глубоко посаженных глаз, - и, быть может, то была минута, когда он мог бы
угадать ее смятение, почувствовать, что она готова броситься к нему на грудь
и излить перед ним душу. Но чтобы понять ее порыв, ему пришлось бы одним
прыжком перескочить через искусственные преграды, которые он долгие годы
воздвигал между собой и человеческим естеством, чья сокровенная сущность не
поддается тончайшим ухищрениям алгебры и не поддастся до самого того дня,
когда в последний раз на земле возгласит труба архангела и даже алгебра
будет развеяна в прах *. Для такого прыжка преграды были слишком
многочисленны и высоки. Не прочтя в его взгляде ничего кроме черствой,
бездушной деловитости, она снова замкнулась в себе: и минута канула в
бездонные глубины прошлого, где исчезают все упущенные мгновения.
Кокстаун, что отец в конце концов спросил ее:
ночь, огонь вырывается наружу, отец! - отвечала она, бросив на него быстрый
взгляд.
отношение... - Надо отдать ему справедливость - он в самом деле ничего не
понял.
посмотрев ему прямо в глаза, сказала:
столь явное касательство к его излюбленному предмету, что он тотчас прервал
ее:
годы продолжительность человеческой жизни возрастает. Подсчеты различных
обществ по страхованию жизни и выплате ренты, наряду с другими бесспорными
данными, установили этот факт.
незачем объяснять тебе, Луиза, что она подчинена тем же законам, что и все
жизни в совокупности.
на что я способна. Так не все ли равно?
с недоумением:
каждое слово, - сделал мне предложение. Вопрос, который я должна задать
себе, гласит: принять ли его предложение? Так ведь, отец? Вы так объяснили
мне. Так или нет?
на таких условиях, я принимаю его предложение. Передайте ему мой ответ хоть
сегодня, отец. Повторите его по возможности слово в слово, - я хочу, чтобы
он знал все, что я сказала.
мистер Грэдграйнд. - Я непременно исполню твою просьбу. Нет ли у тебя особых
пожеланий относительно того, на когда назначить свадьбу?
свои. Но когда она повторила этот странный вопрос, он насторожился, словно
его слух поразил какой-то диссонанс. Он помолчал, внимательно посмотрел на
дочь и, не выпуская ее руки, сказал:
допускал, что на него возможны два ответа. Но, пожалуй, лучше спросить тебя
для верности. Скажи, ты втайне никому другому не давала слова?
слово? Кого я видела? Где бывала? Какие чувства знало мое сердце?
довольный, - я заслужил твой упрек. Но я хотел только исполнить свой долг.
склонностях и вкусах, стремлениях и чувствах, о всем том, что могло бы
зародиться во мне? Могла ли я вырваться из круга доказуемых истин и
осязаемых явлений? - Она безотчетно сжала руку, как будто держала в ней
какой-то твердый предмет, потом медленно разогнула пальцы, словно высыпая
горсть золы или праха.
- ты права, ты совершенно права.
столь свойственные детям - о чем даже я знаю понаслышке, - никогда не
находили приюта в моей душе. Вы так заботливо берегли меня, что сердце мое
никогда не было сердцем ребенка. Вы так образцово воспитывали меня, что мне
никогда не снились детские сны. Вы так мудро растили меня, отец, от колыбели
до сего часа, что я никогда не знала ни детской веры, ни детского страха.
успеха.
труды. Поцелуй меня, дочка.
решением, к которому ты пришла. Мистер Баундерби человек весьма
замечательный, а что касается маленького - я бы сказал, едва уловимого -
несоответствия между вами, то ты с самого начала так настроила свои мысли,
что его как бы и не существует. Это именно та цель, которую я всегда видел
перед собой: воспитать тебя так, чтобы ты, будучи еще очень молодой, имела
(если можно так выразиться) почти любой возраст. Поцелуй меня еще раз,
Луиза. А теперь пойдем к твоей матушке.
фокусам, как обычно, возлежала на диване, а подле нее сидела Сесси с работой
в руках. Когда они вошли, она подала кое-какие слабые признаки жизни, и
немного погодя бледный транспарант занял сидячее положение.
дожидавшийся конца этого подвига, - позвольте представить вам миссис
Баундерби.
что ж, Луиза, надеюсь, здоровье твое выдержит, но ежели у тебя станет болеть
голова с первого дня замужества, как случилось со мной, то, по совести
говоря, ничего завидного тут нет, хотя ты, конечно, уверена, что очень даже
есть, все девушки так думают. Впрочем, поздравляю тебя, дорогая, и желаю
тебе, чтобы твои ологические науки пошли тебе впрок, от души желаю! Обними
меня, Луиза, только не задень за правое плечо, оно мозжит у меня с самого
утра. А теперь, - захныкала миссис Грэдграйнд, снова натягивая на себя все
свои шали после состоявшегося материнского объятия, - я день-деньской буду
мучиться, потому что как же мне называть его?
Луизе! Как-то я же должна буду называть его. Ведь немыслимо, - сказала
миссис Грэдграйнд, не то с обидой, не то озабоченная соблюдением правил
вежливости, - постоянно обращаться к нему, никак его не называя. Я не могу
звать его Джосайя, потому что не выношу этого имени. Звать его Джо вы
никогда мне не позволите, вы сами отлично это знаете. Так что же? Своего
собственного зятя я должна называть "мистер"? Думается мне, что нет, ежели
только мое семейство не решило, что пришла пора, когда бедную больную можно
топтать ногами. Ну, так как же мне все-таки звать его?
затруднительного положения, миссис Грэдграйнд на время переселилась в лучший
мир, успев, однако, присовокупить к своей духовной такой пункт:
дрожью в сердце, которая, верь не верь, пробирает меня до самых пяток, -
пусть она будет поскорей. Иначе, я уже знаю, и, минуты покою мне не будет.
повернула голову и устремила на Луизу взгляд, полный тревоги, и удивления, и
жалости, и горя, и еще многого другого. Луиза знала это, видела, хоть и не
глядела на Сесси. С той минуты Луиза круто переменилась к Сесси - была с ней
холодна, высокомерна и не допускала ее до себя.
ГЛАВА XVI
подумал о том, что радостную весть необходимо сообщить миссис Спарсит. Он
решительно не знал, как за это взяться и каковы могут быть последствия
такого шага. Соберет ли она немедля свои пожитки и укатит к леди Скэджерс,
или наотрез откажется покинуть его дом; разразится слезами или бранью; будет
просить или требовать; разобьет ли новость ее сердце, или она разобьет
зеркало - об этом мистер Баундерби мог только гадать. Однако выбора у него
не было, - как ни верти, а сделать дело нужно; поэтому, после нескольких
неудачных попыток изъясниться на бумаге, он решил прибегнуть к помощи устной
речи.
беседы, он предосторожности ради зашел в аптеку и приобрел пузырек самых
крепких нюхательных солей. "Ей-ей! - сказал себе мистер Баундерби. - Ежели
она вздумает падать в обморок, я уж, во всяком случае, сдеру всю кожу с ее
носа". Но даже оснащенный столь действенным оружием, он вошел в собственный
дом далеко не героем и явился перед предметом своих опасений с виноватым
видом собаки, только что побывавшей в кладовой.
Шилова Юлия
Акунин Борис
Жюль Верн
Бажанов Олег
Скальци Джон
Белов Вольф