Чтение 21–й страницы книги ~Скелет из пробирки~

Глава 23

Наверное, нет москвича, который не слышал бы о высотном здании на Котельнической набережной. Подавляюще огромный дом из светлого кирпича был возведен по приказу Сталина. Подобных ему сооружений в столице есть несколько. В одном, расположенном на Смоленской площади, находится Министерство иностранных дел, в другом, громоздящемся на Воробьевых горах, - Московский университет. А вот возле метро "Краснопресненская" и на Котельнической набережной в высотках жили простые москвичи. Впрочем, словечко "простые" я употребила тут зря. Роскошные квартиры с парящими на почти четырехметровой высоте потолками с лепниной получали совсем не простые люди, а те, кто принадлежал к творческой или партийной элите. Это сейчас всем стало понятно, что жить нужно в зеленом районе, а еще лучше в ближайшем Подмосковье, потому что Садовое кольцо и центр абсолютно лишены воздуха Но вплоть до середины восьмидесятых годов высотки считались крайне престижным местом обитания В гулком подъезде, по размеру смахивающем на конюшню, восседала лифтерша: полная пожилая дама с аккуратно уложенными седыми волосами.

- Вы к кому? - сурово поинтересовалась она. Мне стало смешно. Неужели жильцы полагают, что тучная особа, давно справившая шестидесятилетие, способна остановить грабителя?

- Меня ждет вдова Вениамина Михайловича Листова, художника.

- Проходите, - консьержка потеряла к посетительнице всякий интерес - Простите, я забыла номер квартиры - Сорок пять, - буркнула бабуся и уткнулась в книгу. Радуясь собственной предприимчивости, я вошла в лифт и с трудом сдержала возглас восхищения. Кабина выглядела как музейный экспонат: вся из красного дерева, на одной стене огромное зеркало, около другой - скамеечка, обтянутая слегка вытертым красным бархатом. Такой лифт я видела впервые, и он произвел на меня сногсшибательное впечатление.

Дверь сорок пятой квартиры распахнулась сразу. На пороге стояла пожилая дама, такая же седовласая и тучная, как лифтерша. Но на этом сходство заканчивалось. У консьержки были злые глаза, сурово поджатые губы, а в мочках ушей покачивались небольшие сережки стоимостью в триста рублей. Женщина из сорок пятой квартиры смотрела на мир широко открытыми голубыми очами, а на ее лице застыло выражение легкой растерянности, любопытства и испуга. Так смотрит ребенок, потерявшийся в многолюдном магазине. И уши ее украшали подвески в тяжелой золотой оправе, набитой бриллиантами.

- Вы ко мне? - слегка задыхаясь, спросила хозяйка.

- Разрешите представиться, - затараторила я, - Виола, журналист, сотрудничаю в различных изданиях, на данном этапе получила задание от "Вокруг имен" Вот посмотрите, какой красивый журнальчик.

Дама машинально взяла глянцевый ежемесячник, только что приобретенный мною в киоске, и недоумевающе поинтересовалась - Но зачем я вам понадобилась?

- Ищу вдову Вениамина Михайловича Листова - Это я, Ирина Глебовна.

- Очень приятно, ваш муж был гениальный художник Мы хотим напечатать статью о его жизни и творчестве Ирина Глебовна покраснела от удовольствия - Что же мы стоим на пороге? Проходите скорей, сейчас покажу все - фотографии, письма, картины О таком человеке, как Вениамин Михайлович, мало писать статью, его жизнь - материал для большой книги, трагической, полной удивительных событий и совпадений Стоит лишь вспомнить историю нашего с ним знакомства.

Продолжая безостановочно болтать, она провела меня в большую комнату, в которой было тесно от антикварной мебели Одних диванов, обитых темно-синим шелком, стояло тут целых четыре штуки, а еще овальный стол, накрытый кружевной скатертью, двенадцать стульев, парочка буфетов, пуфики, этажерочки, какие-то непонятные, слишком изогнутые кресла с одним подлокотником. С потолка свисала люстра с синими хрустальными висюльками, а стен не было видно из-за картин в тяжелых бронзовых рамах - Перед вами работы Вениамина Михайловича, - торжественно заявила Ирина Глебовна, - вернее, малая их толика, самые дорогие сердцу, любимые. Муж не продавал те полотна, которые являлись для него знаковыми. В творчестве Вениамина Михайловича выделялось несколько периодов...

- Как у Пикассо, - некстати влезла я, - розовый, голубой.

Ирина Глебовна мгновенно нахмурилась.

- Пикассо! Более чем посредственный рисовальщик, разрекламированный средствами массовой информации. Уж простите меня, дорогая, не о вас, конечно, речь, но в массе своей журналисты безграмотны, недоучки, урвавшие куски знаний. Один заявил. "Пикассо - гений", другие разнесли по свету А народ что? Народ поверил. Но я-то хорошо понимаю, что Пикассо в подметки не годился Вениамину Михайловичу! Он не испытал и сотой части страданий, выпавшей на долю Листова, а художника, пардон за банальность, лепит горе, а не радость. Детство мой муж провел в провинции в Польше. Эта часть территории была присоединена к Советской России лишь в тридцать девятом году Так что Вениамин Михайлович не был с младых ногтей отравлен коммунистической пропагандой. Он родился в семнадцатом .

Я попыталась сосредоточиться. Вообще говоря, меня интересует не жизнь, а смерть Листова Интересно, когда Ирина Глебовна доберется до наших дней? Вон как она далеко начала, с семнадцатого года Когда началась Отечественная война, Листову исполнилось двадцать четыре. Никакого восторга от того, что он теперь живет в России, юноша не испытывал. Советская власть ему решительно не нравилась, и защищать ее он не собирался. Вениамин постарался спрятаться, когда объявили всеобщую мобилизацию. Впрочем, ему не пришлось долго сидеть в подвале, потому что немецкие войска, раздавив слабо сопротивляющегося противника, почти без боя взяли родной городок Листова.

Население встречало фашистов с цветами и объятиями. В городе жили в основном поляки и западные украинцы, они ненавидели Советы, сочли фашистов за своих освободителей. Но уже через месяц положение коренным образом изменилось, потому что гитлеровцы установили везде свой Ordnung . Для начала переписали евреев, а потом без долгих церемоний расстреляли их всех, закопав тела в ров, выдали оставшимся жителям аусвайсы <Аусвайс - удостоверение личности>, ввели комендантский час, а тех, кто его нарушал, убивали на месте.

Затем большую часть молодежи погрузили в товарные вагоны и повезли в Германию. Вениамин был еще очень молод и по-щенячьи доверчив, как, впрочем, и остальные юноши и девушки, попавшиеся на удочку пропаганды. Никто их не ловил и не запихивал прикладами в товарняк. Едва вышедшие из детского возраста, они сами явились на вокзал. До этого немецкие власти провели, как сейчас бы сказали, рекламную кампанию. По городу разбросали листовки. "Мы пришли навсегда, - гласил текст, - Германии нужны молодые специалисты. Предлагаем вам хорошую работу, достойный заработок и отличные перспективы. Те, кто желают стать другом Германии и потрудиться ради ее победы, должны собраться на вокзальной площади в девять утра. При себе иметь документы, деньги и одно место ручной клади не более пяти килограммов веса".

Вениамин прибежал на платформу с небольшим рюкзачком. В душе жила надежда. Германия - высокоразвитая промышленная страна, в отличие от бедной, сельскохозяйственной области, где прошло его детство. В Берлине имеется Академия художеств. "Может, удастся поступить туда", - наивно думал Листов. Его не насторожил даже тот факт, что волонтеров перевозили в грязном товарном вагоне. Набили людей, как сельдей в бочку, задвинули тяжелую дверь, а потом загремел железный замок.

"Ничего, - успокаивал себя Вениамин, - все-таки идет война, поэтому и трудности".

Трое суток состав полз по рельсам. За это время их покормили только один раз: швырнули в вагон кирпичи хлеба из тяжелого, полусырого теста и вилки полусгнившей капусты. Туалета не было, его заменяла дырка в полу, остановок не делали. Вернее, поезд-то тормозил и подолгу стоял, пропуская составы с воинской техникой и солдатами вермахта, но двери вагонов никто не открывал и свежий воздух поступал в тесно набитый вагон все через то же отверстие, предназначенное для санитарных целей. На исходе третьих суток на Веню напал страх: не похоже, что им собираются предоставить хорошую работу. Но не успел парень додумать мысль до конца, как раздался грохот и в лицо ударил солнечный свет. После темного вагона Вениамин чуть не ослеп, но с улицы закричали:

- Los, schnell, schnell, aussteigen! <Давай, быстро, быстро, выходить!>.

И юноши, и девушки принялись выпрыгивать на землю. Потом всех построили пятерками, и вдоль длинной шеренги пошел стройный офицер со стеком в руке. Военного сопровождал солдат, державший на коротком поводке ротвейлера, и две девушки, по виду лет пятнадцати, не больше, с какими-то непонятными буквами G и, вышитыми на блузках. Офицер внимательно разглядывал лица молодых людей и изредка указывал стеком на понравившегося человека. Избранника отводили в сторону. Вениамин оказался в числе десятка отобранных. Их построили цепочкой и повели в сторону деревянных домиков, огражденных двумя рядами колючей проволоки. "Gorngolz" - было написано на воротах.

Оставшихся загнали в товарняк, и их судьба осталась для Вениамина неизвестной. К вечеру парню стало понятно, что на поступление в Академию художеств рассчитывать нечего. Он прибыл прямиком в ад.

Сатаной оказался тот самый офицер со стеком. Остальные фашисты, мужчины и женщины, почтительно обращались к нему "Herr Oberst" и моментально кидались выполнять все его поручения. Ослушников Фридрих Виттенхоф, так звали полковника, карал незамедлительно. На следующий день после приезда Листов увидел, как одна из девочек, затянутых в униформу, сердито дернула плечиком на замечание начальства Вениамин вжался в нары, ожидая, что девчонка получит сейчас по полной программе, но грозный полковник неожиданно рассмеялся и погладил ослушницу по красивым белокурым волосам - То есть его дочка, - объяснил лежавший рядом с Вениамином на деревяшках поляк Янек, - пся крев! Та еще сука, хоть и ребенок, пше прашем, конечно, за выражение Ее Бригиттой зовут А вторая, Лиззи, - воспитанница Скоро Вениамину стало понятно, что Янек прав Хорошенькая Бригитта оказалась намного более злой, чем ее отец. Фридрих проводил исследования на людях, но его интересовала только наука Бригитта помогала отцу, тот учил дочь ремеслу медсестры Девочка могла просто так ударить или, отняв у ослабевшего человека миску с баландой, вывернуть ее ему на голову В голову ей приходили разные замечательные идеи Одну из них Вениамин испытал на себе. Ему отняли совершенно здоровую левую ногу, правда, под наркозом Зато потом рану не зашили - Фридрих хотел изучить процесс заживления обширной поверхности Так вот Бригитта со злорадной усмешкой уронила парню на ногу эмалированный лоток и ухмыльнулась, услышав крик Но, даже мучаясь от безумной боли на шершавых досках, не прикрытых ни матрасом, ни простыней, Вениамин не переставал благодарить господа за то, что тот не дал поместить его в соседний, выкрашенный синей краской барак. Там Фридрих, искавший лекарство от рака, испытывал на людях разные яды В синем домике шансов на выживание не было А еще Вениамин понимал, что оставлен на этом свете только до тех пор, пока не затянется рана на ноге. Как только образуется рубец, Фридрих потеряет к нему всякий интерес, и парня переведут туда, где людям колют цианиды, чтобы выяснить, возможно ли в принципе не умереть, получив такую инъекцию. Поэтому Веня, закусив от боли губу, расковыривал по ночам рану Как-то под утро ему захотелось в туалет Веня с трудом добрался до сортира, расположенного в другом конце лагеря, постоял немного на свежем воздухе, но нужно, опираясь на костыль, прыгать назад Фридрих не разрешал "кроликам" гулять, дозволялось только бегом сноситься до ветру. Но ночью проклятый фашист спал, капо <Капо - старший по бараку, как правило, приближенный к начальству заключенный> тоже давили подушку, и Веня, прислонившись к задней стенке туалета, наслаждался теплым воздухом, ранней весной и первой травкой. Потом, устав, он лег возле сортира До подъема было еще часа два, можно не торопиться.

Вдруг вспыхнули прожектора, забегали немцы, откуда ни возьмись появились грузовики Веня, затаив дыхание, наблюдал за происходящим. Вот из бараков вытаскивают часть узников и швыряют их в машины, вот часовые покидают вышки, а потом врачи вместе с военными отбывают прочь. Лагерь стремительно опустел. Перепуганный Веня не понимал, что происходит, теряясь в догадках, он на всякий случай хотел спрятаться в туалете, но потерял сознание, пришел в себя спустя несколько часов и увидел, как на территорию Горнгольца ворвались танки с красными флагами на башнях. Последнее, что помнил парень, это как огромный дядька в форме солдата Советской Армии берет его на руки и говорит"

- Ну все, вылечат тебя, не журись, сынко!

Через всю жизнь Листов пронес любовь к советским военным. Уже став художником и живя в Москве, он писал картины, где на переднем плане молодой парень в форме спасает ребенка или выносит из огня пожилую женщину. Даже беззубые советские критики порой не выдерживали и обзывали полотна Листова "агиткой Министерства обороны", но Вениамин Михайлович не обращал никакого внимания на тычки и пинки. Командование Советской Армии обожало Листова, и на художника пролился дождь из благ. Он получал генеральский паек, ездил отдыхать в ведомственные санатории и частенько отправлялся в те страны, где имелись группы ограниченного контингента советских войск. Вот только в Германию Листов, несмотря на неоднократные предложения, не ездил ни разу.

Послевоенная судьба Вениамина Михайловича - это благополучная жизнь признанного властями художника. Твердое положение слегка пошатнулось после перестройки, но ненадолго Несмотря на громкие слова о реформе, армия осталась прежней, а Листов продолжал писать свои картины, посвященные воинам-освободителям, словно со страной ничего не случилось. Умер он в глубокой старости, оплакиваемый вдовой, тремя детьми и внуками. Словно в награду за мучения в юности, господь отсыпал Листову в зрелом возрасте щедрой рукой счастье.

- А отчего скончался Вениамин Михайлович? - вклинилась я в плавную речь Ирины Глебовны.

Вдова достала из кармана кофты носовой платок.

- Онкология. В последние годы муж страдал от рака крови, тяжелейшее заболевание. Мы, конечно, сделали все, что возможно, но силы Вени таяли. Потом приятели посоветовали обратиться в лабораторию к Валерию Боярскому, там изобрели какой-то метод, вроде новая химиотерапия, я не врач и плохо разбираюсь в деталях Насколько поняла суть - больному делают инъекции какого-то яда, крайне опасного, но после курса уколов иногда наступает выздоровление Нам терять было нечего Муж все равно умирал, вот и решились на эксперимент. Кстати, очень и очень дорогое удовольствие, одна ампула несколько тысяч долларов стоит, а надо их двадцать. Но ведь ради жизни любимого человека ничего не жаль! Тем более что нам рекомендовала Боярского дочь Лианы Аракеловны Гургеновой.

- Кто? - подскочила я.

- Манана, - принялась объяснять Ирина Глебовна, - дочь Лианы Аракеловны Гургеновой, доктора исторических наук, нашей давней приятельницы. У Лианочки был рак груди Манана носом всю Москву прорыла, выискивая специалистов, и вышла, уж не знаю как, на лабораторию Боярского. Ей провели цикл уколов, и представьте - вылечили! Десять лет еще прожила Лианочка и скончалась от воспаления легких, но онкология-то отступила Ирина Глебовна растрясла "подкожные" накопления и отправила супруга на уколы После пятого Листову стало лучше, он даже начал работать, но потом вдруг наступило резкое ухудшение, и художник скончался.

- Вы не предъявляли претензий Боярскому? - поинтересовалась я.

Ирина Глебовна отложила платочек - Конечно, нет. Профессор с самого начала предупредил нас, что метод полуэкспериментальный, на людях достаточно не опробованный, но мы находились в таком положении, когда человек хватается за соломинку, чтобы спастись. И потом, подписали бумаги о том, что не будем иметь никаких претензий в случае летального исхода. Поймите, Вениамин Михайлович умирал, дни его были сочтены, но я бы никогда не простила себе, что не использовала все возможности для его спасения. Понимаете?

Я кивнула Естественно, понимаю Слава богу, в нашей семье все здоровы, но, случись несчастье, продали бы последнее, желая поставить на ноги любимого человека - Вы не подскажете мне телефон Мананы?

- С удовольствием, а зачем он вам? - полюбопытствовала Ирина Глебовна - Да бабушка у меня в тяжелом состоянии, - лихо соврала я, - может, в лаборатории у Боярского ей помогут.

- Так я могу соединить вас с профессором - Ирина Глебовна мигом проявила ненужную активность.

- Понимаете, - я принялась изо всех сил выкручиваться, - у вас в доме был больной мужчина, мне хочется поговорить с теми, кто выхаживал женщину. Все-таки есть определенные нюансы.. Но, если вам сложно или отчего-то не с руки давать телефон Мананы - Что за глупости! - сердито воскликнула Ирина Глебовна и схватила лежащую на столе трубку. - Мананочка? Здравствуй, детка. У меня сейчас в гостях очень милая девочка, Виолочка, у нее тяжело больна любимая бабушка.

Я терпеливо ждала, пока вдова Листова завершит разговор Наконец Ирина Глебовна положила трубку и сказала:

- У Мананы дома ремонт, она предлагает, чтобы вы подъехали вот по этому адресу, зайдете в кафе "Ромашка". А Мананочка выйдет со службы и подскочит к вам. Мобильный имеете? Тогда позвоните ей, когда доберетесь до "Ромашки". У Мананы на службе сложная пропускная система, ей легче выйти, чем вам войти. Можете отправляться прямо сейчас, она ждет.

Я уставилась на бумажку. Название улицы показалось знакомым.

- Если не секрет, где работает Манана?

- Какие же тут могут быть тайны, - усмехнулась Ирина Глебовна, - Мананочка кандидат исторических наук, она заведует отделом в архиве "Подлинные документы"

Глава 24

Обратный путь до бумагохранилища я проделала почти бегом и потратила около получаса, отыскивая кафе "Ромашка". Наконец, потерпев полное фиаско, я набрала телефон Мананы - Извините, но я никак не пойму, где же эта чертова "Ромашка".

Из трубки послышался смешок:

- Вы сейчас где?

- У входа в архив.

- Бегу.

Спустя десять минут из здания вынырнула молодая, слишком полная, черноволосая, темноглазая женщина.

- Виола? - спросила она, задыхаясь.

- Да, здравствуйте.

Манана ткнула пальцем в соседний дом:

- Вот кафе.

- Но где же вывеска?

- В окошке.

Я пошарила по фасаду глазами и обнаружила небольшой листок с надписью "Ромашка".

- Ну, знаете ли... И как их только клиенты находят!

- Вот как раз от посетителей отбоя нет, - пояснила она, тяжело шагая по тротуару, - тут полно учреждений, и люди в "Ромашку" ходят обедать, кормят здесь великолепно, еда стоит копейки...

Мы устроились за крохотным столиком, и Манана поинтересовалась:

- Что с вашей бабушкой?

Я немного суеверна и считаю, что всякая сказанная ложь становится рано или поздно правдой, но никаких родственниц-старушек у меня нет и не было, если не считать за бабку мать Раисы, к которой меня отправляли на лето, поэтому я смело принялась врать:

- Очень тяжелое положение, но мы хотим использовать все шансы.

Манана отхлебнула кофе, отправила в рот половину эклера и предостерегла:

- Это не панацея. Моей маме помогло, а Вениамину Михайловичу нет. И еще, хочу вас предупредить: лаборатория Боярского на самом деле не является лечебным заведением, там просто ведут научную работу. Лекарство пока не имеет разрешения на применение от Министерства здравоохранения. Вы будете подписывать всякие бумаги, снимающие с ученых ответственность. И, конечно же, цена! Очень и очень, просто запредельно высокая.

- Сколько?

- Одна ампула стоит три тысячи долларов, а уколов, скорей всего, понадобится двадцать. Во всяком случае, столько включает в себя стандартный курс.

- Ох, и ни фига себе! - вырвалось у меня.

- Нам пришлось продать квартиру, - вздохнула Манана, - отличную четырехкомнатную, переехать в крошечную халупу, а разницу потратить на лечение. Но мама-то выздоровела! Вопреки всем прогнозам других врачей. Онкологи только руками разводили - и опухоль ушла, и метастазы, а мамочку до этого считали неоперабельной. Так что в нашем случае метод подействовал, я купила мамочке жизнь, по шесть тысяч долларов за год. И если бы сейчас мне сказали, что нужно отдать все шестьдесят за один месяц, я бы не колеблясь продала себя, чтобы только вновь увидеть маму.

По щекам Мананы полились быстрые слезы. Я молчала.

Сколько людей готово на все, чтобы отсрочить смерть своих близких? Вы сами, поставь жизнь, не дай, конечно, господи, вопрос: квартира или жизнь мужа, что выберете, а? Я так мгновенно бы понеслась в риелторскую контору.

- Поэтому сначала хорошенько подумайте, прежде чем решаться на поход в лабораторию, - предостерегла Манана, - может случиться так, что совершенно зря потратитесь, и бабушка скончается, и жить негде станет.

- Нет уж! - воскликнула я. - Потом совесть замучает! Могла спасти и ничего не предприняла. Манана грустно улыбнулась.

- Мы тоже с мужем так решили, и моя мама целых десять лет еще провела с нами.

- А от чего она умерла?

- От воспаления легких, - пояснила женщина, - иммунитет был ослаблен, вот организм и не выдержал. Хотя мамочка регулярно ездила к Боярскому на обследования. После того как Валерий Петрович спас ее, она доверяла ему, как богу. Чуть заскрипит где, мигом профессору звонить. Он, бывало, засмеется и отвечает: "Голубушка, Лиана Аракеловна, помилуйте, я ведь все-таки не лечащий доктор, хоть и имею медицинское образование, а ученый. Вам лучше к терапевту сходить". Но мама только ему верила и, как это ни печально, потому и умерла.

- Почему?

- Съездила в очередной раз к Боярскому на осмотр, попала под дождик, простудилась и давай Валерия Петровича терзать: как лечиться?

Боярский, привычный к тому, что мнительная Лиана Аракеловна постоянно находит у себя новые и новые болячки, не обратил особого внимания на очередные жалобы и посоветовал народные средства борьбы с нестрашным недугом: обильное питье, мед, малиновое варенье, лимоны, носки с сухой горчицей и ингаляцию над кастрюлей со свежесваренной картошкой. Лиана Аракеловна выполнила предписания, но лучше ей не стало. А когда Манана сообразила, что маму следует везти в больницу, оказалось поздно, развился отек легких.

- Она была полна творческих планов, - грустно рассказывала Манана, - фонтанировала идеями, мечтала написать несколько книг.

- Ничего странного вы не заметили?

- Когда?

- Ну, за несколько недель до смерти. Манана вытащила сигареты.

- Да нет! Все было как всегда. Разве только... Мама сильно поругалась с Вениамином Михайловичем Листовым. Я насторожилась:

- Почему?

Манана пожала плечами:

- Понятия не имею. Мой отец был крупный военачальник, генерал. В начале восьмидесятых годов они с мамой отдыхали в санатории и там подружились с Вениамином Михайловичем и Ириной Глебовной. С тех пор все праздники и отпуска проводили вместе. Когда папа скончался, Листовы очень поддержали нас с мамой, одним словом - это были верные, настоящие друзья. Естественно, едва Вениамину Михайловичу поставили страшный диагноз, мамочка мгновенно отправила его к Боярскому. И знаете, художнику сразу стало лучше, но потом... Он приехал к нам домой один, на такси...

Манана очень удивилась, увидав на пороге старинного приятеля родителей - бледного, с лихорадочно горящими глазами.

- Мама дома? - не поздоровавшись, спросил он. Девушка оторопела. Обычно Вениамин Михайлович являлся с презентами: букеты, конфеты, бутылки. Долго и церемонно приветствовал Манану, целовал ей руку, расспрашивал о жизни, но сейчас, быстро отодвинув, девушку в сторону, почти побежал в комнату к Лиане Аракеловне.

Сначала в квартире стояла тишина, потом Лиана Аракеловна закричала:

- Такого просто не может быть!

- Я видел собственными глазами, - ответил Листов.

- У тебя старческая слепота.

- Нет, Лиана, согласись, кое-что забыть просто невозможно.

- Глупости! Никому не смей об этом рассказывать!

- Нет, я сначала хочу получить доказательства!

- Какие? - завопила Лиана Аракеловна. - Похоже, ты выжил из ума! Они - мои спасители. Кстати, не только мои! Тебе тоже стало намного лучше. Вспомни Колю Зайца! Ведь был уже под крышкой гроба, а Валерий Петрович его вытащил!

Вновь воцарилось молчание, а потом мама и Вениамин Михайлович перешли на свистящий шепот, и Манана уже не могла разобрать слов. В большой тревоге девушка выскочила на секунду за хлебом, а когда, держа теплый батон, вернулась в квартиру, застала драматический финал.

Вениамин Михайлович трясущимися руками пытался натянуть на себя куртку. Около него, словно разъяренная фурия, металась Лиана Аракеловна, мерно выкрикивая:

- Вон, убирайся вон!

- Ты не хочешь мне помочь? - выдавил из себя Листов.

- Я не предаю тех, кто спас мне жизнь! - патетически воскликнула Лиана Аракеловна.

Вениамин Михайлович вылетел на лестничную клетку, потеряв по дороге шляпу.

- Больше он к нам не приходил и не звонил, - вздохнула Манана, - впрочем, скоро Листову стало хуже и он умер.

После похорон друга Лиана Аракеловна несколько дней ходила как в воду опущенная, потом неожиданно попросила дочь:

- Сделай мне пропуск в свой архив.

Манана не слишком удивилась: ее мать была историком, часто читала документы, значит, теперь ей понадобилось нечто из новой книги.

Лиана Аракеловна провела день в профессорском зале и сказала:

- Вот жалость! Нужных бумаг нет.

- Что ты ищешь? - поинтересовалась Манана.

- Архив концлагеря Горнгольц, - ответила та, - только, похоже, он находится в другом месте, надо подумать, в какое еще хранилище могли отправить документы. Ты можешь послать запрос?

Манана выполнила необходимые процедуры и получила неутешительный ответ: архив лагеря Горнгольц на территории России не хранится.

Лиана Аракеловна походила пару дней задумчивая, потом неожиданно поехала в лабораторию к Валерию Петровичу. Вернулась назад она поздно вечером, страшно веселая, поставила на стол купленный торт и заявила:

- Идиот!

- Кто? - спросила Манана, удивленная маминым поведением.

Лиане Аракеловне не были свойственны резкая перемена настроения и истерические выпады.

- Вениамин! - весело ответила мама. - Наплел пять коробов глупостей! Еще хорошо, что у меня хватило ума прямо поговорить с Валерием Петровичем.

- А в чем дело? - не успокаивалась Манана.

- Вспоминать противно, - отмахнулась мать. - Потом как-нибудь...

Но потом так и не наступило, через две недели Лиана Аракеловна скончалась.

- Знаете, что самое удивительное в этой истории? - спросила Манана.

- Нет, - ответила я.

- Вениамин Михайлович ни словом не обмолвился жене о ссоре с моей мамой На его похоронах Ирина Глебовна все повторяла "Вот, Лианочка, что-то мы в последнее время редко встречались, недосуг было Вот что вышло... Теперь уж не соберемся вместе! Нет Венечки, нет..."

- А кто такой Коля Заяц? - спросила я. Манана пояснила:

- Мальчик, вернее, подросток, лет двенадцать ему, кажется Еще и пожить не успел, а такой диагноз. Лиана Аракеловна отправила его к Боярскому. Знаете, у Анны Петровны, матери Коли, денег совсем не было. Она актриса, из неудачливых "Кушать подано" - вот и все роли. Но Боярский такой человек Просто святой! Взялся лечить ребенка бесплатно, и ведь поставил на ноги! Исцелил Колю. Анна Петровна теперь его следы на земле целовать готова!

Анна Петровна... Знакомое сочетание имени и отчества, так же звали женщину, которая изображала из себя санитарку!

- Вы не дадите мне ее адрес?

- Пожалуйста, - пожала плечами Манана, - пишите. Домой я ворвалась еле живая от усталости и обнаружила, что вся семья во главе с Олегом устроилась в гостиной у телевизора. Я прошла на кухню, пошарила по кастрюлям, нашла отварную картошку, отпилила кусок докторской колбасы и, услыхав из комнаты раскаты дружного смеха, побежала к домашним.

- Веселое показывают?

- Умора прямо, - покачал головой Олег, - "Объектив в кустах".

Я принялась уничтожать удивительно вкусную, но уже остывшую картошку. Знаю эту передачу. Ее корреспонденты бродят по улицам с камерами на изготовку и запечатлевают всякие идиотские ситуации, в которые попадают люди. Еще здесь показывают куски из домашних видеозаписей. Ну сел ваш муж, держа в руках тарелку с манной кашей, мимо стула, а вы успели заснять "дивное" происшествие. Мигом отсылайте в передачу "Объектив в кустах", скорей всего, рано или поздно сюжет выйдет в эфир.

Сейчас, например, на экране очень толстая тетя с меланхоличным лицом откусывала от чудовищного бутерброда: целый батон хлеба сверху намазан слоем масла толщиной в палец. Тетка сидела на веранде, в уличном кафе, и была так поглощена едой, что не заметила папарацци, бродивших рядом.

Скажите, ну почему вид толстого человека, самозабвенно поглощающего еду, вызывает пароксизм смеха? Ясное дело, что и тучнику следует подкреплять силы, но стоит моему взгляду упасть на даму, чей рост совпадает с объемом талии, в тот момент, когда она спокойно обедает, как губы начинают растягиваться в улыбке.

- Вот это кусмандель! - веселился Олег. - Мне бы его на неделю хватило!

Я с сомнением покосилась на супруга. Вес моего мужа зашкалил за сто килограмм. Честно говоря, я не слишком волновалась по этому поводу, значит, мне достался на жизненном пути любитель пива и свинины. Но некоторое время назад у Куприна начались сильные головные боли. Он побежал к врачу, и доктор вынес вердикт: развивается гипертоническая болезнь, следует немедленно сбавлять вес.

Те из женщин, которые пытаются избавиться от лишних килограммов, знают, как это трудно. Нужно иметь огромную силу воли, чтобы отказаться от мучного, жирного, жареного, сладкого, в общем, от вкусного и замечательного, и питаться полезным, но отвратительным пюре из шпината и салатом из капусты без всякой заправки. Причем от понимания того, что шпинат и капусту можно смело есть без ограничения, вовсе не становится радостно. Во-первых, этими листьями невозможно наесться, во-вторых, они очень противные.

Но если несчастные женщины ради того, чтобы влезать в брючки на размер меньше, готовы терпеть муки, то мужчинам абсолютно наплевать на внешний вид. Вернее, многие из представителей сильного пола не прочь иметь спортивную фигуру, но как только до них доходит, что им следует ограничить себя кое в какой еде... Вот тут, например, мой муж машет рукой и твердо заявляет, похлопывая себя по животу:

- И вовсе я не толстый, это не пузо, а комок нервов. Работа у меня неспокойная, вот и происходят изменения в весе.

Несколько раз мне удавалось посадить Олега на диету ровно на час. Плотно позавтракав манной кашей с вареньем, выпив пол-литровою чашку кофе с молоком и шестью кусками сахара, Куприн, вынимая сигареты, сообщал:

- Все, теперь сижу на диете.

И действительно, до обеда муж ничего не ел, только наливался сладким чаем. А в четырнадцать ноль-ноль он либо бежал в столовую, либо, что намного хуже, покупал на улице шаурму и съедал с наслаждением, без всяких угрызений совести исходящее жиром мясо, завернутое в лепешку.

Мне кажется, что мужчины в глубине души считают себя истинными красавцами, поэтому перед ними не стоит проблема веса, несчастные женщины же полны дурацких комплексов, отсюда и издевательство над собой.

Но несколько недель назад Олег пришел домой и с порога заявил:

- Ванька Реутов похудел на тридцать килограммов.