ся: "Пришел, а очки забыл... Ему и сказали: вот Степановы, - надень".
Сеня увидел еще: серебряное кадило кривошеего попа с жадностью пожирало
Катушинский ладан. Становилось сизо от дыма. Дьячок спешил, словно раз-
битая таратайка с горы. Стояла душная полутемь. Ее не одолевали три
больших свечи, наряженных в банты из Катушинской сарпинки.
встала рядом с ним и отвела платок с лица назад, точно хотела, чтоб все
ее увидели. Это и было замечено, - дьячок, гнуся очередную молитву, по-
вернул свою гусиную шею назад и бессовестно разглядывал Настю. Сам он
был исконный зарядьевец, и узнать про Секретовскую дочку доставило ему
немалое удовлетворение.
вая Насте свою свечу, горящую. - Как папашино-то здоровье?
кой дьячок и отбежал подсыпать ладану в кадило.
кие и морщинистые, - бабьи, имели отпечаток какой-то тупой, несоображаю-
щей мудрости. Они не печалились горю и не дивились смерти, они знали:
жизнь - не луг со цветами, жить - не цветы с луга рвать. Среди них домо-
вито суетились двое: чулочная баба и Ермолай Дудин, черный, подтянутый,
заметно подъедаемый чахоткой. Он или распоряжался острым приказывающим
взглядом, или, любовно, как женщина, бросался поправить подушку или кар-
тонные бахилки умершему другу, или оправлял фитиль большой свечи, помо-
гая ей гореть торжественней.
глазами, опущенными в пол. Что-то белело у него под ногами. Он пошевелил
белое ногой и узнал: то была аптечная коробка из-под ладана. Ему еще
больше стало тогда не по себе, и еще глубже проложилась складка у его
переносья. "Съел тебя город, Степан Леонтьич, - подумал Семен, - и ладан
твой съел. Будь и того и другого вдвое больше, и тогда не осталось
бы..." Семен кинул взгляд на Катушина. Тот сделался теперь как будто еще
меньше, потому что, казалось, был напуган всем этим шумом, происходившим
ради него. Сеня не отводил глаз, и вдруг заметил в поле своего зрения
тонкий профиль Насти, нежно мерцавший светом свечи. Он перевел глаза на
нее.
Свечи в руках... Точно под венцом стоим!..
лявую голову среди них.
Сеня.
дьячок и подмигнул Сене пакостно и стыдно.
входил кислый холодный воздух, но все еще стойко держался запах тлеющего
фитиля. Кривошеий поп снимал ризу и нарочито подробно расспрашивал чер-
нобородого Галунова о Катушинском конце. Галунов усердно топырил грудь,
а тот кивал головой и складывал обносившуюся ризу конвертом, заворачивая
ей углы. Псалтирный старик сморкался в красный платок. Свечи гасли. Тем-
нело.
нил: с того самого места, у окна, где стоял с Настей, он впервые и уви-
дел ее. Но теперь за окном было черно и пусто. Следуя уклону мыслей, он
взглянул на свои сапоги: сапоги теперь были красивые, хромовые, приятно
глядеть. Все переменяется...
тояльца. Только небольшая кучка пыльного сора указывала, что на этом
месте обитал безвестный человек, - он и насорил.
зыве Сенина года. Сеня встретил сообщение о солдатчине почти равнодушно,
- солдатчина сулила даже ему какой-то выход из положения. Не дослушав,
побежал на Катушинские похороны.
ком закрыли Катушинский лоб, едва расправившийся от морщин. Поливали
елеем, посыпали песком. Возница, длинный и сутулый верзила в черном, по-
хожий на огромную отмычку для столь же огромного замка, взлез на козлы,
и похоронные дроги тронулись в путь. Встречные снимали шапки. Над домами
кружили голуби. Падал снег и тут же таял. Дальше, когда потянулась чужая
Москва, наняли провожатые извозчика. А провожатых было всего двое: Сеня
и Дудин. Чулочную бабу видел Сеня только на квартире, утром, - она вози-
лась над Катушинским сундучком.
ми, как жерди, ногами они захватывали большие куски мостовой и неслись,
словно боялись людского глаза, словно обрадовались легкому грузу. За всю
жизнь никогда и никуда не спешил так Катушин. Дудинский извозчик, чахлый
парень с красными выпуклыми веснушками, не отставал, - словно на свадьбу
мчались. Мразь с неба усилилась и уже не успевала таять. Подняли верх.
ледней жалости, Дудинский извозчик стал закуривать и поотстал. Извозчик
спросил:
стояла лужица. Кладбищенский батюшка, олицетворение земного уныния, с
пресным лицом, рассыпаясь на верхних нотках, изобразил надгробное рыда-
ние и помахал потухшим кадилом. Сеня наклонился и скинул вниз первую
горсть вязкой холодной земли. Она так и упала комом. Кладбищенский чело-
век, коротконогий и веселый, усердно закидывал заступом розовый Кату-
шинский гробок и все порывался заговорить. Наконец, он не выдержал:
ада нет! Я вот, одиннадцать лет копаю, все думаю: где же он, ад?.. Негде
ему быть! А второе дело: сколько ж лесу-то уйдет его отопить? Я вот и за
истопника тут, знаю дело... Не-ет, тут что-то другое есть, а только они
скрывают! - и он, кивнув вслед уходящему батюшке, громко высморкался в
сторону. Борода у него была круглая, рыжая, разбойничья, жесткая.
себя рукой по невообразимому, непокорному ершу волос и вздохнул так глу-
боко, словно собирался сказать последнее слово пред тысячной толпой,
собравшейся почтить покойного. Он даже выкинул руку в сторону и открыл
глаза. Движенье его можно было счесть и за судорогу. - Кричали вороны, в
высоких кладбищенских березах. Пахло прелым листом. Видна была дорога до
самой заставы, и на всем протяжении ее - никого.
ня старался не глядеть на его подергиванья. - Вроде поминок закатим...
по бестелесном человеке! - он подмигнул, а Сене стало тревожно и холод-
но.
холму и весь затрясся. Плакал он всухую, без слез. Острые кости, сотря-
саемые в Дудине рыданьем, двигались так, словно хотели прорваться из
черного его пиджака. Звук был очень непонятный, всхлипыванье походило -
будто в котле клокочет черный и густой сапожный вар. Его прощанье кончи-
лось так же внезапно. Он встал и надел на голову свалившийся картуз.
стряхнуть с колен приставшую землю, пошел с кладбища. Сеня догнал его
почти у выхода.
в кривом, с крыльцом, домике, - сзади к нему примыкал пустырь. Уже све-
черело, когда они пришли туда. Под черным потолком висела лампа с гряз-
ным железным абажуром набекрень. Керосин уже истощился, и напрасно ис-
сохший фитиль обсасывал пустое дно и стрелял красными языками, давая
знать о себе.
лицо было невозможно. Сеня впервые за всю жизнь пил жгучую противную
смесь, откашливаясь и брызгаясь, не справляясь с отвращеньем.
бывая чай из толстого стакана.
пей за упокой человека...
Дудин. - Из каких сам-то, - мастеровщинка, что ли?
Дудин, подливая в стаканы.
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Браун Дэн
Перумов Ник
Березин Федор
Посняков Андрей