тон, но поскольку старик, кивнув, повторил еще раз: "Я запомню. В пятницу
утром", у него не было никаких оснований задерживаться здесь, и он
простился, не скупясь на сердечные излияния и комплименты по поводу
прекрасного вида своего любезнейшего друга, после чего отправился вниз -
сообщить мистеру Брассу о только что состоявшихся переговорах.
дому, заглядывал то в одну, то в другую комнату, словно прощаясь с ними, но
ни единым словом не касался ни своего утреннего разговора с карликом, ни
того, что теперь им надо подыскивать себе какое-то новое пристанище. Смутная
мысль все же маячила где-то в глубине его сознания: внучка несчастна, о ней
надо позаботиться. И он нет-нет да прижимал ее к груди и утешал, говоря, что
они всегда будут неразлучны. Но отдать себе ясный отчет в том, каково их
положение, он, видимо, не мог и проявлял все ту же безучастность и апатию,
которые оставил в нем недуг, поразивший не только его тело, но и разум.
что сравнивать смерть со сном. Какое неуместное уподобление! Кто видел в
тусклых глазах слабоумных стариков светлый, жизнерадостный блеск, веселье,
не знающее удержу, искренность, не боящуюся холодной острастки, неувядающую
надежду, мимолетную улыбку счастья? Кто находил в застывших безобразных
чертах смерти безмятежную красоту сна, который вознаграждает нас за прожитый
день и сулит мечты и любовь дню грядущему? Сличите смерть со сном - и кто из
вас сочтет их близнецами? Посмотрите на ребенка и слабоумного старика и
постыдитесь порочить самую светлую пору нашей жизни сравнением с тем, в чем
нет ни малейшей прелести, ни малейшей гармонии.
когда они с Нелли молча сидели у себя, в нем произошла какая-то перемена.
зеленое и ветвистое для такого унылого места, - и листья его, трепеща на
ветру, отбрасывали зыбкую тень на белые стены комнаты. Старик смотрел на ее
кружевной узор до самого захода солнца. Наступил вечер, на небо медленно
выплыла луна, а он все сидел и сидел у окошка.
зеленые листья и этот спокойный свет - правда, льющийся из-за крыш и дымовых
труб. Они наводили на мысли о тихом местечке где-нибудь далеко-далеко
отсюда, на мысли об отдыхе и покое.
нарушить молчание. Но вот слезы полились у него из глаз - слезы, при виде
которых ей сразу полегчало, - и он взмолился: - Прости меня!
на колени. - Дедушка, за что я должна тебя простить?
сделал, когда мною владел этот дурной сон!
о чем-нибудь другом.
несколько месяцев назад... месяцев, или недель, или дней?.. Когда это было,
Нелл?
благословит тебя за это господь, Нелл!
Только давай говорить тихо! Тес! Если Эти люди там, внизу, услышат нас, они
скажут, что я лишился разума, и тебя отнимут у меня, Нелл! Мы больше не
останемся здесь, ни одного дня. Мы уйдем далеко-далеко!
никогда больше не вернемся сюда, никогда больше не вспомним о нем. Лучше
исходить босиком весь мир, чем жить здесь!
лесам, по берегам рек - там, где незримо обитает господь, и положимся во
всем на его волю! Лучше ночевать под открытым небом, - вон оно посмотри,
какое чистое! - чем задыхаться в душных комнатах, в плену забот и тяжелых
сновидений. Мы с тобой еще узнаем радость и счастье, Нелл, и забудем
прошлое, словно его и не было.
старик. - Давай уйдем завтра утром, пораньше, так чтобы никто нас не увидел,
никто не услышал... уйдем и никому не скажем куда, не оставим никаких
следов. Бедняжка моя, Нелл! Какая ты бледная! Сколько слез пролили твои
глаза, сколько ты провела бессонных ночей - и все из-за меня! Да, да! Из-за
меня! Но подожди! Мы уйдем отсюда, и ты снова оживешь, снова повеселеешь.
Завтра утром, родная, чуть свет, мы покинем эти печальные места и будем
свободны и счастливы, как птицы.
что отныне они всегда будут вместе и не разлучатся до тех пор, пока смерть
не у несет одного из них.
жажде и страданиях не тревожили ее.
избавление от бессердечных людей, омрачавших своим присутствием и без того
тяжелую для нее пору, надеялась на то, что к старику снова вернется здоровье
и душевный покой и жизнь их снова будет полна безмятежного счастья. Солнце,
ручейки, луга, летние дни - вот что рисовалось ее воображению, и ни одного
темного пятна не было на этой радужной картине!
уложила в корзинку одежду для себя и для деда, взяв на дорогу что похуже -
как им, бездомным странникам, и подобало теперь. Не забыла и палку -
подспорье для старческих ног. Но это было не все, - оставалось еще в
последний раз обойти дом.
часто рисовала себе мысленно! Да и можно ли было думать, что эта минута
принесет ей чувство торжества! Разве воспоминание о прошлых днях пусть
печальных и одиноких - не переполнило теперь до краев ее сердце, укоряя его
в черствости! Она села к окну, где провела столько вечеров, гораздо более
мрачных, чем сегодняшний, - и все былые надежды, все мимолетные радости,
посещавшие ее здесь, ожили сами собой, мгновенно стерев и былую тоску и
былую печаль.
своих молитвах то счастье, которое, кажется, забрезжило сейчас! Ее маленькая
каморка, где она так мирно спала и видела такие светлые сны! Как тяжело, что
туда нельзя даже зайти, нельзя окинуть ее признательным взглядом и поплакать
на прощанье. Там остались кое-какие вещи - жалкие безделушки, но ей так
хотелось бы взять их с собой! Увы! Теперь это невозможно!
сама не зная почему, решила, что ее бедная любимица обязательно попадет к
Киту, а он сбережет ее ради своей бывшей хозяйки и, может, будет думать, что
она нарочно оставила ему такой подарок в знак благодарности. Эта мысль
успокоила, утешила ее, и она пошла спать, не чувствуя прежней тяжести на
сердце.
полям, но все эти сновидения пронизывала смутная тоска по чему-то
недостижимому, и она проснулась среди ночи когда звезды еще поблескивали в
небе. Наконец занялось утро, звезды потускнели и угасли одна за другой.
Убедившись, что день близок, девочка поднялась и оделась в дорогу.
последнюю минуту, но он собрался быстро - так ему хотелось поскорее уйти из
этого дома.
когда ступеньки скрипели у них под ногами, останавливаясь на каждом шагу и
прислушиваясь. Но вдруг старик хватился забытой котомки, куда была сложена
его легкая поклажа, за ней пришлось вернуться, и эти две-три минуты задержки
показались им нескончаемыми.
страшное, как львиный рык, храпенье мистера Квилпа и его ученого друга.
Ржавые засовы заскрежетали, несмотря на все предосторожности, но когда Нелл
отодвинула их, дверь оказалась запертой и, что всего хуже, ключа в замке не
было. И тут она вспомнила, как одна из сиделок говорила ей, что Квилп сам
запирает на ночь и переднюю и заднюю дверь, а ключи кладет на стол в
спальне.
туфли и тенью проскользнув через комнату, загроможденную антикварными
вещами, среди которых самым чудовищным экземпляром был спящий на тюфяке
мистер Брасс, вошла в свою маленькую спальню.
низко свесившись с кровати, что казалось, будто он стоит на голове. Зубы у
него были оскалены - то ли по свойственной ему милой привычке, то ли от
неестественного положения, - в горле что-то клокотало и булькало, из-под
приоткрытых век виднелись белки (вернее, мутные желтки) глаз, заведенных под
самый лоб. Но у Нелли не было времени справляться о его самочувствии, и,
окинув комнату беглым взглядом, она схватила со стола ключ, миновала
распростертого на полу мистера Брасса и благополучно вернулась к деду.
по сторонам, потом снова на нее и покачал головой. Было ясно, что наступила
минута, когда его вожатым и его советчицей должна стать она. И, сразу
почувствовав это, девочка не испугалась, не усомнилась в себе, а протянула
ему руку и бережно повела прочь от дома.