начал крещение. Восприемниками были разряженная, метавшая жеманные взгляды
обер-комендантша и сам генерал-прокурор. Имя новорожденному дали
Александр. Обряд был кончен. Обер-комендантша все металась с ребенком на
руках, глазами и плечами усиливаясь обратить внимание князя на себя и на
свое шуршавшее платье.
подошедшему восприемному отцу. - Как записать в книгу? - спросил отец
Петр. - Кто родители?
должны.
Чесменский.
Вяземский, указывая духовнику на вытянувшегося во фронт обер-коменданта. -
Надеюсь, все исполнится, как повелено.
сильно забилось, когда они через внутренний мостик вступили в особый, со
всех сторон огражденный двор; он понял, что это был роковой Алексеевский
равелин...
полуосвещенным коридором, приблизились к небольшой двери.
опрятная комната. Часовых уже там не было. Свеча у кровати слабо озаряла
из-за особой тафтяной заставки остальную часть комнаты. Воздух был
спертый, с легкой примесью запаха лекарств и как бы ладана. Священник
огляделся и молча ступил за ширму.
священника и, тихо вздохнув, протянула ему руку.
Понимаете меня? Может быть, вам доступнее немецкий язык?
неумело выговаривая, ответил отец Петр, вздрогнув от этого грудного,
разбитого голоса.
меня...
30
оправил густую гриву своих волос и, разглядев образок у изголовья больной,
тихо нагнулся к ней.
французские слова. - Кто ваши родители и где вы родились?
кашляя, пленница. - Что передавала другим, в том была сама убеждена.
добавила о своем детстве, коснулась юга России, деревушки, где жила,
Сибири, бегства в Персию и пребывания в Европе.
православною, хотя доныне, вследствие многих причин, была лишена счастья
исповеди и святого причастия... Я много грешила; искавши выхода из своего
тяжелого положения, сближалась с людьми, которые меня только обманывали...
О, как я вам благодарна за посещение!
кем, откройте мне и господу, составлен ваш манифест к русской эскадре?
проговорила больная. - Тайные друзья меня жалели... старались возвратить
мои утерянные права.
обман или правда? и если обман, то в такое мгновение!"
вечность... покайтесь... между нами один свидетель - господь.
стискивала у рта платок.
обратя угасший взгляд на стену к образку, - уверяю и клянусь, все, что я
сообщила вам и другим, - истина... Более не знаю ничего...
передаете, так мало вероятно.
покатились по ее бледным, страшно исхудалым щекам.
приподнялась, ухватилась за грудь, за кровать и в беспамятстве упала.
Обморок длился несколько минут. Отец Петр, думая, что она умирает, набожно
шептал молитву.
раз... дайте отдохнуть...
священник, - поздравляю. Господь милосерден, еще будете жить... для него.
Глаза смутно глядели в сторону, вверх, куда-то мимо этой комнаты,
крепости, мимо всего окружавшего, далеко...
и, отложив таинство причастия, вышел.
приобщили?
карету и уехал из равелина.
крепость. Арестантке стало хуже.
- Заклинаю вас богом, будущей жизнью!
умирающая, - с юных лет я гневила бога и считаю себя великою, нераскаянною
грешницей.
крестя ее, священник, - но твое самозванство, вина перед государыней,
сообщники?
прошептала коснеющими устами пленница.
была неподвижна, как бы бездыханна.
31
человек из личных выгод; но умирающий... при последнем вздохе... и после
таких лишений, почти пытки!.. Что, если она неповинна, не обманщица?
Помнит детство, твердит одно... Ведь она здесь и, в самом деле, пока
единственный свой свидетель. Ее ли вина, если ее доказательства шатки,
даже ничтожны".
он растопил печь, запер дверь, вынул дневник Концова, снова посмотрел
рукопись, вложил ее в чистый лист бумаги, перевязал его шнурком и
запечатал, надписав на оболочке: "Вскрыть после моей смерти". Этот сверток
он положил на дно сундука, где хранились его другие сокровенные бумаги и
рукописи, и, едва замкнул сундук, в дверь постучались.
Варя. - Вы встревожены, другой день куда-то ездите... где были?..
меня?" - мыслила она.
великодушно простите, - обратился священник к Ракитиной, - времена
смутные... привезенную вами рукопись опасно держать в доме... вы
собираетесь уехать, но и в деревне не безопасно... уж извините старику...
пеняйте, сударыня, на меня, только я ваши листки...
растопленную печь.