Чтение 21–й страницы книги ~Тушканчик в бигудях~

- С таким номером вас ничто не спасет, - заявил Николай.

- Чем вас отпугнула цифра сто тридцать два? - изумился я.

- Если ее на два поделить, выходит число зверя, - сообщил целитель, - шестьдесят шесть.

На секунду все замерли, потом Вера попыталась образумить супруга.

- Вообще-то шестьсот шестьдесят шесть.

- Шестьдесят шесть тоже плохо, - уперся Николай.

- И что делать? - заломила руки Николетта.

- Идти домой и ждать следующего года!

- Ужасно! - завопила маменька. - Вава! Ну с какой стати ты согласился на такой номер! Все из-за тебя.

Вот и славно, нашли того, кто является корнем зла.

- Совершенно нормальное число, - я попытался привести в чувство Николая.

- Нет, я не поеду.

Николетта принялась громко причитать, Вера молча сидела на заднем сиденье, Николай, сопя, стал вылезать наружу. И тут Вера сказала:

- А что, если снять табличку с номером и так поехать?

Николай посмотрел на жену.

- Ну... тогда ничего.

- Ваня, - приободрилась маменька, - быстро отдери номера, и в путь.

- Нельзя, - вздохнул я.

- Почему?

- ГАИ не разрешает.

- Вава! - завопила Николетта. - Сейчас ночь!

Ни одного постового на дороге! Немедленно делай что говорят!

Можете считать меня тряпкой и подкаблучником, но уже через четверть часа мои "Жигули", лишенные всяких опознавательных знаков, летели по шоссе в сторону области. Путь был недолог. В трех километрах от МКАД расположен не слишком большой погост, на котором, по заверению Николая, растет мандрагора.

Когда я уже почти докатил до Кольцевой дороги, Николай снова закричал:

- Стой!

Нога нажала на тормоз.

- Что на этот раз?

- Мы забыли съесть сахар, - вздохнул целитель.

- А зачем нам лакомиться рафинадом? - тоном нянечки, служащей в интернате для умственно отсталых детей, спросил я.

- Вава! - с укоризной перебила меня Николетта. - Объясняла ведь тебе! Мандрагору можно выкапывать лишь в белом костюме, поев сладкого. Неужели забыл?

Да нет, просто не услышал. Долгая жизнь с маменькой приучила меня никогда не вслушиваться в ее речи, главное, во время пространных монологов кивать головой и изредка с самым заинтересованным видом говорить:

- Да, да!

- Едем домой, - велел Николай, - значит, не судьба!

- Вон ларек стоит, - спокойно сообщила Вера, - Иван Павлович, купите сахар.

Я добрался до торговой точки и узнал, что рафинада нет.

Услышав это, маменька и Николай снова впали в истерику, но Вера опять проявила разум.

- Возьмем конфет! Леденцов, там один сахар в составе.

Я принес пакетик.

- Нет, - взвыл Николай, - только не такие!

Целитель начал меня утомлять.

- Чем они плохи? Цифр на пакетике нет, одни буквы!

- Они зеленые!

- Ну да, ментоловые, освежающие.

- Мандрагора боится цвета травы! Можно только красные или белые.

Пришлось снова сгонять в ларек и поменять зеленые на малиновые.

- Всем съесть по четыре штуки, - голосом маршала, готового вступить в бой, объявил Николай.

Маменька и Вера послушно запихнули в рот конфеты, я тоже положил на язык леденцы. Ей-богу, большей гадости я не пробовал, отчего-то сразу началось слюноотделение, как у ротвейлера. Судя по чавкающим звукам, доносившимся с заднего сиденья, у остальных членов отряда возникла та же проблема.

- У тебя есть бумажные платки? - спросила Николетта.

- Закончились, - ответил я, осторожно вытирая губы тыльной стороной ладони.

Маменька принялась возмущаться.

- Налево, - скомандовал Николай, - теперь прямо, прибавь скорость!

- Тут знак, больше тридцати нельзя.

- Ерунда, мы опоздаем! - воскликнул целитель.

- Вава, жми!

- Иван Павлович, поторопитесь...

Я прибавил газу и тут же услышал оглушительный свист. Можете мне не верить, но на пустынной дороге, ночью, оказался гаишник, наверное, такой же ненормальный, как и наша компания.

Парень подошел к машине и рявкнул:

- Сержант Самойлов. Почему нарушаем?

Я полез в бардачок за документами.

- Извините, я очень тороплюсь.

- Куда?

- На кладбище.

- Издеваетесь, да?

- Что вы, чистая правда, - начал оправдываться я, роясь в бардачке.

- Нам надо до рассвета успеть! - вякнула Николетта.

- До крика петухов, - поправил Николай, - как только "ку-ка-ре-ку" раздастся, пиши пропало.

- Жди потом целый год, - вздохнула Вера, - нам только раз в двенадцать месяцев можно предпринять подобное путешествие.

- А почему номеров нет? - вдруг тихо спросил сержант.

- Там число зверя, - пояснил Николай.

Я, не найдя документов, повернулся к гаишнику и, вылезая из машины, сказал:

- Сейчас покажу, они в багажнике лежат.

Луч карманного фонарика ударил мне в лицо, потом переместился внутрь салона. В ту же секунду гаишник по-детски ойкнул и опрометью бросился к своей машине.

- Эй, вы куда? - удивился я. - Подождите, сейчас номера покажу, а потом документы отыщу, они небось за аптечку завалились.

Но сержант двумя огромными прыжками преодолел расстояние до бело-голубой "девятки" и был таков.

Полный изумления, я сел на водительское место и спросил:

- Что это с ним?

- Может, его куда-нибудь вызвали? - предположил Николай. - Ваня, чем ты перемазался?

Я глянул на целителя и ахнул. Кожа вокруг его рта была интенсивно-красного цвета Очевидно, леденец окрасил губы Николая, и целитель, наверное, как и я, вытер их рукой и размазал слюни. Теперь понятно, отчего гаишник задал стрекача. А вы бы как поступили, встретив глубокой ночью на глухой дороге машину, набитую странными людьми в белых одеяниях, с кроваво-красными пятнами вокруг рта, спокойно сообщающими, что им во что бы то ни стало следует попасть на погост до того, как прозвучит первый крик петуха?

Лично я бы унесся прочь на своих двоих, забыв про автомобиль.

- Так мы едем или нет? - начала возмущаться Николетта.

Я воткнул первую передачу, "жигуленок" бойко запрыгал по бетонке.

Естественно, ворота кладбища оказались закрыты на замок.

- Тут должен быть сторож, ну-ка позовите его, - велел Николай.

Все уставились на меня.

- Понятия не имею, где следует его искать, - попытался сопротивляться я.

- А вон там у оврага избушка, - указал Николай, - постучись, дай ему на водку, он и отопрет.

- Отчего бы вам не сходить самому? - Я окончательно вышел из себя.

- Ваня, - неожиданно ласково протянул Николай, - я сейчас буду готовиться к обряду, это дело непростое, энергии понадобится много. Сделай одолжение, пригласи сторожа.

Когда люди разговаривают по-человечески, я моментально иду у них на поводу, поэтому и поспешил к ветхой избенке, больше похожей на собачью будку, чем на жилище человека двадцать первого века. Привратник не боялся лихих людей, дверь в его конуру оказалась незапертой. Я вошел сначала в невероятно грязную кухоньку, заставленную пустыми бутылками всех калибров, затем оказался в комнатенке и понял, отчего хозяин не опасается разбойников. Просто у него нет вещей, на которые может польстится вор. Из обстановки тут были кособокий допотопный гардероб и железная кровать с никелированными спинками.

Любая мебель, прежде чем стать особо ценным антиквариатом, проходит стадию рухляди. То есть, если у вас дома имеется старый стул, не спешите тащить его на помойку. Сейчас, ясное дело, он никому не нужен и дороже рубля не стоит, но лет этак через пятьдесят сей ободранный предмет гордо выставят на аукционе, и он будет стоить кучу денег.

На ложе, прикрытый одеялом, из которого в разные стороны торчали куски ваты, кто-то спал. Я посветил карманным фонариком на кровать, потом осторожно, чтобы не испугать человека, сказал:

- Проснитесь, пожалуйста.

Голова повернулась, чихнула, кашлянула и прохрипела:

- Надоть чаво? Ты, што ль, Петьк? Нетуть ханки, всю выжрал!

- Нет, нет, вы сторож? Ключи от кладбища у вас?

- Ну... да... а ты хто?

- Иван Павлович Подушкин, сделайте одолжение, отоприте ворота, заплачу вам за услуги.

- Ив-в-в-ван Па-а-авлович Подушкин, - неожиданно прозаикалась голова.

Потом одеяло упало на пол. Под ним на голом полосатом матраце обнаружился хлипкий мужичонка в спортивном костюме грязно-канареечного цвета и в огромных, перепачканных землей ботинках. Он уцепился трясущейся рукой за спинку, сел и в ужасе переспросил:

- Хто?

- Иван Павлович Подушкин.

Грязная длань стала быстро совершать крестное знамение.

- Свят, свят, сгинь, рассыпься.

- Будьте любезны, ключи от кладбища при вас? - решил я повторить попытку.

Хотя, похоже, успеха не добьюсь, у дядьки явно белая горячка, иначе с какой стати он трясется, крестится и несет чушь? Продолжая дрожать, ханурик пошарил под подушкой, потом с силой метнул в меня связку.

- Забери и провались в преисподнюю.

Я едва успел отскочить в сторону, а то бы тяжелые ключи на ржавом кольце ударили меня прямо в лоб.

* * *

- Ну, тебя только за смертью посылать, - нудила маменька, - принес?

Я показал связку.

- Вот.

- Отпирай.

Ключ неожиданно легко повернулся в замке, я ступил на дорожку и невольно вздрогнул Интересно, почему на кладбище всегда так неуютно и неприятно?

Вот сейчас стоим в совершенно прелестном месте, пейзаж словно нарисован кем-то из русских передвижников. Могилы, чуть покосившиеся деревянные кресты, слегка оббитые каменные надгробья, тут и там почти распустившаяся зелень на ветках, на небе ярко сияет полная луна, и тишина стоит невероятная. Казалось бы, в этом месте захочется остаться подольше, насладиться покоем. ан нет, отчего-то озноб и холод пробирают до костей, а из глубины души поднимается страх.

- Вера, - шепотом спросила маменька, - теперь что делать?

- Николая ждать, - так же тихо ответила астролог, - он сам все найдет, нам только надо танец сплясать.

- Танец? - насторожился я. - Зачем?

- Иначе мандрагора не дастся.

- А как он ее отыщет? - шипела маменька.

- По приметам.

- Каким?

Чтобы не слушать дурацкий разговор, я пошел по центральной дорожке, читая эпитафии. Впереди замаячило нечто круглое, вроде неработающего фонтана, рядом стояла скамейка. Я опустился на сиденье, достал сигареты и увидел огромный памятник из черного камня с синими сверкающими вкраплениями. Вот уж не думал, что на сельском кладбище можно обнаружить подобную могилу. На полированной плите золотом горела надпись: "Здесь упокоился раб божий Иван сын Павла Подушкина 1882 лета на девяносто пятом годе своей жизни. Господи, уповаем на милость твою, прими в царствие небесное недостойного, но праведного".

Мне стало нехорошо. Первый раз я встретился со своим полным тезкой, и где? На кладбище. Одно утешение, что этот Иван Павлович Подушкин без малого не дотянул до ста лет, может, и мне суждена долгая жизнь? Кстати, вполне вероятно, что мы с ним дальние родственники. Род Подушкиных древний, и было их не так уж много. Ну да о своем генеалогическом древе я уже рассказывал.

Может, здесь сохранилась книга, в которой регистрировали покойных? Интересно бы в ней покопаться... И тут ледяная рука схватила меня за плечо.

- Мама! - от неожиданности заорал я.

- Вава, - недовольно воскликнула маменька, выныривая из-за моей спины, - просила же называть меня Николеттой! Неужели трудно запомнить. Право, если мужчина в возрасте обращается к молодой женщине: "Мама", это звучит по меньшей мере глупо.

- Я просто вскрикнул от неожиданности.

- Кричи сколько угодно и что хочешь, но только не слово "мама", пошли.

Подталкиваемый маменькой, я двинулся по дорожке влево. Ясно теперь, отчего сторож швырнул в меня связку ключей. Я представился ему по полной программе, назвался громко: Иван Павлович Подушкин, вот ханурик, пропивший последний ум, и решил, что видит ожившего покойника. Очевидно, он работает здесь давно и знает уникальные старинные памятники наперечет.

- Ваня, сюда, - толкала меня Николетта, - боже, как с тобой трудно, налево, прямо, стоп!

Но я уже и сам остановился, потому что уперся в забор. Справа по курсу виднелся Николай.

- Живо втыкайте ветки в волосы, - велел он.

Прекрасно понимая, что стану похож - ни больше ни меньше - на тушканчика в бигудях, я тем не менее повиновался и украсился жесткими прутьями, поданными Верой. Затем мы встали в круг, взялись за руки и принялись водить хоровод, Николай безостановочно выл:

- Эхря, махря, бахря...

Может, слова звучали по-иному, но мне они слышались именно так. На небе появилась тонкая светло-желтая полоска.

- Вера, лопату, - приказал Николай.

Жена быстро подала ему совочек, таким дети обычно делают куличики.

Николай отшатнулся:

- Вера! Ты протянула мне его левой рукой.

Супруга быстро исправила оплошность.

- Теперь закрыли глаза и не смотрите на меня, иначе ослепнете! - выкрикнул Николай.

Я зажмурился и окончательно обозлился на себя.

Глупее поведения и не придумаешь.

- Вот она! - завопил целитель.

Я приоткрыл одно веко. Пальцы Николая сжимали корявую штуку, то ли обломок ветки, то ли кусок корня.

- А почему мандрагора не кричала? - некстати проявила любопытство Николетта.

- Потому что добровольно далась, без насилия, - ответил Николай, - поехали домой, берите свечи, надо идти с зажженным огнем до машины.

Обрадованный тем, что глупая затея приближается к концу, я почти побежал к выходу, выскочил за ворота и замер. На лужайке перед погостом стояла группа мужиков, вернее парней самого неприятного вида. Все они, как один, были одеты в черные кожаные куртки и мятые спортивные брюки. Три шикарные иномарки стояли на дороге. Бритые головы повернулись, несколько пар холодных глаз уставилось на меня.

- Ты, что ли, сторож? - спросил один, лениво перекатывая во рту жвачку.

Я дернул головой, пусть понимают, как хотят.