read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


- Да он сам вас с подводами около ворот ожидает, - ответил канцелярист,
- он же молебном и акафистом распорядился, он же и из пушек велел палить, он
же...
Малый вдруг сделал знак рукой, и из толпы вышел мальчишка в зеленом
камзоле, без шубы, с огромным блюдом в руках. Среди зелени, какой-то темной
приправы, лежал осетр с белыми равнодушными глазами и открытым ртом, куда
был вставлен пучок зелени.
Малый поклонился еще раз, потом выпрямился и почти сунул блюдо с
осетром в руки атаману.
И сейчас же, как по команде, зазвонили колокола, раздались пушечные
выстрелы.
Так восьмого декабря 1773 года без боя, без одного выстрела была взята
Самара.
^TГлава четвертая^U

I
Державин сидит за столом.
Ночь. Поздно. Очень поздно. Может быть, час, может быть, два, а может
быть, уже утро. Но кто же станет считать время в этакую глухомань. Огромные
часы, похожие на детский гробик, остановились на десяти, и вот вторую неделю
у него не доходят руки, чтобы позвать мастеров. Странно, да и откуда у него
может быть время на починку часов. Уходит он рано, часов в шесть, когда
утреннее зеленоватое небо еще мерцает последними звездами. Приходит домой
ночью и сразу, не ужиная, не раздеваясь, заваливается на кровать.
Кровать у него узкая, походная, и спит он на ней в камзоле, в брюках и
парике. Только иногда сбрасывает треуголку и снимает сапоги. И спит он
всегда чрезвычайно чутко, так чутко, что достаточно малейшего шороха, чтобы
он проснулся. Когда же он не ложится вовсе, - а это за последнее время
случается чаще и чаще, - он сидит в кресле, думает, пишет, перечеркивает
написанное, грызет перо и опять пишет.
Пишет письма матери.
Переписывает протоколы следственной комиссии.
Составляет донесения.
Этих донесений он пишет особенно много. За время своей работы в
секретной комиссии он порядком выработал слог, и поэтому фразы ложатся на
бумагу готовые, отшлифованные и звонкие. Державин пишет:
"При первом вступлении в следствие сие, представляются
обстоятельства, в которых вашего превосходительства прошу повеления.
Духовенство здешнего города, все вообще должно почитаться виновным,
ибо они были извещены, что приближаются изменники, следовательно,
чтобы не быть принужденными сделать соблазн и вящее укрепление бунта в
народе крестною встречею, они должны были, по крайней мере, ежели не
увещевать народ, как оного пастыри, от злого их начинания, то выйти из
города с комиссаром Балаховцевым. В таковом случае, ежели их всех
забрать под караул, то лиц церкви служения не подложить бы в
волнующийся народ, обольщенный разными коварствами, сильнейшего огня и
зловредному разглашению, что мы, наказуя попов, стесняем веру.
О колодниках, из приложенного господину подполковнику вашему
высокопревосходительству списка, извольте видеть, коликое число оных,
которые смели поднимать оружие против своей всемилостивейшей
государыни, следственно они или своей изменнической волею, или
обольщением, но уже были враги и злодеи отечества и долженствуют на
рассмотрение предстать вашему превосходительству, то как повелеть
соизволите? Всех ли их послать к вашему превосходительству?"
Тут он вспоминает перекошенные страданием лица, капельки грязного пота
на иссеченной досиня коже, камеры, набитые до потолка, где умирающие лежат
вповалку со здоровыми, видит перед собой всех этих вытянутых на дыбе,
иссеченных плеткой, грязных, шатающихся от изнеможения людей и быстро
дописывает:
"Здесь же наказывать плетьми в столь грубом, извращенном изменой
народе, обольщенном обещаниями и устрашенном казнями, кажется мало,
дабы прочих привесть на раскаяние, ибо по публиковании милосердной,
всемогущественнейшей государыни манифеста, нет еще здесь ни единого,
кто бы пришел и принес свою повинность, но паче на глазах всех жителей
видна унылость, не соответствующая усердию верных рабов
всемилостивейшей нашей государыни. Если кто что донес пространно и,
может быть, в рассуждении данного мне от вашего
высокопревосходительства ордера излишние, то усердие мое тому виной,
но я вступаю в сей же час исполнить вашего высокопревосходительства
повеление.
Подпоручик Г. Державин".
И аккуратно, точно в день прибытия письма, ему отвечает Бибиков. Перо
человека с птичьими глазами, испуганным лицом быстро бегает по бумаге, и
через четыре дня подпоручик Державин получает пакет, запечатанный черным
орлом со строгой и многозначительной надписью "По секрету".
"Казань. Десятого января 1774 года.
Примечание ваше в рапорте от пятого января читал я с
удовольствием и сведом по рапорту вашему о том, что в оном вы мне
сказали. А на требование ваше следующее объявить нужным почитаю. О
наказании пойманных злодеев для устрашения прочих отдал я на
рассмотрение господина генерал-майора Мансурова, которому предписал,
чтобы некоторых по важности дела из злодеев повесить, а других
пересечь, ибо всех казнить будет много, хотя они изменою и ополчением
своим против войск ее императорского величества, нашей
всемилостивейшей государыни, это и заслужили, поверя извергу,
изменнику и злому самозванцу Пугачеву и его сообщникам. Для сведения о
состоянии злодеев, сержанта Зверева, передового Нагаева, они кажутся
по отметке в списке важнее других. И, ежели есть им подобные,
предписал прислать сюда за крепким караулом, о чем вы, объявя сей
ордер, с ним, господином генерал-майором, объясняться можете.
О духовенстве самарском уже требовал я от здешнего архиерея,
чтобы для отправления службы и потреб других на смену их отправил, что
он и исполнил, уведомя меня письменно, почему и разглашений вредных,
злодейских толков о утеснении веры быть, кажется, не может.
Александр Бибиков".
Державин знает, что не Бибиков пишет эти письма, секретарь Бушуев
ежедневно составляет десяток таких милостивых рапортов и отдает их на
подпись главнокомандующему, и все-таки, получив их, долго ходит по комнате,
потирая руки, и лицо его розовеет от стыда и счастья. Его жизнь, думает он,
не пропала даром. Совсем не зря он пришел тогда к Бибикову и вызвался
поехать в Казань. Недаром принял на себя обязанности секретаря, недаром и не
зря сидит ночи над бумагами следственной комиссии. Он на верном пути.
Бибиков благоволит ему, и каждый день неизвестный дотоле подпоручик
взбирается все выше и выше по служебной лестнице.
Он счастлив.

II
Но недаром говорят, что и в душе человеческой есть глубочайший провал.
Подпоручик Гавриил Державин напрасно хочет казаться счастливым, это
никак ему не удается. Через полмесяца после его прибытия в Самару он вдруг
начинает писать стихи. Это было не только важное событие в его жизни, это
был перелом, катастрофа, взрыв, который опрокинул, разнес все сделанное им
до сих пор.
Стихов на своем веку он написал очень много. Целые сундуки его набиты
песнями, поэмами, переводами. Начал писать он еще с казанской гимназии,
продолжал после выхода из нее и, наконец, уже в полку разразился целой
поэмой. Поэма была веселая и непристойная. В бойких, звонких и в высшей
степени легкомысленных двустишиях перечислялись по очереди все особенности
петербургских и московских пол ков.
Затем, после громкого успеха поэмы, он два месяца просидел над оперой,
которую собирался отдать на театр. Он написал ее, сговорился даже о
переписке, возился, шумел, бегал по театральным дельцам, читал знакомым,
потом как-то второпях сунул ее в белье и потерял. Искал он ее три дня. Искал
с остервенением, обшаривал все уголки дома, перетряхивая рукописи, ругаясь и
ища похитителя. Рукописи не было.
На вторую неделю он махнул рукой и позабыл и об опере, и о театре, и о
славе. А когда через месяц он все-таки наткнулся на нее, рукопись оказалась
помятой и негодной к печати. Вид ее был просто ужасен: некоторые листы
загнулись, другие потерялись совсем. Вечером он сел переписывать оперу и
после первых же строчек поразился ее безжизненностью, словам пустым и
громким, чувствам неправдоподобным, происшествиям несуществующим. Ничего
более надуманного и банального он не встречал до сих пор.
Но дело было даже не в этом. Опера была просто плохо понятна. Желая
добиться рифмы или выявить какое-нибудь трудное словосочетание, он постоянно
прибегал к самым сложным и трудно понятным перестановкам. Ставил
прилагательные позади глагола, глагол отделял от существительного настолько,
что фраза выглядела чистейшей бессмыслицей, менял местами все члены
предложения, перетасовывал слова, понятия, фразы. От этого получались
тяжелые, громоздкие стихи, которых нельзя было ни петь, ни декламировать. Их
надо было читать, и читать медленно, внятно, тщательно оттеняя смысл и место



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 [ 21 ] 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.