вынудишь меня, я тебя накажу... Здесь твоя болтовня не опасна, потому что
здесь некому обижаться на твои безумные речи, но все же тебе следует
держать язык за зубами, чтобы не повредить нам на новых местах. Я убил
человека и не могу оставаться дома, и тебя не оставлю, так как мне нужна
твоя помощь. Я переменил свое имя и хорошо сделал, - меня зовут Джон
Гоббс, а тебя - Джек; запомни это покрепче! А теперь отвечай: где твоя
мать, где сестры? Они не явились в условленное место; известно тебе, где
они?
во дворце.
сжал кулаки, и Кенти, или Гоббс, как он теперь называл себя, удержал
своего спутника:
Садись, Джек, и успокойся; сейчас я дам тебе поесть.
чтобы избавиться от их неприятного общества, отошел в полумрак, в самый
дальний угол сарая, где земляной пол был на целый фут покрыт соломой.
Король лег, укрылся, за неимением одеяла, соломой и весь ушел в свои
мысли. У него было много горестей, но какими ничтожными казались они перед
великим горем - утратой отца. Имя Генриха VIII заставляло трепетать весь
мир; при этом имени каждому рисовалось чудовище, дыхание которого все
разрушает, рука которого умеет лишь карать и казнить, но для мальчика были
связаны с этим именем только сладостные воспоминания, и образ, который он
вызывал в своей памяти, дышал любовью и лаской. Он припоминал свои
задушевные разговоры с отцом, с нежностью думал о них, и неудержимые
слезы, струившиеся по его щекам, свидетельствовали о глубине его горя.
День клонился к вечеру, и мальчик, истомленный своими невзгодами, заснул
спокойным, целительным сном.
совсем проснувшись, лежа с закрытыми глазами и спрашивая себя, где он и
что с ним случилось, он услыхал над собой унылый, частый стук дождя по
крыше; ему стало хорошо и уютно; но через минуту это чувство было грубо
нарушено громким говором и хриплым смехом. Неприятно пораженный, он
высвободил из соломы голову, чтобы посмотреть, что тут происходит.
Непривлекательную и страшную картину увидел он. В другом конце сарая, на
полу, ярко пылал костер; вокруг костра, в зловещем красном свете, лежали
вповалку на земле бродяги и оборванцы. Ни в снах он не видел, ни в книгах
не встречал подобных созданий. Здесь были мужчины высокие, загорелые, с
длинными волосами, одетые в фантастические рубища; были подростки с
жестокими лицами, такие же оборванные; были слепцы-нищие с повязками или
пластырями на глазах; были калеки с костылями и деревяшками; больные с
гноящимися, кое-как перевязанными ранами; был подозрительного вида
разносчик со своим коробом; точильщик ножей, лудильщик, цирюльник - каждый
со своим инструментом; среди женщин были совсем молодые, почти девочки,
были и старые, сморщенные ведьмы. Все они кричали, шумели, бесстыдно
ругались; все они были грязны и неряшливы; было здесь и трое младенцев с
какими-то болячками на лицах, и несколько голодных собак с веревками на
шее: они служили слепцам поводырями.
водкой переходил из рук в руки. Раздался дружный крик:
на пол пластыри, закрывавшие его вполне здоровые глаза, и доску с
трогательным описанием причин его несчастья. Безногий освободился от своей
деревяшки и на двух совершенно здоровых ногах стал рядом с товарищем.
Затем оба загорланили веселую песню, а вся орава нестройно подхватывала
припев. Когда дело дошло до последней строфы, полупьяный хор, увлекшись,
пропел ее всю с самого начала, наполняя сарай такими оглушительными
гнусавыми звуками, что даже стропила задрожали.
воровского языка, на котором она была сложена:
только тогда, когда было опасение, что подслушивают враждебные уши. Из
разговора выяснилось, что Джон Гоббс не был здесь новичком, но и раньше
водился с этой шайкой. Потребовали, чтобы он рассказал, что с ним было в
последнее время, и когда он объявил, что "случайно" убил человека, все
остались довольны; когда же он прибавил, что убитый - священник, все очень
обрадовались и заставили его выпить с каждым по очереди. Старые знакомые
радостно приветствовали его, новые гордились возможностью пожать ему руку.
Его спросили, где он "шатался столько месяцев", на что он ответил:
годы, когда законы стали такие строгие и их приказывают так точно
соблюдать. Если б не это убийство, я остался бы в Лондоне. Я уже совсем
решил навсегда остаться в городе, но этот несчастный случай все спутал.
старухи и девки [слова из воровского жаргона, обозначающие различные
категории воров, нищих и бродяг]. Большинство здесь. Остальные пошли на
восток, по зимней дороге; на заре и мы пойдем за ними.
горяча для его изысканного вкуса. Его еще летом убили в драке.
ее нет - ушла на восток бродяжить. Красивая девушка, хороших правил и
примерного поведения: никто не видал ее пьяной больше четырех раз в
неделю.
всяких похвал. Мать ее была куда распущеннее, не умела себя соблюдать.
Пренесносная старуха и злющая, но зато умна, как черт.
предсказывала будущее, что прослыла ведьмой. Ее изжарили, как велит закон,
на медленном огне. Я был даже растроган, когда увидел, с каким мужеством
она встретила свою горькую участь; до последней минуты она ругала и кляла
толпу, которая на нее глазела, а огненные языки уже лизали ей лицо, и ее
седые космы уже трещали вокруг старой ее головы. Я говорю - она всех кляла
и ругала. А уж ругалась она - можно тысячу лет прожить и не услыхать такой
мастерской ругани! Увы, ее искусство умерло вместе с ней. Остались слабые
и жалкие подражатели, но настоящей ругани теперь не услышишь.
компания приуныла, так как даже самые огрубелые люди не лишены
чувствительности и изредка способны предаваться грусти и скорби - в таких,
например, случаях, как этот, когда талант и искусство погибают, ни к кому
не перейдя по наследству. Впрочем, щедрый глоток из жбана, снова пущенного
вкруговую, скоро рассеял их тоску.
которые остаются без крова и без куска хлеба, когда землю у них отнимают
под овечьи пастбища. Такой начнет просить милостыню, его привяжут к
телеге, снимут с него рубаху и стегают плетьми до крови; забьют в колоду и
высекут; он опять идет просить милостыню, - его опять угостят плетьми и
отрежут ему ухо; за третью попытку к нищенству - а что ему, бедняге,
остается делать? - его клеймят раскаленным железом и продают в рабство; он
убегает, его ловят и вешают. Сказка короткая, и рассказывать ее недолго.
Поплатился и еще кое-кто из наших, да не так дорого. Встаньте-ка, Йокел,
Бэрнс и Годж, покажите ваши украшения!
исполосованные старыми, зажившими рубцами от плетей; один откинул волосы и
показал место, где было когда-то левое ухо; другой показал клеймо на плече
- букву V, и изувеченное ухо; третий сказал:
любящая жена и дети. Теперь нет у меня ничего, и занимаюсь я не тем...
Жена и ребята померли; может, они в раю, а может и в аду, но только, слава
богу, не в _Англии_! Моя добрая, честная старуха мать ходила за больными,
чтобы заработать на хлеб; один больной умер, доктора не знали, с чего, - и
мою мать сожгли на костре, как ведьму, а мои ребятишки смотрели, как ее
жгут, и плакали. Английский закон! Поднимите чаши! Все разом! Веселей!
Выпьем за милосердный английский закон, освободивший мою мать из
английского ада! Спасибо, братцы, спасибо вам всем! Стали мы с женой
ходить из дома в дом, прося милостыню, таская за собою голодных ребят; но
в Англии считается преступлением быть голодным, и нас ловили и били в трех
городах... Выпьем еще раз за милосердный английский закон! Плети скоро
выпили кровь моей Мэри и приблизили день ее освобождения. Она лежит в
земле, не зная обиды и горя. А ребятишки... ну, ясно, пока меня, по
закону, гоняли плетьми из города в город, они померли с голоду. Выпьем,