ГЛАВА VIII - За решеткой
какого-нибудь прохожего и спросить, что помещается за этими воротами, но уже
несколько человек прошли мимо, а он все медлил, потому что их лица как-то не
располагали к расспросам. Вдруг из-за угла вышел небольшого роста старичок и
направился прямо к воротам.
несомненно, было для него чревато опасностями при путешествии по более
оживленным кварталам Лондона. Одет он был бедно и грязно: ветхий, некогда
синий сюртук, чуть не до пят длиной, был застегнут наглухо и у самого
подбородка скрывался под бренными останками бархатного воротника. Полоса
красного коленкора, служившая покойнику опорой при жизни, теперь вылезла
наружу и торчала дыбом, вместе с краями порыжелого галстука ероша
всклокоченные седые лохмы на затылке носителя этого одеяния и ежеминутно
грозя сбить с него шляпу. Под стать была и шляпа - засаленная, вытертая до
блеска, с мятыми, обвисшими полями, из-под которых торчал кончик рваного
носового платка. Старик переступал, волоча ноги, как слон; но была ли его
походка такой от природы, или же ее затрудняли огромные, неуклюжие башмаки и
чересчур длинные, мешковатые панталоны - этого никто не мог бы сказать с
определенностью. Под мышкой он нес продавленный вытертый футляр с каким-то
духовым инструментом, а в руке у него был крошечный бумажный фунтик с
нюхательным табаком, и как раз в ту минуту, когда его заметил Артур Кленнэм,
он неторопливо, стараясь, видимо, растянуть удовольствие, подносил понюшку
табаку к своему жалкому сизому стариковскому носу.
плеча, когда он уже входил в ворота. Старик оглянулся и уставился на Артура
подслеповатыми серыми глазами с растерянным выражением человека, мысли
которого блуждали где-то очень далеко и который к тому же туговат на ухо.
Артур повторил вопрос:
пальцами, в которых была зажата понюшка табаку, не успевшая дойти по
назначению. - Это Маршалси, сэр.
к точности. - Да, сэр, долговая тюрьма.
- позвольте задать вам еще один вопрос. Сюда каждый может войти?
слышалось: "но не каждый может отсюда выйти".
взглядом давая понять, что считает подобное любопытство неуместным. - Да,
сэр, часто.
самые добрые побуждения. Не приходилось ли вам слышать здесь фамилию Доррит?
предполагал того, что мне сейчас сообщили; надеюсь, вы поверите, что в
противном случае я не взял бы на себя смелость обратиться к вам. Я только
что воротился в Англию после многолетнего отсутствия. В доме моей матери,
миссис Кленнэм, я встретил молодую девушку, швею, которую и в глаза и за
глаза зовут не иначе, как Крошка Доррит. Эта девушка возбудила во мне
живейший интерес, и мне очень хотелось бы разузнать о ней поподробнее. За
несколько минут до нашей с вами встречи я видел, как она вошла в эти ворота.
когда Артур в ответ отрицательно покачал головой. - Нет? По вашему
загорелому лицу вас можно принять за моряка. А вы со мной не шутите, сэр?
сомневаться в моих словах.
голосом. - Я прохожу по ней, как тень по циферблату солнечных часов.
Обмануть меня не велика заслуга; слишком это легко, и хвалиться тут было бы
нечем. Молодая девушка, о которой вы говорите, - дочь моего брата. Мой брат
- Уильям Доррит, а я - Фредерик. Вы говорите, что встретили мою племянницу в
доме вашей матери (я знаю, что ваша мать оказывает ей покровительство),
почувствовали к ней интерес и хотите знать, что она делает здесь, в
Маршалси. Пойдемте со мной, и вы увидите.
через плечо, - уже много лет живет здесь; и по соображениям, о которых мне
незачем распространяться, мы не посвящаем его во все подробности жизни за
этими стенами, даже если эти подробности касаются нас самих. Прошу вас, не
заговаривайте о том, что моя племянница ходит по домам шить. Прошу вас, не
заговаривайте вообще ни о чем, кроме тех предметов, о которых станем
говорить мы. Соблюдая эту предосторожность, вы не рискуете сделать промах. А
теперь - пойдемте.
массивная дверь. Загремел в замке ключ, и дверь медленно отворилась. Они
очутились в помещении, служившем, по-видимому, чем-то вроде привратницкой
или караульни; в глубине была другая дверь, а дальше решетка, за которой
начиналась тюрьма. Старик по-прежнему брел впереди, и когда они проходили
мимо дежурного сторожа, медленно повернулся к нему всем своим понуро
сгорбленным, окостеневшим телом, как бы безмолвно представляя своего
спутника. Сторож кивнул головой, и спутник прошел за решетку, не будучи даже
спрошен, к кому направляется.
мерцавшие в окнах тюремных строений за убогими занавесками и ветхими
шторами, не в силах были разогнать тьму. Кой-где еще маячили человеческие
фигуры, но большинство обитателей тюрьмы, как видно, сидело в этот час дома.
Старик, очутившись во дворе, сразу взял вправо, и дойдя до третьей или
четвертой двери, вошел и стал подниматься по лестнице.
так что идите смело.
одной из дверей. Наконец он повернул ручку, дверь отворилась - и в то же
мгновение Артуру Кленнэму стало ясно, отчего Крошка Доррит всегда старалась
пообедать вдали от чужих глаз.
принесла домой и теперь подогревала на ужин отцу, сидевшему за столом в
поношенном сером халате и черной ермолке. Стол был накрыт чистой белой
скатертью; нож, вилка, ложка, солонка, перечница, стакан и оловянная кружка
с пивом - все находилось на своих местах; не были забыты даже особые
приправы для возбуждения аппетита - кайеннский перец в маленькой скляночке и
на пенни пикулей в фарфоровом блюдце.
поспешным легким движением руки и взглядом, еще более красноречивым, чем это
движение, просил ее успокоиться и не бояться его.
начал дядя. - Я встретил его у наружных ворот; оказавшись поблизости, он
хотел, засвидетельствовать тебе свое почтение, но не знал, удобно ли это.
Мой брат Уильям, сэр.
глубокое уважение, которое я питаю к вашей дочери, объяснит и оправдает в
ваших глазах мое желание быть вам представленным.
встав из-за стола и приподняв свою ермолку над головой. - Добро пожаловать,
сэр, - тут был отвешен поклон. - Фредерик, кресло гостю! Прошу садиться,
мистер Кленнэм.
эта церемония была проделана с курьезной смесью величия и благосклонности.
Так он привык принимать пансионеров.
приходилось мне приветствовать в этих стенах. Вам, может быть, известно -
хотя бы со слов моей дочери Эми - что меня называют Отцом Маршалси?
дочь, сэр, примерная дочь; она давно уже служит мне поддержкой и утешением.
Эми, дитя мое, ты можешь подавать ужин; мистер Кленнэм поймет, что
обстоятельства вынуждают нас здесь к известной простоте нравов и не взыщет.
Осмелюсь спросить, сэр, не окажете ли вы мне честь...
изумлялся, видя, насколько тот далек от мысли, что дочь предпочла сохранить
в тайне печальную историю семьи.
предметы, которые ему могли понадобиться за едой, и, поставив перед ним
тарелку с жареным мясом, сама села рядом. Должно быть для того, чтобы не
нарушать заведенного обычая, она и себе поставила тарелку, на которую
положила кусок хлеба, и раз или два пригубила из отцовского стакана; но
Артур видел, что она глотка не может сделать от волнения. В ее взгляде,
устремленном на отца, восхищение и гордость смешивались со стыдом, но больше
всего было в нем преданности и любви, и этот взгляд невольно хватал Артура
за душу.