свечу и проводить меня до моей комнаты?
холле было темно, но на верхней площадке Сиком оставил свет.
держала подсвечник, другой придерживала подол платья.
другая женщина.
я?
существовать вчера, как только вы вошли в будуар тетушки Фебы.
нравится, можете сделать вид, что получили его не от меня, а от той, другой,
женщины. - Она стала медленно подниматься по лестнице, и пламя свечи
отбрасывало на стену темную, загадочную тень.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
распорядка дня. Завтракали позже обычного, в девять часов, а в четверть
одиннадцатого экипаж вез Эмброза и меня в церковь. Слуги следовали за нами в
линейке. По окончании службы они возвращались к обеду, который для них также
накрывали позже - в час пополудни. Сами мы обедали в четыре часа в обществе
викария и миссис Паско, иногда одной или двух из их незамужних дочерей и,
как правило, моего крестного и Луизы. С тех пор как Эмброз уехал за границу,
я не пользовался экипажем и ездил в церковь верхом на Цыганке, чем, по-
моему, давал повод для толков, хотя и не знаю почему.
распорядился заложить экипаж. Кузина Рейчел, которую Сиком предупредил об
этом событии, принеся ей завтрак, спустилась в холл с десятым ударом часов.
Я смотрел на нее, и мне казалось, что после вчерашнего вечера я могу
говорить ей все, что захочу. И меня не остановят ни страх, ни обида, ни
обыкновенная учтивость.
все взгляды будут устремлены на вас. Даже лентяи, которые под разными
предлогами остаются в постели, сегодня не усидят дома. Они будут стоять в
приделах и, чего доброго, на цыпочках.
ни мне.
вере.
полагают, что папистам уготовано адское пламя. По крайней мере, так говорят.
Смотрите внимательно, что я буду делать. Я вас не подведу.
надулся от важности, как зобатый голубь. Грум сидел от него по правую руку.
Сиком - в накрахмаленном галстуке, в воскресном сюртуке - стоял у главного
входа с не менее величественным видом. Такие события случаются раз в жизни.
накидка, лицо скрывала вуаль, спадавшая со шляпки.
подобного. Вот уже почти тридцать лет. Старики, пожалуй, еще помнят мою
тетушку и мою мать, но на памяти тех, кто помоложе, ни одна миссис Эшли не
приезжала в церковь. Кроме того, вы должны просветить их невежество. Им
приятно, что вы приехали из заморских краев. Откуда им знать, что итальянцы
не чернокожие!
Веллингтона, на козлах слышно все, что вы говорите.
быстро распространяются слухи. Вся округа усядется за воскресный обед, качая
головой и говоря, что миссис Эшли - негритянка.
Когда опущусь на колени. Пусть тогда смотрят, если им так хочется, но,
право, им не следовало бы этого делать. Они должны смотреть в молитвенник.
- Когда вы опуститесь на колени, вас никто не увидит. Можете играть в
шарики, если хотите. Ребенком я так и делал.
всех подробностях. Как Эмброз рассчитал вашу няньку, когда вам было три
года. Как он вынул вас из юбочки и засунул в штаны. Каким чудовищным
способом он обучил вас алфавиту. Меня ничуть не удивляет, что в церкви вы
играли в шарики. Странно, что вы не вытворяли чего- нибудь похуже.
пустил их бегать по полу. Они вскарабкались по юбке одной старой дамы с
соседней скамьи. С ней случилась истерика, и ее пришлось вывести.
покраснели.
сказала она.
Луизой бросятся вам на помощь. О Господи...
повидаться с Луизой. Совсем забыл об этом. Она, наверное, прождала меня
целый день.
Надеюсь, она вас как следует отчитает.
Скажу, что вы потребовали показать вам Бартонские земли.
вам надо быть в другом месте. Почему вы мне ничего не сказали?
худшего объяснения не придумаешь.
пор, когда она бегала в детской юбочке.
рядом, и я скажу ей, как хорошо она расставила цветы.
приезжала расставить их.
мне понравилась ваза на камине в будуаре и осенние крокусы у окна.
заметил ни ту, ни другую. Но я все равно похвалю ее. Надеюсь, она не
попросит описать их.
улыбаются мне сквозь вуаль. Но она покачала головой.
деревню, приближались к церкви. Как я и думал, у ограды стояло довольно
много народу. Я знал большинство собравшихся, но там были и те, кто пришел
только из любопытства. Когда экипаж остановился у ворот и мы вышли, среди
прихожан началась небольшая давка. Я снял шляпу и подал кузине Рейчел руку.
Мне не раз доводилось видеть, как крестный подает руку Луизе. Мы пошли по
дорожке к паперти. Все взгляды были устремлены на нас. До самой последней
минуты я ожидал, что в столь непривычной роли буду чувствовать себя дураком,
но вышло совсем наоборот. Я испытывал уверенность, гордость и какое-то
непонятное удовольствие. Я пристально смотрел прямо перед собой, не глядя ни
вправо, ни влево, и при нашем приближении мужчины снимали шляпы, а женщины
приседали в реверансе. Я не помнил, чтобы они хоть раз так же приветствовали
меня, когда я приезжал один. В конце концов, для них это было целое событие.
своих местах, оборачивались посмотреть на нас. Скрипели сапоги мужчин,
шуршали юбки женщин. Направляясь через придел к нашему месту, мы прошли мимо
скамьи Кендаллов. Краешком глаза я взглянул на крестного: он сидел с
задумчивым лицом, нахмурив густые брови. Его, несомненно, занимал вопрос,
как я вел себя последние двое суток. Хорошее воспитание не позволяло ему
смотреть ни на меня, ни на мою спутницу. Луиза сидела рядом с отцом,
чопорная, прямая как струна. По ее надменному виду я понял, что все-таки
оскорбил ее. Но когда я отступил на шаг, чтобы пропустить кузину Рейчел