наверх... Вид у него что-то невеселый...
продал!
не глядя друг на друга. Остальные продавцы складывали штуки "Счастья
Парижа" по указаниям Робино, а Бутмон, занятый длительным разговором
вполголоса с худощавой молодой женщиной, казалось, принимал от нее большой
заказ. Вокруг них на хрупких изящных этажерках лежали вперемежку штуки
шелка в длинных бумажных обертках кремового цвета, что делало товар
похожим на брошюры необычайного формата. Всевозможные шелка, муар, атлас,
бархат, переполнявшие прилавок, казались грядками скошенных цветов,
настоящей жатвой изысканных и драгоценных тканей. Это был самый элегантный
отдел, истинный салон, где товары, такие легкие, казались роскошной
обстановкой.
заработаю в среднем двенадцати франков в день, я пропал... Я так
рассчитывал на этот базар.
меня довольно и пятидесяти... Вы, стало быть, тратитесь на шикарных
женщин?
Теперь я должен угостить пять человек - двух мужчин и трех женщин... Ах,
черт! Первую же, которая подвернется, непременно накрою на двадцать метров
"Счастья Парижа"!
накануне и что собираются делать через неделю. Фавье играл на бегах, Гютен
занимался греблей и содержал кафешантанных певичек. Но их одинаково
подхлестывала нужда в деньгах, они думали только о деньгах, бились ради
денег с понедельника по субботу, а в воскресенье проедали их. В магазине
их преследовала эта вечная забота, магазин являлся для них местом
непрестанной и безжалостной борьбы. А теперь еще этот дьявол Бутмон
перехватил у них посланницу г-жи Совер - ту самую тощую женщину, с которой
он сейчас разговаривает. Ведь речь шла об отличном заказе, по крайней мере
на две-три дюжины штук, потому что у этой известной портнихи большой
аппетит. Как назло и Робино тоже ухитрился отбить у Фавье покупательницу.
пользовавшийся малейшим поводом, чтобы настроить отдел против человека, на
место которого он зарился. - Допустимо ли, чтобы заведующий и его помощник
сами продавали!.. Честное слово, дорогой мой, если я когда-нибудь сделаюсь
помощником, вы увидите, как хорошо я буду обходиться с приказчиками.
простачка. Фавье не мог удержаться, чтобы не покоситься на него; но, как
человек флегматичный и желчный, он только молвил:
добавил еще тише: - Внимание, к вам идет покупательница.
почуял в ней женщину, которая ничего не купит. Он быстро нагнулся под
прилавок, делая вид, будто у него развязались шнурки, и проворчал:
терять свою очередь! Благодарю покорно.
списку продавец. Действительно, дама хотела только посмотреть образцы и
прицениться; она держала продавца более десяти минут, засыпая его
вопросами. Но помощник заведующего заметил, как Гютен вылез из-под
прилавка, и, когда появилась новая покупательница, строго вмешался,
остановив бросившегося ей навстречу молодого человека:
прилавком...
приятелем. Гютен отвернулся, у него даже губы побелели от злости. Он
особенно досадовал потому, что хорошо знал эту даму - очаровательную
блондинку, их постоянную покупательницу, которую продавцы прозвали между
собою "красавицей", но ничего не знали о ней, даже имени. Она покупала
много, приказывала относить покупки в свою карету и затем исчезала. Эта
высокая, изящная, одетая с изысканным вкусом дама была, по-видимому, очень
богата и принадлежала к лучшему обществу.
кассы, куда проводил покупательницу.
порядочной женщины... Это, должно быть, жена какого-нибудь биржевого
дельца, или доктора, или что-нибудь в этом роде.
стараются держаться как порядочные женщины.
франка. Значит, около трех франков мне в карман!
выдумка, только обременяет карманы! Между двумя приказчиками шла глухая
борьба. Фавье обычно делал вид, что стушевывается и признает превосходство
Гютена, зато за его спиной подкапывался под сослуживца. И теперь Гютен
злился из-за трех франков, так непринужденно отнятых у него продавцом,
которого он не считал равным себе. Ну и денек! Если так будет
продолжаться, он не заработает и на сельтерскую для своих гостей. И среди
разгоравшейся битвы он прогуливался вдоль прилавка, как голодный волк,
ожидая добычи, завидуя всем, вплоть до заведующего, который провожал
худощавую молодую женщину, повторяя:
господина Муре этой скидки.
перил. Но сейчас он вдруг снова появился наверху широкой лестницы,
спускавшейся в нижний этаж; оттуда он по-прежнему властвовал над всем
магазином. При виде людского потока, который мало-помалу наполнял магазин,
на лице его вспыхнул румянец, в нем возрождалась вера в себя, придававшая
ему такую величавость. Наконец-то началась та долгожданная толкотня, та
послеполуденная давка, которую под влиянием охватившего его лихорадочного
возбуждения он одно время уже отчаялся было увидеть; все служащие
находились на местах, последний удар колокола только что возвестил о конце
третьей смены; утренняя неудача была, конечно, следствием проливного
дождя, разразившегося в девять часов, и дела могли еще поправиться, потому
что небо снова стало победоносно ясным и синим, каким было рано утром.
Теперь стали оживать и отделы второго этажа; Муре приходилось сторониться,
пропуская дам, которые небольшими группами поднимались в отделы полотен и
готового платья; в то же время он слышал, как позади него, в отделе кружев
и в отделе шалей, продавцы выкрикивали крупные цифры. А вид галерей в
нижнем этаже окончательно успокоил его: в отделе прикладов и в бельевом
стояла давка, даже отдел шерстяных товаров был переполнен. Вереница
покупательниц становилась все гуще, и почти все они теперь были в шляпках;
исключение составляли только несколько запоздавших хозяек в чепцах. В зале
шелков, залитом золотистым светом, дамы снимали перчатки, щупали "Счастье
Парижа" и вполголоса переговаривались. Муре больше не обманывался насчет
доносившегося извне, шума, грохота экипажей, захлопывающихся дверец,
возрастающего гула толпы. Он чувствовал, как под его ногами машина
приходит в движение, как она оживает и разогревается, начиная от касс, где
звенит золото, от столов, где служители торопливо заворачивают покупки, и
до самых глубин подвала, до отдела доставки на дом, где громоздятся горы
спускающихся свертков, - от исходившего из его недр подземного гула
дрожало все здание. Среди всей этой толкотни важно прогуливался инспектор
Жув, подстерегая воровок.
которого подвел к нему рассыльный. - Нет, нет, ничуть не помешаешь... К
тому же, если ты хочешь все осмотреть, тебе достаточно просто следовать за
мной, потому что сегодня мне надо быть в самой гуще сражения.
превратится ли базар в тот триумф, на который он рассчитывал? Все же он
весело повел за собой Поля, не переставая шутить.
- Но счастье что-то не улыбается мне сегодня - бывают же, право, дни
невезенья!.. Показывал руанские ситцы, а эта тумба опять ничего у меня не
взяла.
взгляды. Да, если он ничего не продаст, так на тысячу франков годового
жалованья не разживешься; обычно он зарабатывал семь-восемь франков на
процентах и отчислении с прибыли, так что вместе с жалованьем получалось в
среднем десять франков в день. Этот сапог, Фавье, никогда не выжимал
больше восьми, а теперь вот выхватывает у него из-под носа лучшие куски:
только что продал еще на одно платье! Тупой малый, понятия не имеющий, как
обходиться с покупательницей! Это невыносимо.
приказчиков из отделов трикотажа и прикладов.
перчаточном отделе, - брюнетка, которой Миньо примеряет перчатки.
которого не спускал глаз:
добьешься! Знаем мы твои победы!