веселая капитанша. - Судно тебе известное.
Белая пена, завиваясь кругами, закипела позади.
согласна... тогда скажи... папа говорит... - И он заплакал.
пристани, вернула тишину, утихомирила воду, пролегла черными мерцающими
далями. Кандидов сбросил рукавицы и скинул потник. Он собрал книги и пошел
спать.
берега валы от разворачивающегося "Лермонтова".
Гидраэра. С Баграшом и Фомой он сблизился очень быстро. Как-то на стоянке у
Мурома Баграш разговорился, и Карасик узнал, что водитель глиссера был
когда-то одним из первых русских летчиков.
Летишь на такой ширмочке. Ветер треплет матерчатую перепонку на деревянных
ребрышках, а между собственными ногами землю видишь. Летишь себе, машина
козыряет, валится, руками за стойки хватаешься, а на земле инструктор
отвернулся, руками за голову хватается и спрашивает у окружающих: "Ну, как?
Гробанулся уже или падает еще?" А нос это у меня в 1919 году на Западном
фронте. Совсем я еще тогда был мальчишкой. Перебило мне пулей бензинопровод.
До своих я кое-как дотянул, а у земли мотор отказал. Я и вмазал в канаву. За
боевую операцию - орден, а за капот - вот это украшение на всю жизнь. И после
этого... стал как-то летать не совсем точно, не то что вылетался, но так
как-то уверенность ушла. - Он угрюмо отвернулся. - Ну, глиссер тоже дело
отличное... На торпедных катерах не приходилось вам? Тоже ведь принцип
глиссера.
пересилило деликатность.
все свои силы, все свое время, все свои знания отдал им, но об авиации
говорить с ним не на до. Это его больное место.
верно...
хмурая насмешливость угнетал; Фому, - тот был болтлив и откровенен. К Карасику
он относился с уважением.
знакомился, обязательно спрашивали, сколько ему платят за строчку в газете.
Только здесь, на глиссере, никто не спрашивал об этом. Фома интересовался, как
Карасик пишет, что он выдумывает, а что правда и как одно с другим
соединяется. Карасик с удовольствием объяснял, а Фома платил ему, в свою
очередь, полной откровенностью. Он признался раз, что заветная его мечта - это
пойти на новом, собственной системы глиссере мимо деревни, где он когда-то
работал на кузнице.
чувствовал, что механик относится к нему с некоторой подозрительностью. От
Фомы Карасик узнал, что Бухвостов из бывших беспризорников, жил в одном
детском доме с конструкторшей Настей Валежной и до сих пор томится из-за нее.
А Настя держится со всеми ровно, и Бухвостов страдает и злится.
общежитии. Все работали и учились в заводском учебном комбинате Гидраэра.
Баграш был главой маленькой коммуны. На одной из стоянок, когда глиссер
гидраэровцев нагнал дожидавшегося их "американца", Карасику удалось наконец
поговорить толком с очень ему приглянувшейся конструкторшей Гидраэра - Настей
Валежной.
по поручению своей фирмы, скребли и чистили машину, а Настя, сделав нужные
записи в бортовом журнале, прибежала к своим.
некогда.
копошиться в моторе.
заметила беспорядок, мусор на дне, объедки, завернутые в газету и засунутые
под сиденье. Потом она внезапно подошла к Бухвостову и отвернула ворот его
рубашки.
маленькие, честное слово!
оправдывался Бухвостов. - А тут живо к черту вымажешься...
а теперь вижу, какая у них замечательная машина, сколько у нас наша
неряшливость километров в час съедает. Сколько воды тащили из-за этого!..
улыбкой участвовал в беседе глиссерщиков. Ему очень хотелось поговорить с
Настей. Настя оглянулась на него:
тут как раз он предпочитал, чтобы конструкторша называла его интимно -
Карасик. Обращение "Евгений Кар" огорчило его официальностью.
Карасика.
девушкой. И теперь только он вспомнил.
метров три года назад. Это был первый дальний рейс нового советского
многомоторного самолета. Летели строители, инженеры, члены правительства,
журналисты. Карасик был командирован спецкором. Пассажиры дремали в мягких
креслах, убаюканные шумом мотора. Самолет слегка бросало. Ветер был сильный, и
вскоре шатание усилилось. Горизонт то закрывал, вздымаясь, все окно, то
заваливался куда-то под пол. Земля качалась внизу, как качается плоскость воды
в резко сдвинутой кадушке. Самолет лез, слегка покачиваясь, в воздушную гору,
потом вдруг ухал носом в бездну. Ноги никак не могли достать уходящий из-под
них пол. Хотелось схватиться за ручку кресла, за сиденье, за что-нибудь
надежное, неподвижное. Но все летело к черту в прозрачную яму, в воздушный
провал. Начиналась болтанка.
пассажиров. Его грудь была украшена не одним орденом Красного Знамени. Ему
было душно, он расстегнул ворот и с отвращением посматривал в окно, где
пучился и опадал горизонт. Проклятая болтанка! Его, одного из славнейших
героев гражданской войны, участника лихих боев, трясло сейчас, как пехотинца в
седле. Ему было неловко, ему было худо. Его мутило. Глядя на него, стали
страдать и другие. В это время в потолке кабины открылась дверца люка.
Показались маленькие ноги в штанинах комбинезона, потом по стальной отвесной
лесенке мигом спустилась проворная тоненькая девушка. Ее появление сверху было
неожиданно и даже несколько обидно для пассажиров. Все считали себя гордо
реющими выше всех, а тут, на поди, оказывается, над ними, выше них, была
какая-то девчонка.
Девушка, нагнувшись, долго и внимательно глядела через окно кабины на вросшие
в крылья моторы. Потом она взглянула на пассажиров и улыбнулась. Улыбка у нее
была славная, необидная, подбадривающая. Приосанились даже самые укачавшиеся
пассажиры. Военный на минутку тоже подобрался было, но самолет резко осел вбок
и вниз. Тошнота скрутила военного. Девушка, уверенно ступая по шаткому полу,
подошла и заботливо склонилась к нему. Карасик увидел, что к ее комбинезону,
рядом со значком "КИМ", приколота крохотная тряпичная куколка - футболист с
круглой пуговкой, изображающей мяч. Военный силился улыбнуться.
пергаментных пакетов.
если мутит...
обойдусь сам.
Тот уже не сопротивлялся. Девушка обращалась с ним просто, ласково и весело.
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия