умом попали прямо в точку. Он - дитя, совершенное дитя. Помните, я сам
сказал вам, что он младенец, когда впервые заговорил о нем.
его прояснялось все больше и больше.
есть с моей, - продолжал мистер Джарндис, - хоть одну минуту считать его
взрослым. Да разве можно заставить его отвечать за свои поступки? Гарольд
Скимпол и... какие-то замыслы, расчеты и понимание их последствий... надо же
было вообразить такое! Ха-ха-ха!
лицо, видеть, как глубоко он радуется, и понимать, - а не понять было
нельзя, - что источник этой радости доброе сердце, которому очень больно
осуждать, подозревать или втайне обвинять кого бы то ни было; и так хорошо
все это было, что слезы выступили на глазах у Ады, смеявшейся вместе с ним,
и я сама тоже прослезилась.
напоминать об этом! - продолжал мистер Джарндис. - Да вся эта история с
начала и до конца показывает, что он ребенок. Только ребенок мог выбрать вас
двоих и впутать в это дело! Только ребенок мог предположить, что у вас есть
деньги! Задолжай он целую тысячу фунтов, произошло бы то же самое! - говорил
мистер Джарндис, и лицо его пылало.
Эстер, и вы тоже, Ада, - ведь я не знаю, чего доброго вашему маленькому
кошельку тоже угрожает неопытность мистера Скимпола, - вы все должны обещать
мне, что ничего такого больше не повторится! Никаких ссуд! Ни гроша!
и хлопнул себя по карману, как бы напоминая, что кому-кому, а нам с ним
теперь уж не грозит опасность нарушить свое слово.
удобном кукольном домике, кормите его повкуснее да подарите ему несколько
оловянных человечков, чтобы он мог брать у них деньги взаймы и залезать в
долги, и этот ребенок будет вполне доволен своей жизнью. Сейчас он,
наверное, уже спит сном младенца, так не пора ли и мне склонить свою более
трезвую голову на свою более жесткую подушку. Спокойной ночи, дорогие,
господь с вами!
сказал с улыбкой:
насчет ветра. Дует с юга!
что все эти причуды с ветром - просто выдумка, которой мистер Джарндис
прикрывается, когда не может скрыть своей горечи, но не хочет порицать того,
в ком разочаровался, и вообще осуждать или обвинять кого-нибудь. Мы решили,
что это очень показательно для его необычайного душевного благородства и что
он совсем непохож на тех раздражительных ворчунов, которые обрушиваются на
непогоду и ветер (особенно - злополучный ветер, избранный мистером
Джарндисом для другой цели) и валят на них вину за свою желчность и хандру.
за один этот вечер я так его полюбила, что как будто уже начала его
понимать; и помогли мне в этом благодарность и любовь, слившиеся в одно
чувство. Пожалуй, трудно было ожидать, что я смогу примирить кажущиеся
противоречия в характерах мистера Скимпола или миссис Джеллиби, - так мал
был мой опыт, так плохо я знала жизнь. Впрочем, я и не пыталась их
примирить, потому что, оставшись одна, принялась размышлять об Аде и Ричарде
и о том касавшемся их признании, которое, казалось, сделал мне мистер
Джарндис. К тому же, моя фантазия немного взбудораженная, должно быть,
ветром, не могла не обратиться на меня, хоть и против моей воли. Она
устремилась назад, к дому моей крестной, потом обратно и пролетела по всему
моему жизненному пути, воскрешая неясные думы, трепетавшие некогда в глубине
моего существа, - думы о том, известна ли мистеру Джарндису тайна моего
рождения, и даже - уж не он ли мой отец... впрочем, эта праздная мечта
теперь совсем исчезла.
копаться в прошлом; я должна действовать, сохраняя бодрость духа и
признательность в сердце. Поэтому я сказала себе:
корзиночкой с ключами, что они зазвенели, как колокольчики, окрыляя меня
надеждой, и под их ободряющий звон я спокойно легла спать.
ГЛАВА VII
ненастная погода. День и ночь дождь беспрерывно моросит - кап-кап-кап - на
каменные плиты широкой дорожки, которая пролегает по террасе и называется
"Дорожкой призрака". Погода в Линкольншире так плоха, что, даже обладая
очень живым воображением, невозможно представить себе, чтобы она
когда-нибудь снова стала хорошей. Да и кому тут обладать избытком живого
воображения, если сэр Лестер сейчас не живет в своем поместье (хотя, сказать
правду, живи он здесь, воображения бы не прибавилось), но вместе с миледи
пребывает в Париже, и темнокрылое одиночество нависло над Чесни-Уолдом.
Чесни-Уолде представителям низшего животного мира. Быть может, кони в
конюшне - длинной конюшне, расположенной в пустом, окруженном красной
кирпичной оградой дворе, где на башенке висит большой колокол и находятся
часы с огромным циферблатом, на который, словно справляясь о времени, то и
дело посматривают голуби, что гнездятся поблизости и привыкли садиться на
его стрелки, - быть может, кони иногда и рисуют себе мысленно картины
погожих дней, и, может статься, они более искусные художники, чем их конюхи.
Старик чалый, который столь прославился своим уменьем скакать без дорог -
прямо по полям, - теперь косится большим глазом на забранное решеткой окно
близ кормушки и, быть может, вспоминает, как в иную пору там, за стеной
конюшни, поблескивала молодая зелень, а внутрь потоком лились сладостные
запахи; быть может, даже воображает, что снова мчится вдаль с охотничьими
собаками, в то время как конюх, который сейчас чистит соседнее стойло, ни о
чем не думает - разве только о своих вилах и березовой метле. Серый, который
стоит прямо против входа, нетерпеливо побрякивая недоуздком, и настораживает
уши, уныло поворачивая голову к двери, когда она открывается и вошедший
говорит: "Ну, Серый, стой смирно! Никому ты сегодня не нужен!" Серый, быть
может, не хуже человека Знает, что он сейчас действительно не нужен никому.
Шестерка лошадей, которая помещается в одном стойле, на первый взгляд
кажется угрюмой и необщительной, но, быть может, она только и ждет, чтобы
закрылись двери, а когда они закроются, будет проводить долгие дождливые
часы в беседе, более оживленной, чем разговоры в людской или в харчевне
"Герб Дедлоков"; * быть может, даже будет коротать время, воспитывая (а то и
развращая) пони, что стоит за решетчатой загородкой в углу. Так и дворовый
пес, который дремлет в своей конуре, положив огромную голову на лапы, быть
может, вспоминает о жарких, солнечных днях, когда тени конюшенных строений,
то и дело меняясь, выводят его из терпения, пока, наконец, не загонят в
узкую тень его собственной конуры, где он сидит на задних лапах и, тяжело
дыша, отрывисто ворчит, стремясь грызть не только свои лапы и цепь, но и еще
что-нибудь. А может быть, просыпаясь и мигая со сна, он настолько отчетливо
вспоминает дом, полный гостей, каретный сарай, полный экипажей, конюшню,
полную лошадей, службы, полные кучеров и конюхов, что начинает сомневаться,
- постой, уж нет ли всего этого на самом деле? и вылезает, чтобы проверить
себя. Затем, нетерпеливо отряхнувшись, он, быть может, ворчит себе под нос:
"Все дождь, и дождь, и дождь! Вечно дождь... а хозяев нет!" - снова залезает
в конуру и укладывается, позевывая от неизбывной скуки.
ветер дует очень уж упорно, их жалобный вой слышен даже в доме - и наверху,
и внизу, и в покоях миледи. Собаки эти в своем воображении, быть может,
бегают по всей округе, хотя на самом деле они лежат неподвижно и только
слушают стук дождевых капель. Так и кролики с предательскими хвостиками,
снующие из норы в нору между корнями деревьев, быть может, оживляются
воспоминаниями о тех днях, когда теплый ветер трепал им уши, или о той
чудесной поре года, когда можно жевать сладкие молодые побеги. Индейка на
птичнике, вечно расстроенная какой-то своей наследственной обидой (должно
быть, тем, что индеек режут к рождеству), вероятно, вспоминает о том летнем
утре, когда она вышла на тропинку между срубленными деревьями, а там
оказался амбар с ячменем, и думает - как это несправедливо, что то утро
прошло. Недовольный гусь, который вперевалку проходит под старыми воротами,
нагнув шею, хотя они высотой с дом, быть может, гогочет - только мы его не
понимаем, - что отдает свое неустойчивое предпочтение такой погоде, когда
эти ворота отбрасывают тень на землю.
Чесни-Уолде. Если случайно и прозвучит ее слабый голос, он потом долго
отдается тихим эхом в гулком старом доме и обычно порождает сказки о
привидениях и таинственные истории.
Раунсуэлл - старая домоправительница в Чесни-Уолде - уже не раз снимала очки
и протирала их, желая убедиться, что она не обманывается и дождевые капли
действительно текут не по их стеклам, а по оконным. Миссис Раунсуэлл могла
бы не сомневаться в этом, если бы слышала, как громко шумит дождь; но она