Чтение 21–й страницы книги ~Ближний Восток, 1993-94~

Я не удивился, когда оказалось, что он биолог.

- Будешь проезжать Рамон, заходи к нам на биостанцию, - сказал он,
высаживая меня в Хай-Баре.

Беня стол на пороге с совершенно убитым видом.

- Что случилось?

- Начальство наехало. Я должен был сдать годовой отчет месяц назад. За
горло взяли, понимаешь?

- Так сядь и напиши.

- Не могу! Не идет, и все. Пошли в контору, будешь мне помогать.

- Чем я тебе помогу? Писать на иврите?

- Просто посидишь рядом, последишь, чтобы я не отвлекался.

Сейчас, когда я пишу эти строки, то с изумлением соображаю, что именно
в тот вечер впервые увидел современный персональный компьютер, без
перфокарт и прочих ужасов. Текстовый редактор Write, в котором работал
Беня, показался мне настоящим чудом, вершиной прогресса. Не верится, что с
тех пор прошло всего три года. Сегодня почти никто из моих знакомых не
обходится без РС, а сам я работаю с монстрами вроде Corel!6.0, Ventura и
Page Maker. Что ждет нас еще через три года?

- Значит, все-таки соблазняешь девочку? - спросил Беня, выстукивая по
клавишам.

- Ого! Уже в курсе?

- Ты что, весь Эйлат только об этом и говорит. Лихо ты с яхтой
придумал. Учти, у девушек в ее возрасте клиторальная чувствительность
доминирует над влагалищной...

И Беня углубился в тонкости медицинской сексологии. Я долго слушал, а
потом с невинным видом спросил:

- Как там у Марины дела?

Дело в том, что мне случайно пришлось узнать Бенин секрет. Оказывается,
на севере страны у него появилась постоянная подруга, и он периодически
ездил к ней в гости, причем дело зашло настолько далеко, что он на большую
часть своей зарплаты снимал ей там квартиру поближе к месту работы.

Беня мне не ответил, а вместо этого рассказал увлекательную историю о
своей работе в Тбилисском зоопарке. Как он состоял в народной дружине и по
ночам ловил на зоопарковских скамейках профессоров соседнего университета,
приводивших туда студенток перед сессиями.

- Представляешь, все как один оказывались трусами. Некоторые даже
требовали от девчонки, чтобы она и нам дала, только чтобы мы не сообщали
ему на работу! Мы, конечно, уж в таких-то случаях сообщали обязательно.

- А к чему ты это рассказываешь?

- Ну, все-таки Анка дочь моего друга. Ты уж там помягче с ней, ведь
совсем маленькая девочка.

Тут я даже обиделся, но все же отчет дописать помог. В субботу я
вернулся в город и встретил Аню на пирсе. Когда она увидела, о какой яхте
идет речь, то от восторга обняла меня и хотела чмокнуть в щеку, но
почему-то чмоканье растянулось минут на десять.

Вечером мы вышли в море, и свежий ветерок погнал парусник на юг, а
заодно перевернул еще одну страничку в моей нелегкой, но такой интересной
жизни.

Жаль, конечно, что приходится приводить довольно слабые собственные
стихи в одной главе с маленьким шедевром Пушкина. Но "Песня эйлатского
дворника" упоминается в тексте, так что придется познакомить с ней
читателя.

Солнце красит желтым цветом

Горы, вади и поля,

Просыпается с рассветом

Вся еврейская земля.

И по улицам горбатым,

Взяв совки наперевес,

Мы, хозяева Эйлата,

В свой выходим первый рейс.

Чтобы, как твой лик, прекрасен

Был всегда Эйлат родной,

Мы на вахте ежечасно

В зимний дождь и летний зной.

Кто-то "тампакс" потеряет,

Кто-то выбросит пакет,

Вон бычок в ночи мерцает,

Вон собачий туалет.

Но, когда поутру выйдешь

Ты из дома твоего,

И в помине не увидишь

На асфальте ничего.

И глядят, глядят мужчины,

Позабыв про бизнес свой,

Как ступаешь ножкой длинной

Ты по чистой мостовой.

9. Рулевой

Он любил эту большую рыбу, и ветер, и море. Он вдруг подумал, что ни
одну из женщин, которые были у него в жизни, не любил так, как море.

Эрнест Хэмингуэй. Старик и море

Огни Эйлата и Акабы давно исчезли за кормой. В кромешной тьме парусник
шел к югу ровно, словно по озеру. Гористые берега, сжимавшие узкий залив,
отличались от неба только отсутствием звезд. Редко-редко показывался
огонек или фары автомобиля. Я сидел в кресле, просунув носок кроссовки
между спицами штурвала, и всматривася в ночь, чтобы ненароком не налететь
на кого-нибудь. Израильские суда в этих водах ходят с погашенными огнями.
Как сказал Володя, узнав о нашем отплытии: "Будь осторожен. Ты привык
видеть залив каждый день, и думаешь, что он наш. Но это не mare nostrum".

Шестеро пассажиров только что разошлись по каютам. Аня сидела рядом со
мной, разглядывая навигационное оборудование. Мы несколько робели при
мысли о том, что нас ждет через час, когда кончится моя вахта. Как-то уж
очень быстро все получилось. Я пытался угадать, насколько далеко успели
зайти их отношения с Левой, а Анечка, я подозреваю, думала, зачем вообще
ей все это нужно. Даже распитая бутылочка муската "Самария" не помогла нам
расслабиться. Мы пытались поддерживать разговор, но он не клеился.

Вдруг впереди на чернильной поверхности моря появилась едва заметная
белая полоса. Я вскочил, вцепился в штурвал и послал Томми, нашего
матроса, убрать часть парусов. Потом поднял переднее стекло рубки и,
отключив музыку, высунулся в окно, чтобы получше рассмотреть странную
полосу и услышать плеск волн о рифы, если это они. Вообще-то на фарватере
залива везде глубоко, но в темноте легко можно отклониться к одному из
берегов.

Мне никак не удавалось понять, что это за белое пятно на воде. На
всякий случай я отвернул немного влево и крикнул Тому, чтобы он оставил
только нижние топсели (не уверен, что правильно перевожу на русский
английские названия парусов).

Бриг почти остановился, но сила инерции была велика, и мы все же вошли
в светлую зону, на самый краюшек. Капитан, встревоженный изменением курса,
вылез на палубу и тоже уставился на воду. Тут оно и началось.

Совершенно внезапно, словно газ от искры, море взорвалось.
Ослепительный белый свет ударил во все стороны от носа корабля,
стремительной волной разбежался на три стороны, и не меньше мили морской
поверхности превратилось в горящий магний.

К этому часу над морем успел образоваться почти незаметный туман, и
теперь, когда его осветило таинственным огнем, наша яхта как будто
очутилась в центре мерцающего купола. Отстветы бушующего сияния играли в
небе, а на борту было совершенно светло.

Том с перепугу убрал все оставшиеся паруса, кроме фок-топселя, так что
яхта легла в дрейф прямо среди огненного озера. Я подбежал к борту и сразу
понял, в чем дело. Это были пиросомы - похожие на огурец колонии мелких
морских созданий, довольно слабо изученных. Каждое движение судна или удар
волны о борт заставляло одну-двух пиросом испустить необыкновенно яркую
вспышку света. Тысячи их соседок, плававших рядом, подхватывали
инициативу, и по всему скоплению "огурцов", растянувшемуся на милю или
две, расходился горящий круг.

Это восхитительное чудо природы наконец вывело нас с Аней из
задумчивости.

Девочка повеселела и уже без грусти смотрела на снова окружившую нас
темноту.

Вскоре справа показались огоньки городка Нувейба, и моя вахта
закончилась. Кэп встал к штурвалу, а мы пошли в каюту.

Жара давно спала. Тихая музыка из рубки мягко струилась в иллюминатор
вместе с легким ветерком. Мы погасили свет, оставив только маленькую
лампочку над дверью, и стали целоваться. Вдруг Анечка отстранилась и