остановились в небольшой деревушке Фьербуа.
Жанна сразу же продиктовала письмо к королю, и я написал его. Она сообщала,
что прибыла издалека, проехав сто пятьдесят лье, чтобы принести ему добрые
вести, и просила разрешения предстать перед ним лично. Жанна добавляла, что,
хотя она ни разу в жизни не видела короля, узнает его сразу, в любом
одеянии.
товарищи проспали до вечера и после ужина почувствовали себя свежими и
бодрыми, особенно молодые новобранцы из Домреми. Нам была предоставлена
удобная комната в сельской таверне, и впервые после столь долгого времени мы
могли спокойно отдохнуть, без зловещих предчувствий, страхов, утомительной
бдительности и тягот похода. Паладин сразу обрел прежний свой вид и важно
расхаживал взад и вперед, полный самодовольства. Ноэль Ренгессон подшучивал:
отношении храбрости она могла положиться на нас и на себя, но
рассудительность - решающее средство на войне; рассудительность - редкое,
драгоценное качество, и Паладин наделен им в большей степени, чем любой
француз. Да что я говорю: шестьдесят французов с ним не сравняются.
свернул свой длинный язык в трубку, намотал его вокруг шеи и один конец
вставил себе в ухо - тогда бы меньше болтал, больше слушал и никогда бы не
попадал впросак.
- заметил Пьер. - Для этого нужны мозги, а, мне кажется, мозгов у него не
так уж и много.
мозги скорее служат помехой, ибо рассудительный, догадливый человек не
мыслит, а глубоко чувствует. Это - качество внутреннее, душевное и
основывается главным образом на чувствах. Если бы оно исходило от ума, то
при его помощи можно было бы точно определить наличие опасности, между тем
как...
при посредстве чувств, а не ума, оно простирается шире и дальше, давая
возможность видеть опасность и избегать ее даже там, где ее нет. Например,
прошлой ночью, когда Паладин принял в тумане уши своей лошади за
неприятельские пики, он соскочил с изумительной быстротой и взобрался на
дерево...
грязного клеветника. Он и раньше все время старался очернить меня. Ручаюсь,
он когда-нибудь оклевещет и вас. Я соскочил с коня, чтобы подтянуть
подпругу, - ей-богу, правда, умереть мне на месте, если это неправда!
кипятится и грубит. И заметьте, какая поразительная память! Он хорошо
помнит, что слез с лошади, а все остальное забыл, даже дереве. Впрочем, это
попятно: он помнит, что слезал с лошади, потому что в этом деле имеет
большой опыт. Он всегда спешивается, заслышав тревогу и бряцание оружия.
взобраться на дерево. Я видел, как за одну ночь он успел посидеть на девяти
деревьях.
лжет, тот достоин презрения. Я прошу вас ответить мне: вы верите шипению
этой гадюки?
человеку, когда он так прямо обвиняет, это значит - оскорбить его. И все же,
как это ни грубо, но я должен сознаться, что не всему верю. Я никак не могу
поверить, что ты в одну ночь успел побывать на девяти деревьях.
Ренгессон? Скажи, Пьер, на сколько деревьев я влезал?
ярость.
разделаюсь! Вот увидите!
прекращается в настоящего льва. Я убедился в этом сам после той памятной
третьей схватки. Когда сражение кончилось, он выскочил из-за кустов и напал
на убитого.
ты можешь убедиться, что я умею нападать и на живого.
ругани. Черная неблагодарность к своему благодетелю...
тебя, когда сотня вражеских солдат жаждала упиться твоей кровью. И делал я
это не для того, чтобы показать свою храбрость, а как истинный друг, из
любви к тебе.
переваривать твою ложь, чем твою любовь. Побереги ее для тех, у кого желудок
покрепче. Эй, вы, люди! Прежде чем уйти, я намерен кое-что сообщить вам. Для
того чтобы ваши жалкие действия казались значительными и принесли вам больше
славы, я скрывал свои подвиги в продолжение всего похода. Я всегда был
впереди, в гуще боя; я нарочно удалялся от вас, чтобы не устрашать вас мощью
и беспощадностью, с которыми крошил врага. Я таил это в своей груди, но вы
насильно заставляете меня выдать мой секрет. Вам нужны свидетели? Вон они
там, лежат на дороге, бездыханные, израненные. Эту грязную дорогу я устлал
трупами; эти бесплодные поля я удобрил вражеской кровью. По временам я
вынужден был отходить в тыл, потому что отряд не смог бы продвигаться через
горы трупов, оставленных мною после себя. И находятся же негодяи,
утверждающие, будто я с перепугу лазил по деревьям! Какая гадость!
снова привел его в отличное настроение, наполнил гордостью и
самодовольством.
Окруженный со всех сторон англичанами, Орлеан остался у нас в тылу. Вскоре,
с божьей помощью, мы вернемся туда, неся долгожданное освобождение. От Жьена
до Орлеана разнесся слух, что крестьянская девушка из Вокулера уже в пути и
что ей поручено свыше снять осаду. Эта весть взволновала всех и породила
большие надежды - первые надежды несчастных орлеанцев за пять месяцев осады.
Жители Орлеана тотчас же направили к королю послов с просьбой, чтобы он
внимательно отнесся к чудесной девушке и не отвергал предлагаемой помощи. К
тому времени послы были уже в Шиноне.
внезапно появился из лесу и представлял довольно внушительную силу. Но мы
уже были не новички, как десять или двенадцать дней тому назад; к подобного
рода приключениям мы привыкли. Наши души не уходили в пятки, оружие не
дрожало в руках. Мы научились всегда быть начеку, соблюдать осторожность,
быть готовыми ко всяким случайностям. Теперь при виде противника мы
растерялись не больше, чем наш командир. Прежде чем неприятель успел
построиться для атаки, Жанна скомандовала: "Вперед!" - и мы все ринулись в
бой. Враг не устоял, повернул назад и рассеялся. Мы же промчались сквозь эту
объятую страхом толпу, словно она состояла не из воинов, а из соломенных
чучел. Это была последняя засада на нашем пути, и ее, видимо, устроил нам
изменник де ла Тремуйль {Прим. стр.109} - личный министр и фаворит короля.
нашими окнами, желая взглянуть на Деву.
вернулись из дворца подавленными и расстроенными. Они доложили Жанне обо
всем, что произошло. Прежде чем был начат рассказ, все мы встали перед
Жанной почтительно и смиренно, как подобает подчиненным лишь в присутствии
короля или его приближенных. Мы бы долго простояли так, если бы Жанна,
смущенная нашим глубоким уважением, воспитанная в скромности, не приказала
нам сесть, что нам нелегко было сделать, ибо после ее предсказания о смерти
изменника, который потом утонул, и после других подтвердившихся предсказаний
мы убедились, что она действительно послана нам самим богом, и благоговели
перед ней. Когда мы, наконец, уселись, сьер де Мец сказал:
высокопоставленных лиц - интриганов и изменников, чинивших нам всевозможные
препятствия, использовавших любые средства, вплоть до шантажа и клеветы,
лишь бы сорвать намеченную встречу. Больше всех старались Жорж де ла
Тремуйль и эта коварная лиса - архиепископ Реймский {Прим. стр.109}. Пока
они будут держать короля в плену праздности, в плену безумств и оргий, они
будут всесильны и значение их будет возрастать. Но достаточно ему опомниться
и решительно возглавить борьбу за престол и отечество, их власти придет
конец. Пока что они пользуются всеми привилегиями, и им совершенно
безразлично, останется или погибнет королевство, а вместе с ним и король.
временщиков, пресмыкаются перед ними, подражают их словам и действиям,
думают так, как они; поэтому они были холодны к нам, отворачивались от нас,
старались не встречаться с нами. Но мы беседовали с послами из Орлеана. Они