дьявол. Мой бедный сынок и тут-то едва не попал к нему в лапы, а уж что
будет, когда он сам полезет ему в пасть, и подумать-то страшно.
такой взгляд на вещи. До сих пор она успела подумать единственно о своем
горе от разлуки с ненаглядным сыночком. - Отец, коли ты так считаешь,
придержи его дома, у нас на глазах, так оно вернее будет.
не знаем, где он и чем он занимается, а еще и часа не прошло, как он нас
покинул. Нет, матушка, он уже слишком большой мальчик, чтобы его можно было
усадить обратно в люльку или удержать дома, положив поперек крыльца стул
вверх ножками.
руках! Горек, ох как горек был день, когда я отняла его от груди, и мне
кажется, что с каждым его новым шагом к совершеннолетию дни мои становились
все горьче и горьче.
подарившее тебе такого большого сына, ростом аж в пять футов одиннадцать
дюймов, и такого здорового, что он даже ни разу не болел. Не пристало нам
осуждать его за легкомыслие, правда, Бесси, крошка? Он вернется через год
или чуть больше и мирно заживет в тихом городке с милой женушкой, которая
сейчас сидит не так уж далеко от меня. А как мы состаримся, то продадим
ферму и купим домик рядом с домом адвоката Бенджамина.
успокоить своих женщин. Но из всех троих именно он дольше всех не засыпал в
ту ночь, и дурные предчувствия терзали его куда сильней, чем их.
его, - вот какие мысли не давали ему уснуть до рассвета. - С ним что-то не
так, иначе все кругом не смотрели бы на меня с такой жалостью, едва лишь
разговор заходит о нем. Я-то понимаю, что это значит, но гордость не дает
спросить. И адвокат Лоусон тоже все больше отмалчивается, когда я справляюсь
у него, как там дела у моего паренька и хороший ли выйдет из него законник.
Смилуйся Господь, над Хестер и надо мной, если наш сын сбился с пути!
Смилуйся, Всевышний! Но может, это просто бессонница навевает на меня всякие
страхи. В его возрасте я тоже мог просадить все деньги, что только попадали
мне в руки. Но я сам зарабатывал их, а это совсем иное дело. Что ж! В наши
лета тяжело воспитывать дитя, а мы слишком медлили с тем, чтобы им
обзаводиться!
повидаться с мистером Лоусоном. Любого, кто видел бы, как он выезжал со
двора и как вернулся, поразила бы произошедшая с ним перемена - перемена,
столь сильная, что ее нельзя было объяснить просто усталостью, естественной
для человека в его возрасте после слишком тяжелого дня. Он едва держал
поводья в руках, так что Могги могла бы одним рывком вырвать их. Склонив
голову на грудь, он долгим немигающим взглядом смотрел на что-то, видимое
ему одному. Однако подъезжая к дому, Натан попытался собраться с силами.
ни молод, вот уж не думал я, что он так бестолков. Что ж, глядишь, Лондон
прибавит ему ума. Да и в любом случае, лучше поскорее отослать его подальше
от таких дурных парней, как Уилл Хокер и его дружки. Это они сбивают моего
сына с толку. Он был славным мальчиком, покуда не свел знакомства с ними,
ей-ей, таким славным мальчиком.
время забыть о тревогах. Обе женщины тянули руки, чтобы помочь ему снять
куртку, но Натан отстранил их.
не в силах без посторонней помощи? Я чуть не зашиб тебя, малышка, - и он
продолжал болтать, стараясь хоть на время удержать их от расспросов о том,
что занимало сердца всех троих. Но тяни - не тяни, вечно оттягивать
невозможно, и жене неустанными расспросами удалось вытянуть из него куда
больше, чем он сперва собирался рассказать, и более, чем достаточно, чтобы
горько опечалить обеих слушательниц - но все же самое худшее славный старик
схоронил в глубине души.
неделю-другую прежде, чем пуститься в свой великий поход в Лондон. Отец его
держался с ним отчужденно, важно и печально. Бесси же, которая сперва
всячески выказывала свой гнев и наговорила Бенджамину немало резких слов,
постепенно начала даже обижаться на дядю. Ну зачем он так долго упорствует и
все еще суров с сыном? Бенджамин ведь вот-вот уедет. Что до ее тети, то она
трепетно хлопотала вокруг комодов и ящиков для белья, словно боялась хотя бы
на миг задуматься о прошлом или будущем. Лишь раз или два, подойдя к
сидящему у камина сыну, она внезапно склонялась над ним и целовала в щеку
или гладила по голове. Впоследствии - много лет спустя - Бесси вспоминала,
как в один из этих разов он с нервным раздражением отдернул голову и
пробормотал - его мать не слышала этих слов, зато Бесси слышала:
Никакое другое слово не может так точно описать его манеру: не тепло, не
нежно, не по-братски, но с претензиями на безукоризненную вежливость по
отношению к ней как к привлекательной молодой особе. Но учтивость эта
совершенно терялась во властной и грубоватой манере держаться с матерью или
угрюмом молчании перед отцом. Пару раз он даже рискнул отпустить кузине
комплимент по поводу ее внешности. Бесси замерла, изумленно глядя на него.
Неужто они так изменились с тех пор, как ты последний раз видел их? Уж лучше
бы помог матери найти оброненные спицы - ты, что, не замечаешь, что бедняжка
плохо видит в потемках?
как он о них и думать забыл, и все гадала, какие же на самом-то деле у нее
глаза. Много дней после его отъезда она жадно вглядывалась в маленькое
овальное зеркало, что обычно висело на стене ее крохотной комнатенки (но по
такому поводу Бесси снимала его), придирчиво рассматривая глаза, которые он
так нахваливал, и бормоча про себя: "Миленькие ласковые серые глазки!
Хорошенькие серые глазки!" - пока наконец не вспыхивала, точно маков цвет, и
со смехом не вешала зеркало обратно на стену.
город под названием Лондон - Бесси старалась забыть все дурное в нем, все,
что шло вразрез с тем, как, по ее мнению, примерному сыну подобало чтить и
уважать своих родителей - и многое, ох как многое, приходилось ей забывать.
Например, сколь презрительно он отверг домотканные и самошитые рубашки, над
которыми с такой радостью трудились его матушка и сама Бесси. Правда, он мог
не знать - нашептывала ей любовь - с каким тщанием прялись тонкие и ровные
нити, как, отбелив пряжу на солнечном лугу и соткав ее, любящие женщины
снова раскладывали полотно на душистой летней траве и оно ночь за ночью
омывалось чистой росой. Он не знал - никто, кроме Бесси не знал - сколько
неуклюжих или неверных стежков, которые не могли распознать ослабевшие глаза
его матери (невзирая на немощь, она упорно желала делать все самое главное
сама) потом, по ночам, перешивала Бесси в своей комнате, проворными пальцами
нанося новые стежки. Всего этого он не знал - иначе ни за что не стал бы
пенять на грубую ткань и старомодный покрой этих сорочек, иначе ни за что не
стал бы вымогать у старой матушки деньги, отложенные с продажи яиц и масла
на покупку модного льна в Хайминстере.
сбережения Хестер вышли из своего хранилища - старого чайника - на белый
свет, что девушка не знала, как часто и с каким трудом ее тетя, бывало,
пересчитывала эти монеты, то и дело ошибаясь, путая гинеи с шиллингами,
сбиваясь и начиная сызнова, так что редко насчитывала один и тот же итог. Но
Бенджамин - этот единственный сын старой четы, эта надежда, эта любовь -
имел еще некую странную, завораживающую власть над всеми домочадцами.
Вечером накануне отъезда он сидел между родителями, держа их за руки, а
Бесси притулилась на своей старенькой табуреточке, положив голову на тетины
колени и время от времени поглядывая снизу на лицо кузена, точно всем
сердцем вбирая в себя милые черты, пока взгляды их случайно не встречались -
а тогда она лишь отводила глаза и вздыхала украдкой.
как женщины разошлись по спальням. Да, по спальням, но не ко сну - ручаюсь
вам, что седая мать ни на мгновение не сомкнула глаз, пока на улице не
забрезжили первые лучи хмурого осеннего дня, а Бесси, лежа без сна, слышала,
как тяжелые неторопливые шаги ее дяди поднимаются наверх, как он достает
старый чулок, служивший ему банком, и отсчитывает оттуда золотые гинеи - на
миг он остановился, но тут же продолжил счет, словно решив одарить сына
по-царски. Еще одна длинная пауза, во время которой девушка смутно различала
какие-то слова - совет ли, молитву ли, ибо голос принадлежал ее дяде - а
затем мужчины отправились спать. Комнатка Бесси отделялась от спальни ее
кузена лишь тоненькой деревянной перегородкой, и последним звуком, что
различила она прежде, чем ее уставшие от плача глаза наконец сомкнулись -
это мерное позвякивание гиней, точно Бенджамин играл отцовским подарком в
расшибалочку.
немного проводить его по дороге до Хайминстера. Девушка проснулась ни свет
ни заря, заранее сложила всю одежду на постели - но не могла пойти с ним без
приглашения.
рвением погрузились в дневные труды, но почему-то, когда настал вечер,
оказалось, что сделано ими совсем немного. Нелегко работать с тяжестью на
душе, и кто скажет, сколько тревог, забот и печали унес каждый из них в
поле, за прялку, в коровник. Прежде Бенджамина ждали домой каждую субботу,
ждали, хотя он мог вовсе и не прийти, или же, если и приходил, то разговоры
велись такие, что визит этот не был в радость. Но все равно он мог прийти и
все могло быть хорошо, и тогда, на закате дня, как счастливы были эти
простые люди. Но теперь он уехал, наступила унылая зима, зрение стариков все