нацеливает острия спиц ниже живота. Так и есть. Энергия половой чакры уходит
далеко. Женщина съежилась. Зал замер.
поднимает руки кверху. Ну, точно -- шаман! Марк, кажется, просит энергии у
солнца, но оно-то давно на покое: вечер. Но шаманская поза производит впе¬
чатление на публику. Сидят тихо. Ждут.
каждого взмаха руками он делает ими еще одно движение: как бы стряхивает все
скверное и со своих рук. О, Марк!
важнейшей из человеческих чакр.
значит: "Приходите ко мне в кабинет, который обещали помочь открыть в
профсоюзном клубе. Или звоните по телефону, я приду к вам домой". Он пишет
на доске номер своего телефона.
Пожалуй, его парадную тройку Рите бы пришлось нести в химчистку. В лучшем
случае зал бы давно опустел. А здесь -- сидят и слушают. И даже просят уточ¬
нить насчет дерева -- не успели записать. Наверное, людям необходимо верить в
чудо. Потому что им скверно.
исцелением. Но увы... увы...
каталке. Вся большая семья приехала сюда, надеясь, что кудесники-врачи
Израиля поставят на ноги несчастную женщину. Надежды уже нет.
человек здоровый и крепкий, вдруг заболел глазами. Он ездил в Москву, как-то
его лечили. Собравшись ехать в Израиль, он перестал пользоваться услугами
советских врачей.
там медицина очень дорогая?
стране, из которой он уезжает, врачебная помощь отсутствует вообще.
приезда.
пока не стало. Правда, парень этот забросил спорт и подался в ученики к
раввину. Может, Всевышний ему поможет.
женщина. Она приехала в Израиль со слепым мужем и таким же сыном. Надеялись,
что хоть сына избавят от ужаса мрака. Нет, говорят, операция ему не
показана. Но вот деньги, правда, крошечные положены им всем -- для оплаты
сопровождающих. Но деньги не платят, требуется преодолеть жуткие преграды
бюрократии. Преодолеть -- слепым.
жизнь я знала, что отслоение сетчатки -- это конец, слепота.
операционном столе. Глаз возвратили к жизни.
старая мать. Ей много лет, больше восьмидесяти. Но когда уходит мать, даже
старая, даже с испортившимся характером, это всегда горе. Дочь не хотела
этого горя, она вызвала скорую помощь, когда матери стало очень плохо и,
казалось, уже ничего не поможет.
возились здесь. Ей поставили кардиостимулятор. Несколько дней поддерживали
сердце аппаратурой -- пока нельзя было ставить стимулятор: у нее была
температура. И кому бы в голову пришло непрерывно делать анализы, чтобы
определить, какой бактерией вызывается температура, чтобы убить эту
бактерию? Старухе...
сердечным приступом ее привезли в больницу ночью, и дежурный врач ее принял.
А утром пришла заведующая отделением. Говорили, что она прекрасный спе¬
циалист. Может быть. Но дежурному врачу была выволочка. Я думаю, он уже не
станет принимать старух, даже больных.
полночь, и она все равно умерла бы.
машина, оттуда выпала немолодая женщина, стала кричать:
что жили рядом -- позвонить, но телефон у них почему-то не работал, и скорую
помощь я не вызвала, но минуты через три вернулась с валидолом и каким-то
еще сердечным лекарством. Всего этого уже не нужно было. Пока я бегала, кто-
то высунулся из окна, понял в чем дело, вызвал скорую. Когда я пришла,
крепкие парни дежурной скорой уже вытаскивали из машины на асфальт грузное
тело. В ту же минуту подъехала еще одна скорая -- с бригадой врачей, их
вызвали по рации. Мы смотрели, как человек пять или шесть, не теряя ни
мгновения, колдовали над распростертым телом. У них все было под рукой,
какие-то незнакомые нам приборы были подключены к проводкам, проводки
прикреплены к телу больного. Наконец, мы увидели, как поднялся живот. Еще
раз. Еще. Задышал. Мы облегченно вздохнули: может, спасут. Больного быстро и
бережно положили на носилки, носилки -- в машину. Гудок. Маген-Давид,
разрезая вечернюю темень, помчался в больницу.
Минске потому, что сделали не тот укол. Чего-то там не было.
которые открывают новым репатриантам повсюду, в том числе и в поликлиниках.
Не успеешь приехать, тебя сразу же обследуют, выявят, где хворь, будут
лечить, чтоб был здоров. Стране нужны люди здоровые.
прекрасным здоровьем? И к тому же -- доктора, которого в Союзе называли как-
то не очень эстетично, словно милиционера: участковый, здесь именуют любовно
и интимно: семейный врач.
прием к нашему семейному врачу. Его звали доктор Рубинштайн, и он говорил
по-русски. Он сидел за своим столом, кругленький и лысоватый, брезгливо
оттопырив нижнюю губу и потирая друг о друга небольшие кругленькие ручки.
возможные осложнения, зашел со мной в кабинет. Он-то и ответил:
все русские, чтоб вы мне все были здоровы, все хотите обследоваться. А
израильтяне не могут из-за этого лечиться.
делах сущей невеждой, не знала здешних порядков. Я зашла к медсестре, как и
полагалось, ровно в восемь утра и подала направление, которое выписал мне
вчера доктор, сидящий в кабинете рядом.
кабинет доктора Рубинштайна -- туда ведет дверь из ее комнаты. Они громко и
бурно говорили на иврите, которого я еще совсем не понимала. Не глядя на
меня, из другой комнаты, наш семейный доктор произнес:
поликлинику даже только поздороваться с доктором, все равно берите с собой
паспорт.
разных советских таблеток, потом нам прислали еще. Пока -- слава Богу.
отказаться от доктора Рубинштайна и выбрать себе другого семейного врача.
Говорят, есть внимательные. Может быть, когда-нибудь я так и сделаю.
рассказывает какая-то женщина:
следующий день выписали -- больного, без денег, чтобы доехать домой, не
позвонив мне, жене, чтобы я за ним приехала. Он мог опять упасть на улице.
Это поступок врача? Это соответствует нормам гуманности?
женщиной журналист-комментатор, -- но врач поступил по инструкции, он
поступил в соответствии с законом. И судить его не за что.
хотя каждый исправно платит свои шекели в больничную кассу. Есть очереди в
поликлиниках, антибиотики и аспирин -- только под другим названием -- на все
случаи жизни. И домой к тебе врач не придет, даже если у тебя температура
сорок, а если придет, плати отдельно, а уж если скорая потребуется,
выписывай чек на солидную сумму. Скорая помощь здесь служба отдельная, до¬
рогая, дешевле вызвать такси.
приехал оттуда, может, даже лучше, что он -- оттуда. Издалека кажется, что
тамошнее было лучше.