Евтихьевич никого на свете не боится. Я другого такого отчаянного не знаю.
Разве только Константин Иваныч будет посмелее. Да и то, наверно, не
посмелее, а поумнее. Даже Евлампий Григорьевич, мне говорили, побаивался
Лазаря Баукина. Боялся, что Лазарь Баукин сместит его и сам в атаманы
выйдет...
Заговорила о чем-то со стариком.
удобно ли дальше расспрашивать Кланьку об этом.
сюртуках, женщины в огромных шляпах и кофточках с пузырящимися на плечах
рукавами. Не похоже, что это предки нашей хозяйки. На одной фотографии
хмурился какой-то священник или, может, архиерей в высоком черном клобуке.
Уж он-то, наверное, не родственник Кланьке. А кто знает, может, и
родственник. Может, он родственник тех, кто бродит сейчас в бандах. Хотя
едва ли они будут выставлять тут свою родню. Все это скорее всего случайно
попало сюда.
рухлядь, оставшуюся от богатых домов, потрясенных революцией и гражданской
войной. Даже старые фотографии выносили на базар, а также дорогие
шкатулки, вазы, бронзовые подсвечники в виде ангелочков, венские качалки с
плюшевыми сиденьями, сюртуки с атласными отворотами, барские брюки со
штрипками и много еще чего.
деревням и глухим таежным заимкам.
избах в ту пору можно было встретить самые неожиданные предметы городской
роскоши или старины. И это не удивляло нас. Нас не мог здесь удивить
граммофон, стоявший рядом с комодом на фигурной тумбочке, или мраморный
умывальник, поставленный против комода для украшения.
еще рассматривавшим фотографии, и, махнув рукой, сказала:
как дальше-то все будет?
Бросил, говорят, свою банду, забрал золотишко и уехал...
сказал:
говорят. ("Интересно, кто это "все"?") Лазарь Евтихьевич даже говорит, за
Злотниковым погоня была. Свои же устроили за ним погоню, хотели будто бы
убить, но не словили...
сейчас узнали. А может, это вранье?
показала на обитое красным плюшем кресло, - и рассказывал мне. Вот,
говорит, до чего дело-то дошло. Атаманы уходят. Может, и у Константина
Иваныча такая думка есть. Может, он с Лушкой собирается уехать. Только еще
разве японцы ее не видали, а с англичанами она, говорят, тут путалась
вовсю, когда еще девчонкой была... - Кланька засмеялась. - А вы, значит,
ничего не слыхали?
женщина.
старик на печке был прав. Но Венька тут же, должно быть, сбил ее с толку,
сообщив, что мы только вчера вернулись с Тагульмы и поэтому никаких
новостей еще не знаем.
Евтихьевич мне рассказывал...
не могла знать. Она опять прониклась доверием к нам и заговорила о Лазаре
Баукине, о том, как он пилил и колол тут дрова и радовался работе. "Веришь
ли, нет, Клавдея, до чего я стосковался по хозяйству! - говорил он ей. -
Прямо топор поет в руках про то, как я скучаю..."
вспомнив покосившуюся его избу в Шумилове. Но не успел спросить.
вопрос. - Он ведь дома-то почти что не жил все эти годы. Так только
изредка когда забредет, больше ночью, - притащит чего-нибудь детям. Чисто
как волк. Но дети его почти что не признают за отца. Отвыкли. Ведь он то
на службе был, на войне, на двух, можно сказать, войнах, то в отряде у
Клочкова. А что он в отряде, об этом жена не может открыто говорить. Это
значит - навести на себя подозрение. Ну, и вот она стала всем объяснять,
что он вроде как пропал без вести, что она вроде как, выходит,
вдова-солдатка. Ей так удобнее. И прошлый год ей выдали на бедность коня.
Не коня, а клячу еле живую, в парше почти что неизлечимой. Но она его
начала мазать дегтем, ставить в жидкую глину - одним словом, лечить. И
конь одыбел. А тут опять является Лазарь с побега. Думает, конечно, что
жена обрадуется, примет его, заплачет слезьми. А она вдруг намахивается на
него ухватом и говорит: "Уйди, дьявол! Я через тебя могу лишиться коня.
Сколько лет с детями мучилась без тебя, а теперь у меня есть конь. Мне
власть его выдала, продала". Лазарь ее увещает: "Да зачем тебе эта кляча?
Я тебе такого коня приведу, что залюбуешься. Не конь будет, а змий
летучий". А она все свое: "Так это же ты приведешь краденого коня. Из-за
него таиться надо, а этот конь хоть какой, но открытый, собственный. На
него есть справка". Лазарь ей уж по-всячески втолковывал. Наконец прямо
спрашивает: "Ну, кто же тебе милее, скажи мне на милость, - муж родной и
законный или мерин паршивый?" А она одно что намахивается на него ухватом
и кричит: "Не срами меня перед людьми!" Подумайте, какая дама-баронесса!
Не срамить ее...
- И Константин Иваныч его держит на притужальнике: говорит, пускай сперва
пройдет какое-то испытание после побега от сыскарей. И жена законная до
себя не допускает как следует. Я ему прошлый раз говорю: "Ты нашел бы себе
какую-нибудь другую бабу. Мало ли нашей сестры! Мужчина ты еще свежий,
здоровый. А в Фенечке твоей, говорю, прости ты меня за откровенность,
ничего завидного нету. Худущая, как жердь. И в годах". А он мне говорит:
"А дети?" Он тревожится, что дети вырастут и уж совсем не будут его
признавать.
человеческие чувства. Хотя почему человеческие? Звери тоже пекутся о
детенышах. Лазарь поздно вспомнил о своих детях.
Кланька и стала подтягивать за цепочку гирю на больших настенных часах в
лакированном футляре. - Время-то, глядите, какое! Надо, пожалуй,
ложиться...
одним тулупом.
Шептаться - это хуже всего.
кровать, на которую укладывает свое роскошное, пышное тело возлюбленная
"императора всея тайги" Кланька Звягина, терзаемая жгучей ревностью.
недугами, бывший околоточный надзиратель, которого для чего-то велел
сохранять неизвестный мне Савелий, чьим именем мы вошли в этот дом.
на самом дне, может быть, на дне какой-то пропасти.
впотьмах плавающий в ушате ковшик, зачерпывает воду со льдом и жадно пьет,
роняя капли на голую грудь.
еще от чего-то, что мы ели. Но я не решаюсь встать.
Кланька. Кровать опять заскрипела.
"Они пришли от Савелия по важному делу". Вот теперь Венька выкладывает ей
это важное дело или то, что она должна посчитать важным.
теплую, большую, душистую, и целует впотьмах. Пусть ее лучше Венька
целует, чем какой-то бандит Воронцов. Ну что хорошего увидит в жизни эта
Кланька, если она связывает себя с бандитами, уже связала? Ни за что
увянет ее красота.
скажешь людям. И не во все они поверят. А может, ей что-то скажет Венька.
И ему она поверит. Недаром же она сказала, что он походит на Костю
Воронцова. Подумаешь, какая честь - походить на бандюгу!
вдруг?