невозвратимости этого - подавили его, как гора песчинку. И в эту минуту для
него самое жалкое, самое маленькое, самое гаденькое в мире было - он сам.
длинное, неуклюжее тело тщательно ежилось, забиралось в дыру все дальше и
дальше, в нелепых судорогах отвоевывая у тьмы все новый и новый кусочек
невидимости. По временам ему казалось, что он исчез в темноте, что его нет,
но в ту же секунду он замечал слабый отблеск света на ноге, на руке и лез
дальше, точно в самом деле хотел влипнуть в стену.
вылезти!.. Дождаться, когда они будут ехать назад, и выстрелить..."
обернуться... А вдруг промахнусь, что тогда?" - мелькала под этой мыслью
другая, и нельзя было не видеть этой мысли, и сознание ее, ее неуловимая
живучесть томили его мозг до уродливого сумасшедшего кошмара.
непрерывно возникали образы; пение толпы, плывущей в синих сумерках,
выстрел, осветивший мгновенно и ярко стену и чернобородое хищное лицо, милые
нежные глаза Зиночки, бегство, крики, силуэты огромных лошадей все это плыло
мимо, сменялось, повторялось, как будто переживалось вновь, и в то же время
был как будто длинный период полного тумана и отсутствия сознания, потому
что вдруг толкнуло в сердце и перед глазами ясно засинела слабый
предрассветный свет, показалась белая мостовая, черный силуэт укрывавших его
ворот, собственные скорченные ноги. Было мучительно холодно, и во всем теле
ныла тоскливая беспомощная слабость.
Ильин Андрей
Конан-Дойль Артур
Лондон Джек
Березин Федор
Сапковский Анджей
Березин Федор