Море на несколько минут как бы оцепенело под напором ветра; но затем,
противодействуя его силе, волны поднимаются еще с большей яростью, еще
выше.
кидает из стороны в сторону, как щепку.
я уже крепко привязаны к плоту. Море смоет нас только в том случае, если
плот будет разбит. Мисс Херби привязала себя за талию к одному из шестов
унесенной ветром палатки. При свете молнии я вижу, что лицо ее осталось
спокойным, ясным.
Этим светом, этими звуками мы ослеплены, оглушены. Удары грома следуют
один за другим, одна молния не успевает погаснуть, как уже полыхает
другая. От этих ярких вспышек кажется, что весь небосвод объят пламенем.
Да и самый океан охвачен пожаром; и мне чудится, что молнии слетают с
гребней волн, взвиваются в небо и скрещиваются с такими же молниями в
облаках. В воздухе распространяется сильный запах серы, но молнии до сих
пор нас щадили и падали только в воду.
ураган, и-сильное волнение грозит разбить плот. Плотник Даулас, Роберт
Кертис, боцман и другие матросы стараются получше скрепить его веревками.
На нас обрушиваются огромные валы, окатывая с ног до головы почти теплой
водой. Летурнер подставляет себя этим яростным волнам как бы для того,
чтобы защитить сына. Мисс Херби неподвижна, как статуя, олицетворяющая
покорность судьбе.
облака; слышится треск, напоминающий ружейную пальбу; этот особый звук
производится бесчисленными электрическими разрядами, встречающими на своем
пути зерна града. И в самом деле, от столкновения грозовой тучи с холодной
струей воздуха образовался град, и теперь он идет с неистовой силой.
Градины величиной с орех падают на нас как снаряды и ударяют по плоту с
металлическим звуком.
из стороны в сторону, через некоторое время возобновляется с небывалой
силой. Ванты лопнули, и мачта лежит поперек плота, матросы спешат
высвободить ее из гнезда, чтобы она не переломилась у основания. Руль
унесен валами, а вслед за ним и кормовое весло; удержать его было
невозможно. Левый фальшборт сорван, и в образовавшуюся брешь хлынули
волны.
валятся один на другого. Вдруг плот, поднятый на гребень чудовищного вала,
наклоняется под углом более чем в 45o. Как этих людей не унесло? Как не
разорвались удерживающие нас веревки? Как волны не швырнули всех нас в
море? На эти вопросы невозможно ответить. Мне кажется немыслимым, чтобы
один из валов не опрокинул плот, и тогда мы, привязанные к этим доскам,
утонем, задохнемся.
большей силой, плот, поднятый волной, стал чуть ли не на ребро. Раздались
крики ужаса! Мы опрокинемся!.. Нет... Плот удержался на гребне волны, на
непостижимой высоте, и при ослепительном свете перекрещивающихся молний
мы, ошеломленные, оцепеневшие от страха, окидываем взглядом море: оно
бурлит, пенится, словно ударяясь о скалы.
при толчке порвались канаты, которыми были привязаны бочонки. На моих
глазах один из них исчез в море, у другого, наполненного водой, выскочило
дно.
них защемил ногу между разошедшимися досками плота и упал, испуская
жалобные стоны.
веревки... Слишком поздно, и при вспышке молнии я вижу, что несчастный
матрос, которому удалось высвободить ногу, унесен волной, залившей весь
плот. Его товарищ исчез вместе с ним. Мы лишены возможности спасти их.
какого-то бревна, и я теряю сознание.
36. ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ ДЕКАБРЯ
бури, показалось солнце. Борьба стихий продолжалась всего несколько часов,
но она была ужасна; ветер и вода вступили в чудовищное единоборство.
лишил меня возможности видеть конец катаклизма. Знаю только, что вскоре
после сильного ливня ураган утих. Избыток атмосферного электричества,
наконец, получил грозовую разрядку. Гроза не затянулась на всю ночь. Но
какой урон, какие невознаградимые потери она причинила нам за это короткое
время. Какие бедствия нас теперь ожидают! Мы не сумели собрать ни капли из
тех потоков воды, которые пролились на нас!
был унесен, когда на нас вторично хлынули волны, то этим обязан Роберту
Кертису.
лет, славный парень, энергичный и мужественный. Второй - старик ирландец
О'Реди, переживший на своем веку столько кораблекрушений.
кто сел на борт "Ченслера", уже нет в живых.
сколько времени их хватит?.
четырнадцати галлонов [шестьдесят пять литров (прим.авт.)], а второй
бочонок уцелел. Но бочонок с сушеным мясом и тот, в который мы складывали
наловленную рыбу, унесены; из этого запаса не осталось ничего. Что
касается сухарей, то Роберт Кертис полагает, что их уцелело не более
шестидесяти фунтов.
у нас есть только на восемь дней, если считать по полфунта в день на душу.
В таком же молчании прошел весь день 22 декабря. Все мы ушли в себя, но
ясно, что одни и те же мысли преследуют каждого из нас. Мне кажется, что
теперь мы смотрим друг на друга совсем другими глазами и что призрак
голода уже стоит над нами. До сих пор мы еще по-настоящему не страдали ни
от голода, ни от жажды. А теперь рацион воды придется уменьшить, что же
касается рациона сухарей...
момент, когда Флейпол иронически говорил:
сухарей. Некоторые набросились на них с жадностью, другие бережно отложили
часть про запас. Мне кажется, что инженер Фолстен разделил свою порцию на
несколько частей, по числу обычных приемов пищи.
37. С ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕГО ПО ТРИДЦАТОЕ ДЕКАБРЯ
воспользоваться, так как он несет нас к земле. Мачта, исправленная
стараниями Дауласа, опять крепко вделана в гнездо, парус поднят, и плот
идет, подгоняемый ветром, со скоростью двух - двух с половиной миль в час.
доски. Оно работает кое-как, но при той скорости, которую ветер сообщает
плоту, нет нужды в больших усилиях, чтобы управлять им.
Унесенная морем обшивка левого борта заменена новой, и теперь волны не
заливают нас. Словом, мы сделали все возможное, чтобы исправить плот - это
соединение мачт и рей, - но главная опасность грозит нам с другой стороны.
от которой мы так страдали за последние дни. Сегодня она, к счастью,
умеряется ветром. Палатку вновь соорудили, и мы по очереди ищем там защиты
от жгучих солнечных лучей.
всех ввалились щеки, осунулись лица. У многих из нас явно не в порядке
нервная система; пустота в желудке вызывает сильные боли. Будь у нас хоть
какой-нибудь наркотик, опиум или табак, нам, быть может, удалось бы
обмануть голод, усыпить его! Но нет! Мы лишены всего!
лейтенант Уолтер, снедаемый изнурительной лихорадкой, - она-то и "питает"
его; но зато больного мучит сильнейшая жажда. Мисс Херби не только отдает
ему часть своей порции, но и выпросила у капитана дополнительный рацион
воды; каждые четверть часа она смачивает лейтенанту губы. Уолтер не в
силах говорить, но он благодарит добрую девушку взглядом. Бедняга! Он
обречен, и самый заботливый уход не спасет его. Ему-то во всяком случае
уже недолго осталось страдать!