Чтение 21–й страницы книги ~Сладкий вкус огня~

не знаете: когда она была совсем маленькой, ее фактически бросила мать.
Быть покинутой очень тяжело, но быть покинутой дважды - это слишком.

- Я не переношу психоанализма, - заявил я.

Бонафу обернулся и посмотрел на меня. Его молчание было упреком за
абсурдность моего ответа. "Это все, что вы можете сказать?" - как будто
говорил его взгляд.

- Что мне делать? - продолжал я. - Очевидно, вам все известно. Вы
хотите сказать, что я не должен был начинать? По теперь слишком поздно. А
значит, все равно.

- Все равно? Что вы имеете в виду?

- Пойдемте со мной, - сказал я и повел его к двери. - Пора раскрывать
карты.

И когда мы спустились, я почти без подготовки обрушил на них свою
информацию, как будто объявляя репертуар местного театра на следующий
сезон.

- Я вернусь через десять дней. Думаю, этого будет достаточно, чтобы
уладить все дела, и больше не уеду никогда. - Я взглянул на Терезу. Ее
лицо словно витало в воздухе само по себе. - Я напишу тебе, - сказал я, -
напиши мне тоже, дорогая.

Слезы потекли по ее щекам, но она не пошевелилась. Я прижал ее к груди,
погладил похожее на раковинку ухо. Потом быстро вышел. У подъезда меня
догнал Бонафу. Он помог мне уложить чемодан в багажник.

- Вам будет трудно?

- Ужасно, - ответил я.

- Не мог бы я чем-то помочь?..

- Спасибо, - усмехнулся я. - В подобных случаях один человек не в силах
помочь другому.

- О, это не совсем так. Он может сделать многое.

- Что, например?

- Он может помолиться.

- Вы хотите казаться чудаком?

Я захлопнул дверь и поехал.

12

Если вас нужно сделать выбор между двумя любимыми людьми, значит, вы
должны выбрать одну из двух жизней. Но такая задача вам не под силу,
потому что эти две жизни - просто две половинки вашего существа, связанные
неразрывно, как две стороны монеты. Если вы честны с самим собой, то вы
можете только понять, что попались в ловушку, и попытаться поступить как
можно честнее. В противном случае вы должны обмануть себя, убедить в том,
что одно из двух ваших _Я_ должно прекратить существование и принести себя
в жертву другому. Но нужно еще решить, какое будет жить, а какое умереть.
И это - самая трудная задача.

Я выбрал Ким, потому что она была мне ближе, созданная из положительной
энергии и мелких компромиссов. Но кто-то другой выбрал для меня Терезу, и
потому я был так угнетен, когда возвращался в Париж. У меня не хватало
того героизма, которого требовала ситуация. Каждый поворот штурвала
убеждал меня, что я поступаю малодушно. Но альтернативы не было. Если вы
попались в ловушку, всегда есть вероятность, пусть слабая, что кто-то
придет освободить вас. Но когда вы сами - ловушка: никто не в силах помочь
вам. That is the question [Вот в чем вопрос (англ.) - фраза из монолога
Гамлета] - испытав свою совесть и тщательно взвесив на своих испорченных
весах все "за" и "против", к концу 450-километрового пути я пришел к
заключению, что осталась только одна проблема, одна, а не две: выбор слов.

Например, Берни.

- С чего это ты решил уходить? Ты свихнулся? Что случилось? И что с
этой историей о наркотиках? Ты даже не был в Перпиньяке, не так ли? Что
случилось, мой мальчик? Расскажи, облегчи свою душу.

Именно тогда я впервые заметил, что Берни носит парик. Прежде это не
бросалось мне в глаза. Казалось, его волосы растут нормально, но теперь я
заметил, что они прикреплены к сетке. Наверное, у него было три или четыре
парика разной длины, которые он менял каждую неделю. Мир стал для меня
более ясным.

- У каждого из нас есть темные пятна, старина. Я не брошу камень
первым. Но это не повод, чтобы отказаться от борьбы.

Я был словно галька на дне водопада Вода падала беспрестанно, а я
сохранял каменное выражение лица, как крупный бизнесмен, продающий
нефтяные танкеры или месторождения. Тот, кто говорит последний, всегда
оказывается на высоте. Но Берни не мог знать, что я делаю это не нарочно.

- Ладно, давай начистоту. Сколько тебе предложили в "Кулис дю монд"? Я
поговорю с боссом. Уверен, мы договоримся. Хочу тебе сказать, старина... -
Он опять затянул свою песню о газете, как "одной большой семье".

Странно, подумал я, все эти жены, начальники, друзья не очень-то
заботятся о тебе, но как только ты собрался уходить - они готовы на все.
Берни поведал мне о новых грандиозных планах по реорганизации всей нашей
группы. И про меня не забыли! Мне достался неплохой кусок пирога. Стоит ли
все это бросать?

- Как насчет отпуска? Возьми месяц. Проветри мозги. Перезаряди батареи.
Съезди куда-нибудь. Послушай, старина, забудь про это увольнение. Я даже
не слышал, что ты сказал. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Пусть
какой-нибудь доктор напишет тебе бюллетень на две-три недели. Идет?

Все время пока он говорил, я думал только о Ким. Когда она узнала, что
все так серьезно, ее лицо исказилось от боли. Я почувствовал, как у нее к
горлу подкатил комок.

- Нет, - повторяла она, - нет... нет.

Я решил встретиться с Декампом. Из всех людей, которых я знал, он,
пожалуй, лучше всего подходил на роль стены, твердой прочной стены, от
которой все отскакивает. Только подловить его было не так-то просто.

Он клюнул на идею пообедать в ресторане возле его работы.

- Как ты думаешь, она выдержит этот удар? - спросил я.

- За последний месяц она вполне поправилась.

- Это не то.

- Я говорил с тобой, как врач. Теперь слушай. Ты берешь нож и втыкаешь
его в живот человеку, а потом спрашиваешь меня, выдержит ли он этот удар.

- У меня нет другого выхода.

- Не знаю. Доедай. - Он с ужасным хрустом поедал свою редиску. - Бывает
ли вообще другой выход? (Хрум!)

Если бы он был, мы бы знали. Сколько мужчин и женщин бросали друг
друга, пытаясь начать спектакль заново. - А что делают другие люди?

Он не ответно и спросил:

- Как ты будешь там жить?

Это меня не беспокоило. Тут моя совесть была чиста.

- Я разберу себя на части, - сказал я, - прочищу как следует весь
механизм, смажу маслом и соберу опять.

Я долго говорил о загрязнении окружающей среды, о больном обществе, о
необходимости спасения душ. Я говорил о Евангелии, о Коране, о романе,
который мне так хотелось написать, и о цели жизни. Под конец я хотел
поговорить о Терезе, но он перебил меня.

- Короче, полинезийский мираж.

- Что?

- Ваш остров, наверное, похож на атолл? И на закате приходят туземцы и
бренчат на своих мандолинах, а небо зеленеет?

Меня не столько задевал сарказм Декампа, сколько его ужасный аппетит.
Каждый кусок говядины увеличивал силу, которая разрушала мою новую
игрушку.

- У тебя нет выбора, - заключил он, - ты вернешься. Но сначала ты
должен туда поехать.

- Ну-ну, продолжай, - сказал я. Нечто подобное мне и хотелось услышать.

- Именно так я говорил себе, когда хотел все бросить и уехать в Индию.
Но не сделал этого и до сих пор жалею.

- Продолжай...

- Некогда... - отмахнулся он, изучая меню. - Возьму-ка я этот пудинг
под названием "летающий остров". И кофе.

Предстояло Сделать очень многое. Удивительно, как трудно выбирать
якоря. Незначительные детали перемешиваются с действительно серьезными
вещами, и неизвестно, как все это распутать.

Например, стоишь перед своим гардеробом и спрашиваешь себя: "Какой
взять костюм"? Можно провести три дня, созерцая горы рубашек, свитеров и
носков, и не прийти ни к какому решению. Или посещаешь адвоката, который,
как говорят друзья, чудесный специалист по разводам. А когда выходишь из
его конторы, хочется просто утопиться.

Есть те, кого можно обмануть (...надо немного отдохнуть... побыть
два-три месяца одному... ну конечно, Ким согласна, мама...), и те, кому
надо сказать правду. Как говорит Гурджиев, есть материальный вопрос ("Я
оставил в банке достаточно денег. На следующий квартал хватит. Потом?..
Ну, мы посмотрим. Да, дорогая, страховка оплачена") и есть боль.

С Ким мы говорили и спорили каждую ночь. Иногда со слезами, иногда с
гордым безразличием. Часто мы говорили друг другу больше, чем следовало.
Потом опять любовь и слезы. Сожаления, и эта ужасная ностальгия. Колебания
и наконец упреки. Что сказала она однажды вечером, три года назад, или что
сделал я в то утро, или что мы забыли сделать или сказать. И опять
язвительные слова - или смех, презрение, безразличие, нежность, сожаление,
отчаяние. Этот механизм не знал сбоев. Пускаешь стрелу, и мишень летит ей
навстречу.

- Почему бы тебе не съездить на два-три месяца?

На испытание.

- Ну...