Чтение 21–й страницы книги ~Сын полка~

- Все равно,- сказал писатель, прислушиваясь к разрывам мин на гребне
безыменной высотки.
- В таком случае, я вам сделаю косые. У нас почти все
гвардейцы-минометчики предпочитают косые.
- Ну, пусть будут косые,- сказал писатель.
- Вас не беспокоит? - спросил Глазе, уловив некоторое раздражение в
голосе клиента.
- Я тороплюсь,- сказал писатель.
- Пять минут, не больше,- сказал Глазе.- Я должен вам сделать виски как
следует быть, для того чтобы вы могли иметь представление о работе
военторговских парикмахеров. Может быть, это вам пригодится как материал для
статьи.
Когда Глазе делал писателю второй висок, довольно близко от них
разорвалась мина.
- Не беспокойтесь,- сказал Глазе,- он кидает наобум. Это никого не
волнует. Разрешите попудрить?
- У вас есть и пудра? - удивился писатель.
- Разумеется. У нас есть все, что положено для культурной
парикмахерской.
- Как, даже одеколон? - еще больше изумился писатель.
- Разумеется,- сказал Глазе.- Разрешите освежить?
- Освежите,- сказал писатель.
Глазе вынул из кармана склянку, сунул в нее трубку и подул писателю в
лицо одеколоном. Он уже собирался вытереть клиенту лицо полотенцем, как
вдруг прислушался и сказал:
- А вот теперь я вам советую на одну минуту спуститься в щель.
И едва они успели спрыгнуть в щель, как совсем рядом разорвалась мина,
в один миг уничтожившая все инструменты Глазса, оставленные на траве:
помазок, чашечку, оселок, тюбик крема для бритья и зеркало. Когда ветер унес
коричневый дым, писатель не без юмора сказал:
- Сколько прикажете?
Тогда парикмахер поднял свои воспаленные глаза к нему, некоторое время
шевелил губами и наконец сказал:
- Восемь сорок.
Вот каков был человек, явившийся брить пастушка. Он развернул вафельное
полотенце, где у него были завернуты инструменты, и в большом порядке
разложил их на пустой койке, полотенце же завязал Ване вокруг шеи.
- Давно не был в бане? - деловито спросил он мальчика.
- С сорок первого года,- сказал Ваня.
- Сравнительно не так давно,- сказал Восемь-сорок.
Все почтительно засмеялись. Было сразу видно, что Восемь-сорок человек
знаменитый и в своей области считается профессором, оказавшим большую честь
своим визитом.
- Сто грамм сейчас будете пить или после работы? - спросил Горбунов,
ставя на койку фляжку, кружку, два громадных ломтя хлеба и открытую банку
свиной тушенки.
- До войны у нас в Бобруйске умные люди имели обыкновение сначала
работать, а уж потом выпивать,- сказал парикмахер меланхолично.- Что будем
делать с молодым человеком? - спросил он, поднимая двумя пальцами волосы
мальчика на затылке.
- Постричь надо ребенка,- жалостным, бабьим голосом сказал Биденко, с
нежностью глядя на пастушка.
- Это ясно,- сказал Восемь-сорок.- Но возникает вопрос, как именно
стричь? Стрижка бывает разная. Есть нулевая, есть под гребенку, есть под
бокс, есть с чубчиком.
- С чубчиком,- сказал Ваня.
- Почему именно с чубчиком?
- Я так видел у одного мальчика, гвардейского кавалериста. У ихнего
сына полка. У ефрейтора Вознесенского. Красивый чубчик!
- Знаю. Моя работа,- сказал парикмахер.
- Нет, артиллеристу с чубчиком не подходит,- строго сказал Биденко.-
Для конника - да. А для батарейца - нет. Батарейца надо стричь под
ноль-ноль. Чтоб как шаром покати.
- Ну, брат, не думаю,- сказал Горбунов.- Под ноль - это, скорее всего,
годится для пехотинца. А для артиллериста - никак. Какой же он будет бог
войны, если у него волосы - шаром покати? Скорее всего, артиллериста надо
стричь под бокс. Это более подходящее.
- Под бокс - это для авиации,- глухо сказал кто-то из угла.
- Для авиации? Пожалуй, да. Стало быть, под гребенку.
- Это уж будет слишком по-танкистски.
- Верно, братцы! Чересчур бронетанковый вид получится у нашего Вани.
Это не годится. Надо его так постричь, чтобы сразу было видать, что малый -
артиллерист.
Довольно долго вся команда разведчиков обсуждала вопрос о Ваниной
стрижке. Парикмахер терпеливо ждал. Когда же выяснилось, что в конце концов
никто толком не знает, как надо стричь по-артиллерийски, Восемь-сорок сказал
со снисходительной улыбкой:
- Хорошо. Теперь я его буду стричь так, как я это сам себе мыслю...
Мальчик, нагни голову.
И с этими словами вынул из бокового карманчика алюминиевую гребенку.
- Только с чубчиком,- жалобно сказал Ваня.
- И височки не забудьте покосее,- добавил Горбунов.
- Не беспокойтесь,- сказал парикмахер, и в его высоко поднятой руке
звонко защебетали ножницы.
На вафельное полотенце посыпались густые хлопья Ваниных волос.
Восемь-сорок был великий мастер своего дела, это знали все. Но тут он
превзошел самого себя. Он стриг мальчика и так и этак, всеми способами и на
все фасоны. В его руках, как у фокусника, менялись инструменты. То мелькали
ножницы, то повизгивала машинка, то вдруг на миг вспыхивала, как молния,
бритва, прикасаясь к вискам. И, по мере того как на вафельном полотенце
вырастала гора снятых волос, голова мальчика волшебно изменялась.
Ваня ежился и сдержанно хихикал от прикосновения холодных инструментов
к своей непривычно оголенной голове. Посмеивались и разведчики, видя, как их
пастушок на глазах превращается в маленького солдатика.
Его острые уши, освобожденные из-под волос, казались несколько
великоваты, шейка - несколько тонка, зато лоб оказался открытый, круглый,
упрямый, но только с небольшой, хорошенькой челочкой.
Челочка вызвала у разведчиков особенное восхищение. Это было как раз
то, что нужно. Не бесшабашный кавалерийский чубчик, а именно приличная,
скромная артиллерийская челка.
- Ну, брат, кончено дело! - воскликнул в восторге Горбунов.- Сняли с
нашего пастушка крышу.
Ване страсть как хотелось поскорее посмотреть на себя в зеркало, но
парикмахер, как истинный артист и взыскательный художник, еще долго возился,
окончательно отделывая свое произведение.
Наконец он обмахнул Ванину голову веничком и подул на Ваню из трубочки
одеколоном. Ваня не успел зажмуриться. Глаза жгуче защипало. Из глаз
брызнули слезы.
- Готово,- сказал парикмахер, сдергивая с Вани полотенце.- Любуйся.
Ваня открыл глаза и увидел перед собой маленькое зеркало, оклеенное
позади обоями, а в зеркале - чужого, но вместе с тем странно знакомого
мальчика со светлой голой головкой, крупными ушами, крошечной льняной
челочкой и радостно раскрытыми синими глазами.
Ваня погладил себя холодной ладонью по горячей голове, отчего и ладони
и голове стало щекотно.
- Чубчик! - восхищенно прошептал мальчик и тронул пальцем шелковистые
волосики.
- Не чубчик, а челочка,- наставительно сказал Биденко.
- Пускай челочка,- с нежной улыбкой согласился Ваня.
- Ну, а теперь, брат, в баньку!

17

Пока знаменитый мастер заворачивал инструменты в полотенце, пока он
затем выпивал честно заработанные сто граммов и закусывал, Горбунов и
Биденко повели мальчика в баню.
Хотя банька эта была устроена в маленьком немецком блиндаже и состояла
из печки, сделанной из железной бочки, и казана, сделанного тоже из железной
бочки, так что горячая вода немного попахивала бензином, но для Вани, не
мывшегося уже три года, эта банька показалась раем.
Оба дружка - Горбунов и Биденко - знали толк в банях. Они сами любили
париться, да и других любили хорошенько попарить.
Они вымыли мальчика на славу.
Для такого случая Горбунов не пожалел куска душистого мыла, которое уже
два года лежало у него на дне вещевого мешка, ожидая своего часа. А Биденко
добыл у земляков из батальона капитана Ахунбаева рогожи и нащипал из нее
отличной мочалы.
Что касается березовых веников, то, к немалому изумлению Вани, они тоже
нашлись у запасливого Горбунова.
В бане горел фонарь "летучая мышь".
В жарком, туманном воздухе, насыщенном крепким духом распаренного
березового листа, оба разведчика двигались вокруг мальчика наклоняя головы,
чтобы не стукнуться о бревенчатый потолок.
Их богатырские тени, как балки, пробивали туман.
В какие-нибудь полчаса они так лихо обработали Ваню, что он весь был
совершенно чистый, ярко-красный и, казалось, светился насквозь, как
раскаленная железная печка.
Но, конечно, добиться этого было не так-то легко. Биденко и Горбунов