ослепительно, как повезло этим неизвестным - я говорю о золоте, - то уже в
будущем году сюда приедет экспедиция Эрмитажа и нас всех разгонит. Да еще
обзовут, поди, за то, что мы натворили. Но дело-то уж будет сделано. Так
что меня как раз интересует не это.
салфеткой и снова заходил по комнате. У него было такое ощущение, что он
увидел ее сегодня, рванулся к ней и отскочил, потому что между ними было
то же самое оконное стекло, и он расшибся до крови. Эта боль его сейчас и
отрезвила.
засосали замки, усадьбы, города, там обсерватории, библиотеки и театры.
Это Хорезм, Маргиана, Бактрия. Вы знаете, что такое раскаленный песок?
Заройте в него человека, и он через месяц высохнет, одеревенеет, но
останется по виду прежним. Что перед этим богатством Нубия и Египет? А
древний Отрар? Вторая библиотека древнего мира? Ее до сих пор не нашли, но
она где-то там, в подземелье. И вот в какой-нибудь нише стоит сундук, и в
нем лежит полный Тацит, все сто драм Софокла, десять книг Сафо, все элегии
великого Галла, от которого не осталось ни строчки. Вот куда хочу я
обязательно добраться с лопатой. А это так, начало.
Мюнхгаузен. Как я боялась, что вы уже не тот! А вы... Да бросьте вы этот
чай, никому он не нужен. Идите-ка ко мне. - И она бухнула его на диван.
все-таки на что-то похоже. Но ты ведь копаешься не там в песках, а здесь в
глине, какой уж тут Тацит и Эврипид.
чем тут эта девочка с глазами серны, этот дед, водка? По-моему, ты после
нашей встречи однажды здорово получил по шее и вот забегал, заметался,
так? - Он молчал. - Ладно, не хочешь говорить - не говори. Тогда я спрошу
другое: вот эти люди, которые с тобой работают, кто они? Как они к тебе
относятся?
пожалуй, уже и не вопрос, а ответ.
недолгого молчания. Он удивленно посмотрел на нее. - То есть парень-то он
ничего, с этим самым, - она покрутила пальцем у головы, - с бзиком, с
фантазией, но, милый, плевать он хотел на твои пески. И сидит он там
только потому, что ему некуда деться. Но и пить он может сколько угодно. И
девушка у него под боком. Что еще надо? Живет мужчина!
бы ты только присутствовал при нашем с ним знакомстве и поездке в горы...
того как он на моих глазах сиганул во всем в эту... Ну как называется это
ваше недоразумение? Алмаатинка, что ли? Так вот он нырнул в самый
водоворот у камня, достал какие-то там голыши, видел бы ты, как он
взглянул на меня. Гром и молния! Цезарь и Клеопатра!
отношения мне не очень нравятся. Ведь вы, наверно, спорите, а? Он тебе
что-нибудь говорит такое, а ты ему отвечаешь чем-нибудь этаким? Да? И
орете на весь колхоз? - Он молчал. - Вот это мне не нравится. Очень, до
крайности не нравится. Просто из самых мелких, эгоистических соображений
не нравится. Ты же знаешь, какая я черствая эгоистка.
случится что-нибудь, для меня это будет страшным ударом - разве не
понятно?
повторил. - Да. Понятно. Стой-ка, я закрою окно.
ней, но не лег, а сел рядом. Она почувствовала, что он снова ушел от нее
куда-то, и ласково спросила: "Ну что ты?" - обхватила его за талию и
притянула к себе.
этакий. Разве ты не видишь?
это очень странно. - Он вдруг положил ей руку на плечо. - Но раз ты уж
начала этот разговор. Расскажи все толком, что она тебе наговорила. Только
толком, толком. Стой! Ты ведь хочешь, чтоб я что-то понял, так? Ну вот и
объясни мне, что и как.
сразу. - При всех его разговорах присутствуешь ты. Присутствуешь, и
слушаешь, и молчишь, то есть одобряешь. Ты понимаешь, что это значит?
Корнилов много болтает, я молчу. Но какой-нибудь разговор конкретно
назывался? Фразы какие-нибудь, анекдоты, хохмочки? Конкретно, конкретно.
Тогда-то, там-то.
лавочке. Понятно. Значит, вот о чем с ней сегодня говорил директор.
Тогда это очень и очень серьезно. Вот до чего тебя довел Корнилов. Его
пьяные выходки. Гнать его надо, и все!
что ты думаешь про меня. Этого ведь не скроешь. Могу только сказать одно -
психолог ты никудышный. Писатель из тебя не получился. Но не в этом дело.
Если бы ты имел какую-то цель, что-нибудь да хотел, чего-то добивался. Но
ведь ты ровно ничего не хочешь, ты только ходишь и треплешься, рискуешь
головой за словечко, за анекдот. Высказываешь свое недовольство в формах,
опасных для жизни. Ты, как говорят юристы, источник повышенной опасности.
боятся. А ты покушаешься на их существование. В мире сейчас ходит великий
страх. Все всего боятся. Всем важно только одно: высидеть и переждать.
знаешь ты меня, и все! А ведешь ты себя, как хулиганистый ученик. Знаешь,
всегда находится такой заводила в классе. Встает, задает ехидные вопросы,
класс гогочет, а он сияет, вон, мол, какой я умник! Класс он, конечно,
насмешит, учителя вгонит в пот, но из школы тоже вылетит пулей: директора
таких не терпят. И им наплевать, кто прав - он или учитель, им важна
дисциплина. Пойми, не ты опасен, опасно спускать тебе все с рук. Опасно
то, что у тебя уже появились подражатели - они пойдут дальше тебя, хоть на
пальчик, да дальше, а потом и вообще. Вот почему в наше время и слово
считается делом, а разговор - деятельностью. Есть времена, когда слово -
преступление. Мы живем сейчас именно в такое время. С этим надо мириться.
Директор с этим уже надоел.
делаешь? Тебе что, очень дорог этот Корнилов? Все эти его пьяные выходки,
тебе они очень дороги?
Корнилова", - и сказал:
наступили на хвост, вот он и орет дурным голосом. Нет, тут другое, - он
потер себе переносицу. - Ты понимаешь, - продолжал он уже медленно и
задумчиво, подбирая слова, - ты говоришь, что я треплюсь, а я ведь молчу,
я как рыба молчу, но тут вы все правы, я чувствую, что не смогу так жить
дальше. Не смогу, и все, как-нибудь каркну во все воронье горло, и тогда
уж действительно отрывай, как говорит дед, подковки.
недоуменно. - Что тебе не хватает? Тебе-то кто наступил на хвост?
его знает, что я пережил за то время, пока стоял и смотрел на свое окно.
Какой ужас: в нем горит свет! Значит, пришли по мою душу. Да! Ничего
другого мне и в голову не пришло! Зачем? Почему? За что? Да разве я мог
задавать себе такие вопросы? Только дурак сейчас спрашивает: за что?
Умному они и в голову не придут. Берут, и все. Это как закон природы.
Только я не могу уже больше переживать это унижение, этот проклятый страх,