Чтение 21–й страницы книги ~Жюльетта~

лишь то, что модно в данном месте и в данное время. Повторяю еще раз: позор
и бесчестие скоро оборачиваются сладострастием. Где-то, кажется у Тацита, я
прочитала, что бесстыдство - это высшее и последнее удовольствие для тех,
кому надоели все остальные, испытанные сверх всякой меры. Я признаю, что это
удовольствие сопряжено с опасностью, так как необходимо найти средство - и
очень мощное - чтобы извлечь наслаждение из этого вида самоуничижения, из
этого сорта деградации чувств, который порождает все остальные пороки, ибо
удовольствие это иссушает душу или, лучше сказать, лишает женщину воздуха,
оставляя взамен удушающую атмосферу запредельного разврата и не оставляя ни
малейшего выхода чувству раскаяния. Последнее не просто исчезает - в нем
появляются совершенно новые краски и оттенки, и вот мы видим перед собой
человека, который утратил вкус ко всему, кроме того, что может вызвать
раскаяние, и который вновь и вновь, с тайным сладострастием, вызывает в себе
это чувство, чтобы испытать удовольствие от его подавления, и постепенно
доходит до самых изощренных излишеств, и доходит до этого тем скорее, чем
больше нарушает закон и чем чаще насмехается над добродетелями.
Преодолеваемые препятствия становятся эпизодами сладострастия, и зачастую
они больше возбуждают извращенное воображение, чем сам акт. Но самое
восхитительное здесь то, что человек ощущаем себя счастливым, и он
действительно счастлив. Разумеется, счастье зависит исключительно от нашей
внутренней организации и может встречаться как в высших сферах добродетели,
так и в бездне порока... Это так, но разве добродетель способна довести до
сумасшествия? Разве холодную окаменелую душу может утешить или согреть
нищенское вознаграждение, которое сулит добродетель? Нет, друзья мои, нет -
добродетель никогда не принесет нам счастья. Лжет тот, кто говорит, что
обрел в ней счастье - он выдает за счастье то, что на деле является иллюзией
тщеславия. Со своей стороны я всеми фибрами души презираю, ненавижу
добродетель, ненавижу настолько же, насколько в прошлом боготворила ее, и
радость, которую я испытываю, постоянно попирая ее ногами, я хотела бы
увенчать высшим блаженством: уничтожить ее в каждом сердце, где она обитает.
Как часто мой кипящий мозг, переполненный самыми невероятными образами и
картинами, распалялся настолько, что я жаждала только одного - очертя голову
броситься в безбрежный океан бесстыдства. Мне надо было еще раз, раз и
навсегда, увериться в том, что я распутница я хотела бы сбросить вуаль
лицемерия, растоптать неблагодарные клятвы, мешающие открыто заниматься
развратом, и сделаться самой распутной из падших женщин. Признаться, я
завидую судьбе тех дивных созданий, которые украшают наши улицы и
удовлетворяют грязную похоть каждого встречного они опускаются до самого
предела деградации, погрязая в грязи и в ужасном пороке бесстыдство - их
удел, но они не ощущают его, не ощущают ничего, кроме удовольствия. Какое
это счастье! Почему бы всем нам не стремиться к этому? В целом мире нет
счастливее того, в ком бьется сердце, закаленное страстями, кто на крыльях
страстей воспаряет туда, где не существует ничего кроме наслаждения. И зачем
ему ощущать что-то другое? Ах, милые мои, если бы только мы могли достичь
таких высот распущенности, мы перестали бы выглядеть мерзкими грешницами!
Сама Природа открывает нам врата к счастью, так давайте же войдем в них!
Клянусь моими грешными потрохами, они отвердели! - вскричала неистовая
Дельбена. - Они ожили, вознеслись в небо, эти божественные столпы, которые я
трогала, беседуя с вами. Смотрите, они тверды как сталь, и моя жопка
трепещет и страстно ждет их. Идите же сюда, добрые мои друзья, ублажите
ненасытный зад вашей Дельбены, в самые сокровенные глубины распутного чрева
влейте свежие струи спермы, которая, если это вообще возможно, погасит
пожар, пожирающий меня! Ко мне, Жюльетта, я хочу по капле высосать весь
нектар из твоей куночки, пока наши могучие рыцари трудятся над моей попой.
Вольмар пусть сядет на твое лицо, пусть вручит тебе свои прелести - лижи их,
ешь их, пей их, а одной рукой ты будешь ласкать Флавию, другой - ягодицы
Лоретты.
Участники, спектакля заняли свои места. Оба любовника Дельбены по
очереди занимались с ней содомией, моя плоть, словно подстегнутая
извержением Вольмар, в изобилии текла в рот наставницы, и вот, наконец,
пришло время перейти к главному - лишить Лоретту невинности.
Назначенная на роль верховной жрицы, я вооружилась искусственным
членом. Это была весьма внушительная штука: безжалостная аббатиса приказала
выбрать самый большой во всем арсенале. Последовавшую за этим грубую и
сладострастную сцену я хочу описать подробно.
Лоретту поместили в самом центре. Она неподвижно лежала на высоком
стуле, под ее ягодицы подложили твердую подушку девочка лежала, опираясь на
стул только задней частью. Ее широко раскинутые ноги растягивали в стороны
веревки, привязанные к вделанным в пол кольцам, таким же образом были
привязаны ее руки. Самая труднодоступная и интимная часть тела нашей жертвы
находилась в очень удобном положении, будто ожидая карающего меча. Перед
Лореттой сидел Телем и держал на коленях ее прелестную головку, словно
утешая и успокаивая ее. Мысль отдать девочку в руки исповедника, как обычно
делают с жертвой перед тем, как ее обезглавить, пришла в голову Дельбене и
невероятно забавляла хозяйку, и я поняла, что ее страсти были жестоки в той
же мере, в какой ее вкусы были извращены. Было решено, что в то время, как
моя рука лишит Лоретту девственности, Дюкроз будет совокупляться со мной
сзади. В комнате находился алтарь, стоявший рядом и чуть выше жертвенника,
на котором должна была страдать бедная девочка, и алтарь этот был ложем
нашей возбужденной до крайности аббатисы. Развалившись на нем между Вольмар
и Флавией, эта хищница собралась услаждать себя мыслью о преступлении,
которое она подготовила, и роскошным спектаклем самого преступления.
Прежде чем обеспечить мой тыл, Дюкроз подготовил плацдарм для моего
предстоящего приступа: увлажнил нижние губки Лоретты и смазал мое оружие
маслянистым составом, который должен был облегчить проникновение. Однако
первый же толчок вызвал судорожное напряжение крохотной вагины, и Лоретта
жалобно вскрикнула: ей еще не исполнилось и десяти лет, а мое копье имело
сантиметров пятнадцать в окружности и около тридцати в длину. Поощрительные
замечания окружающих, внезапно охвативший меня гнев, желание довести до
конца этот акт высшего либертинажа - все это вместе привело к тому, что я с
таким неистовством набросилась на бедняжку, какое вы вряд ли найдете в самом
пылком любовнике. Мое оружие проникло внутрь, и кровь, хлынувшая из
разорванной девственной плевы, и отчаянные стоны жертвы стали свидетельством
того, что операция прошла успешно. Урон, понесенный бедной девочкой,
оказался совсем нешуточным: рана была настолько большой, что во мне
шевельнулось беспокойство за ее жизнь. Дюкроз, тоже обеспокоенный, взглянул
вопросительно на аббасису она, сладострастно кусая губы и дрожа от умелых
ласк своих помощниц, кивнула, и это стало сигналом к продолжению.
- Эта сучка наша! - крикнула она. - И не жалейте ее. Я за нее не
отвечаю, как, впрочем, ни за кого другого я делаю здесь все, что хочу!
Вы без труда догадаетесь, как воспламенили меня эти злые слова. И
будьте уверены, что бедствия, причиной коих были моя жестокость и
непослушный инструмент, только увеличили мое усердие еще минута, и
инструмент целиком исчез в пучине боли. Лоретта лишилась чувств, Дюкроз
продолжал содомировать меня, а набухший орган Телема вдохновенно терся о
прелестное лицо уже ничего не чувствующей девочки, чью голову он сжимал
своими бедрами...
- Мадам, - обратился он к Дельбене, азартно работая членом, - кажется,
кое-кому здесь требуется помощь.
- Хорошая порция спермы - вот, что ей требуется, - откликнулась
аббатиса. - Это единственное лекарство, которое дают шлюхам.
Я с новой силой продолжала свое дело, все больше возбуждаемая членом
Дюкроза, который едва не погрузился полностью в мой задний проход. Экстаз
охватил нас всех примерно в один и тот же момент. Трое лесбиянок,
распростертых на алтаре, изверглись как целая батарея мортир. По
искусственному органу, который я погрузила в самые недра Лоретты, струей
стекала моя собственная плоть, а плоть Телема смешалась со слезами жертвы,
когда он испытал оргазм на ее лице.
Сломленные усталостью и поняв, что Лоретту требуется привести в
чувство, если мы хотим получить от нее новые удовольствия, мы вспомнили о
ней. Ее развязали, принялись хлопать по щекам, тормошить, щипать, и вскоре
она стала подавать первые признаки жизни.
- Ну что с тобой? - нетерпеливо и грубо спросила Дельбена. - Неужели ты
такая неженка, что от подобной малости едва не оказалась у врат ада?
- Увы, мадам, я не могу больше, - слабо проговорила бедная истерзанная
девочка, продолжая истекать кровью. - Мне очень больно, я умираю...
- Не так скоро, - отрезала наставница, - пациентки, намного моложе
тебя, успешно выдерживали такие же процедуры, так что давайте продолжим.
И без дальнейших разговоров, без попыток остановить кровь, Лоретту
привязали снова, только на этот раз ее положили не на спину, а на живот
теперь в удобной для меня позиции был ее задний проход. Дельбена и обе ее
помощницы опять расположились на алтаре, а я приготовилась пробить еще одну
брешь.
Вряд ли что может сравниться с тем роскошным бесстыдством, с каким
Дельбена мастурбировала с помощью Вольмар и Флавии. Последняя, накрыв ее
всем телом, прижималась влагалищем ко рту хозяйки и одновременно целовала ей
клитор и щекотала соски Вольмар яростно массировала ненасытный анус
аббатисы, погрузив в него три пальца ни одна часть тела злодейки не
оставалась необласканной, и сквозь пелену наслаждений она жадно наблюдала за
моими действиями. Знак был подан, и я приступила ко второму акту. Теперь
меня содомировал Телем, а Дюкроз должен был готовить к атаке бедную Лоретту
и одновременно ласкать мне клитор. Трудности были велики и казались
непреодолимыми: два или три раза мой инструмент выталкивался обратно и,
несмотря на все мои старания, то и дело сбивался с пути, снова оказываясь во
влагалище Лоретты и тем самым доставляя лишние мучения несчастной жертве
нашего распутства. Дельбена, потеряв терпение, велела Дюкрозу проторить
тропинку собственным членом, и это поручение доставило ему живейшее
удовольствие. Имея член, лишь немногим уступающий бушприту, которым была
вооружена я, но только более послушный хозяину, развратник в следующий же
миг глубоко погрузил его между вздрагивающих ягодиц девочки, протаранил