между рывками, Боб повернул ко мне голову.
каким дурацким делом мы занимаемся.
Мы решили, что не мешает опутать зверя еще одной веревкой на случай, если
первая лопнет, побежали домой и разбудили Мак-Турка. Затем, прихватив с
собой веревок, вернулись к реке.
выбился из сил. Мак-Турк забрался в лодку, чтобы отвлечь его внимание, а я
спустился с утеса, с величайшей осторожностью накинул на его челюсти петлю и
туго затянул ее. Обезопасив себя от его челюстей, мы стали действовать
уверенней; теперь приходилось остерегаться лишь его хвоста. Вторую петлю мы
затянули у каймана на груди, а третью на толстом основании его хвоста. Пока
мы затягивали его в этот корсет, он дернулся раз-другой, но без особого
ожесточения. Убедившись, что веревки надежно держат его, мы разошлись по
своим гамакам и поспали урывками до рассвета.
кучу дел. Всех животных, за исключением муравьеда, мы доставили в джипе
через саванну к взлетно-посадочной полосе и оставили там под присмотром
индейца. После этого мы приступили к главному: надо было опутать каймана
веревками и вытащить на берег, чтобы можно было быстро погрузить его на
джип, когда прилетит самолет.
лапы, и это далось нам без труда, но потом пошли дела посложнее: надо было
подвести под каймана длинную доску и привязать его к ней. С этим прибилось
повозиться: кайман лежал на мелководье и почти все его тело и хвост ушли в
грязь; в конце концов пришлось вытолкнуть его на глубину и уже там подводить
доску. Наконец мы привязали каймана к доске и стали выволакивать его из воды
на крутой берег, и это был долгий и тяжкий труд.
час. Берег был топкий и скользкий, мы то и дело падали, и всякий раз
чудовищно тяжелое тело каймана сползало вниз на несколько драгоценных
дюймов, отвоеванных нами у берега. В конце концов, обливаясь потом, мокрые и
грязные с головы до ног, мы переволокли каймана через гребень берегового
откоса и положили на траву.
туловище, а блестящий чешуйчатый хвост с доброе дерево толщиной бугрился
твердыми, как железо, мускулами. Его спина и затылок были покрыты большущими
шишками и наростами, а хвост увенчан высоким зазубренным гребнем,
составленным из треугольных чешуи величиной с мою ладонь. Верхняя часть его
тела была пепельно-серая с пятнами зелени в тех местах, где еще держался
речной ил, брюхо ярко-желтое. Немигающие глаза были величиной с грецкий
орех, глянцевито-черные, с яростной золотистой филигранной сеткой. В общем
зверь что надо.
джип, чтобы везти его к взлетно-посадочной полосе: издали уже доносилось
гудение самолета. Разумеется, муравьед изо всех сил затруднял нам нашу
задачу: шипел, фыркал и размахивал лапищами при посадке и во время переезда
через саванну. Мы сильно задержались и, подъезжая к посадочной полосе,
увидели, что самолет уже садится. Я побежал к самолету и с облегчением
убедился, что Смит прислал нам целую кучу ящиков. Времени терять не
приходилось: надо было срочно рассадить по ящикам животных и съездить за
кайманом.
Бобу.
этой процедуре и пустился галопом вокруг ящика. Тщетно пытался я остановить
его и затолкать вовнутрь. Через несколько минут нам обоим понадобилась
передышка, и мы остановились. Я в отчаянии озирался по сторонам, взывая
взглядом о помощи. Но Бобу было не до меня: он по уши увяз в капибарах. Они
страшно испугались самолета и теперь стремительно кружились вокруг Боба по
все убывающим спиралям, наматывая на него слои веревок, а Боб, словно
шпулька, вертелся вокруг собственной оси. На мое счастье, тут подоспел
Мак-Турк, и мы вдвоем затолкали муравьеда в ящик. Затем мы распеленали Боба,
рассадили по ящикам капибар и вместе с прочими животными погрузили их в
самолет. Когда со всем этим было покончено, Мак-Турк с мрачным видом подошел
ко мне.
партию мяса.
доказывал пилоту, что кайман будет едва заметен в самолете, и даже
соглашался сидеть на нем во время полета, чтобы освободить место для мяса,
но пилот оставался неумолим.
Сделайте в Джорджтауне необходимые приготовления и дайте мне знать.
гаргантюанца-каймана и, испепеляя взглядом пилота, сел в самолет.
Мак-Турк помахал нам на прощание рукой. Мы поднимались в воздух; внизу под
нами простиралась саванна, крохотная фигурка Мак-Турка шагала к джипу вдоль
мерцающей реки, той самой, в которой остался кайман; темнела, где уже, где
шире, полоска деревьев. Затем самолет круто развернулся и мы начали
удаляться от Каранамбо. Далеко впереди смутно вырисовывалось начало большого
лесного массива, прорезанного лентами текущих к океану рек; позади,
безбрежная и неподвижная, лежала саванна, золотисто-зеленая, серебрящаяся
под солнцем.
как следует устроены в клетках и вполне освоились со своим новым положением.
После просторов Рупунуни нам с Бобом было тесно и непокойно в городе, и мы
решили как можно скорее выбраться из него. В одно прекрасное утро Смит с
крайне самодовольным выражением подошел ко мне.
ручьев за Чарити? - спросил он. Я ответил, что действительно подумывал об
этом.
проводника. Первоклассный охотник, знает район и местных жителей. Уверен, он
добудет нам что-нибудь хорошенькое. Уж он-то знает, где чего.
фигурой напоминавший кокосовый орех индиец с льстивой улыбкой, обнажавшей
сверкающий ряд золотых зубов, с трясущимся, похожим на кучевое облако
брюшком и жирным, липким смехом, от которого он весь колыхался, словно
трясина. Одет он был в безупречно сшитые брюки и розовато-лиловую шелковую
рубаху. Он совсем не походил на охотника, но, поскольку мы так и так
собирались в край ручьев, а он уверял, что многих там знает, я решил, что
взять его с собой не повредит. Мы условились, что он присоединится к нам
завтра у парома.
сочных маслянистых улыбок и ослепляя меня блеском зубов. - Я добуду вам
столько зверей, что вам некуда будет их девать.
Кан, - учтиво ответил я.
мистер Кан встретил нас, как маяк, сверкая зубами, оглушительно хохоча над
собственными остротами, организуя и устраивая все подряд и с невероятным при
его тучности проворством перескакивая с места на место. Посадка на паром уже
сама по себе дело хлопотное, но, когда мы обрели помощника в лице мистера
Кана, все превратилось в сущий цирк. Он кричал, обливался потом, громко
смеялся и без конца ронял вещи, и, когда мы наконец погрузились, мы едва
дышали от изнеможения. Однако это нисколько не пошатнуло жизнерадостности
мистера Кана. Во время переправы он рассказал нам о том, как его папаша,
купаясь в реке, подвергся нападению чудовищного каймана и спасся лишь тем,
что пальцами выдавил ему глаза.
вариантах, и она не произвела на нас ожидаемого впечатления. Мистер Кан явно
принимал нас за простофиль. Этого нельзя было так оставить, и я тут же
отплатил ему рассказом о том, как на мою бабушку напал бешеный дромадер и
она голыми руками задушила его. К сожалению, мистер Кан не знал, что такое
дромадер, и моя попытка отплатить той же монетой успеха не имела. Похоже
даже, вместо того чтобы заставить его заткнуться, она вдохновила его на
новые россказни, и, подъезжая в расшатанном ветхом автобусе к Чарити, мы,
словно в гипнотическом трансе, слушали эпос о том, как дедушка мистера Кана
сразил тапира: он вскочил зверю на спину, зажал ему ноздри, и бедняга
задохнулся. Мистер Кан выиграл первый раунд, в этом не было никакого
сомнения.
Померун, дорога тут кончалась. Это был в своем роде последний форпост
цивилизации, никакого удобного сообщения дальше уже не было. От Чарити к
венесуэльской границе, словно трещины на зеркале, расходится лабиринт водных
путей, ручьев, речек, затопленных долин и озер, обследовать которые можно