спросили, чем он покорил ее, она не смогла бы ответить, он ее не покорял,
просто ее сердце тянулось к нему, вот и все. Нестеров взял номер ее
телефона, позвонил на работу через день, в понедельник. Так и повелось у
них: в выходные Марина была предоставлена сама себе, а в будни, сразу после
работы, они бродили по городу, а потом шли к ней, накупив еды и вина. Машины
тогда у Нестерова не было, а работа, тогда еще в МВД, не отягощала его
существование.
столько способностей, вести так много разнообразной деятельности и при этом
быть еще эрудитом в вещах, далеких от юриспруденции.
Марину. Вот уже второй час полета он с болью ворошил свою память, глядя на
длинные тщательно расчесанные, ухоженные волосы соседки. Невольно
вспомнилась первая близость с Мариной, в тот же понедельник, когда он
впервые встретил ее возле работы, на Белорусском. Как он дотянул до того
понедельника -- просто фантастика. Впервые за долгие годы купил себе
французскую туалетную воду, достал из гардероба не самый парадный, но самый
любимый коричневый костюм, подобрал носки и рубашку.
Михайловна в воскресенье, когда состоялся традиционный прием его матушки в
доме Нестеровых.
Анна Михайловна почувствовала острую обиду.
совместной налаженной жизни, то она отнесется к этому бережно, как к первой
любви собственного сына.
погаснет, но чувство-то само по себе прекрасное. "Только влюбленный имеет
право на звание человека", -- это сказал Блок. И она простит, перетерпит,
она умеет терпеть, она мудрая.
признали проигравшей. Николай Константинович выправил ситуацию.
него, и восторженный их взгляд говорил лишь одно: "гений". -- Но это все.
Пока ничего не скажу. Все потом.
стажировку в ФСК -- тогда это была ФСК.
пути к ней на "Пролетарку", Нестеров спросил: "Ты меня любишь?" А Марина
ответила "Нет".
был день его рождения, они ехали с сумками к ней домой, чтобы вновь, словно
по заданной программе, по приходе приготовить ужин, выпить, закусить и
упасть в мягкие подушки на ее софу. Устроившись в банк по специальности, она
прилично обставила комнату. И очень гордилась тем, что всего в этой жизни
добивается сама, если не считать пятерок по уголовному праву. Нестеров в том
году отрастил небольшую седоватую бородку, которая ему очень шла, накупил
себе несколько новых костюмов и даже заказал у соседки-"челночницы" польскую
дубленку на зиму.
жена и дочь хлопотали на кухне. Коротая время, он решил съездить, заправить
машину. Подъехал к бензоколонке. Тут к нему подошел субъект и елейным
голосом предложил купить академическое издание "Толкового словаря" за
семьсот рублей.
вся ненормативная лексика.
день любой видит на заборе и в лифте, берешь целых триста рублей? --
возмутился Нестеров и повесил заправочный пистолет на место.
кажется, про субъективную сторону преступления. А Марина, вся в слезах,
испытывая острое чувство собственной вины, ходила под его окнами,
всматривалась в фигуры прохожих, искала его взглядом. Так она простояла часа
два, пока Нестеровы не собрались за праздничным столом, в кругу друзей и
родных. А Марина поплелась вверх по Большой Бронной, к метро, задыхаясь в
рыданьях от страха, что потеряла его навсегда.
Никогда. Рано или поздно, не видя изменений в собственной жизни, устав от
отговорок Нестерова: "нам и так хорошо", она отчаялась. Он стал замечать
мимолетные, еле заметные признаки не то, чтобы отвращения, но нежелания
Марины заниматься с ним любовью. Но каждую неделю, каждый день он приходил к
ее банку, даже в обеденный перерыв, звонил, вытаскивал ее на прогулки, на
выставки, на концерты. Он не мог думать ни о каком назначении: все его мысли
заполняло ее голубоглазое, румяное личико с красными зацелованными губами и
родинкой на правой щеке. Физическое ощущение ее прикосновений, атласной
кожи, шелковых волос преследовало его. Он стал даже следить за ней, "вел" ее
от работы до дома, иногда открываясь, словно случайно наталкиваясь на нее в
толпе.
троллейбусную остановку. Нестеров не знал, что ему делать. И тут случилось
непредвиденное. Она уже подходила к дверям троллейбуса и вдруг обернулась,
посмотрела на него в упор чужим ненавидящим взглядом. Нестеров успел только
сказать, что едет из Академии в университет на Манежную, и двери
захлопнулись. И все-таки он проследил за ней. Может быть, он бы и свернул к
собственному дому, но тут как нарочно подошел еще один троллейбус No 1 и
повез его вслед за Мариной на Арбат.
три часа назад. Он стоял далеко, за перекрестком. Марина вышла из ворот дома
и села в серый "вольво". Заметив Нестерова, она заволновалась. Секундой
позже в машину забрался лощеный щеголь, и они проехали мимо. Нестеров увидел
Марину, на ее плече лежала рука ее нового возлюбленного.
принеси тот, что в Москве покупали, розовый.
тряпочку брюки в коридоре, утюг был тяжелый, бабушкин, от него шел особый
запах раскаленного железа. Полковский натягивал накрахмаленную рубашку,
вдевал в манжеты запонки в виде якоря, подаренные сослуживцами в память о
службе на флоте, во время армейской молодости. Напевал:
по пунктам, намеченным с вечера: умылся, постриг ногти на ногах и руках,
почистил уши, побрился, побрызгал себя из пульверизатора одеколоном. Отец
Полковского был первым парикмахером, приехавшим в эти края. От него и
досталась сыну в наследство эта в наше время очень опасная, допотопная
бритва и пульверизатор с рыжей резиновой грушей, вправленной в продранную
сетку, когда-то натянутую на грушу, чтобы та не слишком раздувалась.
Полковский велел быть всем начеку, готовить праздничный обед, самим
приодеться, а не ходить по квартире чувырлами в драных футболках и лосинах,
обтягивающих мощный целлюлит: в любую минуту Полковский может вернуться с
важным и дорогим гостем из Москвы.
целый генерал прилетает.
Москву, так Нахрапов какой-нибудь, а может, и твои собственные подчиненные,
но только не ты, -- подначивала Клава, ставя на стол яичницу и черный кофе.
думает, что дело уже им раскрыто, а сути так и не понял. Держит в СИЗО
невиновного человека, как будто сам не понимает, что все шито белыми
нитками.
обе маячите? Кто-нибудь погладил рубашку, брюки?!
выбежал на улицу, где его ждала машина, выделенная начальником Управления
для встречи Нестерова. Полковский подгонял водителя всю дорогу: необходимо
было первым прибыть к самолету и увезти Нестерова на своей машине под носом
у Нахрапова -- это был основной пункт плана следователя Полковского.
милиции и прокуратуры. Стоило посостязаться.