землю,- черепашьим вихрем летят обрубки войны к войне новой. А он,
совершеннейший из обрубков, чудо хирургии,- чудом же мчится впереди всех за
командира. За ним слепые, скрюченные в рог, лишенные лица, глухие, немые,
отравленные, сонные,- взводы георгиевских уродцев.
окарнать в уродов, всех под один уровень! Зубами отгрызть уцелевшие руки,
колесом проехать по ходящим ногам, наколоть видящие глаза, отравить дышащие
легкие, громом потрясти мозговые коробки. Всех под одну стать!
ногами целыми, с глазами видящими и лживыми, они будут презирать нас и
отталкивать. Пусть они будут обрубками: мы оставим им только груди. Мы будем
сползать и соединяться без рук и без ног. И пусть родятся у нас такие же
дети.
будет зубами. Только слепым и безумным оставить право иметь конечности,-
пусть водят и носят других калек. Не все ли равно: разве не водили нас и
раньше слепые и безумные? Если захотят того глухие и немые,- всем здоровым
вырвать языки и проткнуть уши каленой иглой! И старым, и детям, и девушкам.
бой и грохочущее орудие.
быстрой каруселью летят коляски безногих - бунт безногих - шабаш уродов,- а
безумные бросают в огонь ненужные больше книги, стулья, рояли, картины,
обувь, главное - обувь, и еще перчатки, обручальные кольца,- весь хлам,
нужный только целым, которых больше нет и не будет. Теперь вы поняли!
всех прекрасней. Кто смеет думать иначе - на костер. Вымарать на иконах и на
картинах руки и ноги, изуродовать лица, чтобы прежней красоты не оставалось
и в памяти. Опрокинуть и разбить в музеях античные статуи, оставив только
мраморные торсы да бюсты с отбитыми носами. Воздвигнуть на больших площадях
копии ватиканского торса Геркулеса,- единственная достойная статуя, идеал
красоты повоенной!
ему и дорога!
мускулами спины, старался перевернуться на бок. Он умел делать это с налету,
резким движением, головой упираясь в подушку и помогая себе сильной шеей; но
иногда, не рассчитав движенья, падал на живот и, измучившись, плакал, как
ребенок. Чтобы поправиться, долго раскачивался, опять напрягал шею и
копошился в яме мягкого тюфяка. Отдышавшись, закрывал глаза,- и тогда кошмар
начинался снова, в полуяви-полусне его мучительной ночи.
ногах обойти весь мир, этими руками обнимать и отталкивать, когда было все
доступно, игра и борьба, поход и вальс, жест и работа? Когда можно было...
можно было почесать плечо, не делая для этого трудных и утомительных
движений головой, чтобы хоть достать подбородком? Ему качалось, что еще
никогда и ни у кого не чесалось так сильно плечо, и с холодным ужасом думал:
а вдруг, как не раз бывало, зачешется бок или грудь! Позвать Григория?
Бедный Григорий! Что бы он дал, Обрубок, чтобы стать таким "бедным", с
руками и ногами,- пусть пожилым и полуграмотным солдатом. Кем угодно, на
какой угодно грязной работе. Каторжником - да, и каторжником. Даже шпионом!
Любая жизнь лучше его жизни.
Каштановым, потерявшим на войне зрение. И теперь он находил тысячу новых
доводов и доказательств тому, что жизнь слепого во много раз легче, что все
же она - настоящая жизнь, полная возможностей. Ночью, вот сейчас, в темноте,
Каштанов равен всем другим. Он лежит удобно в постели, может метать, налить
в стакан воды, выпить, крепко потянуться, опять заснуть. Может спать не один
и, не видя,- ласкать. И этот счастливчик смеет жаловаться, смеет сравнивать!
стал медленно и напряженно опускаться с протяжным, сквозь зубы, сдавленным
звериным, волчьим воем.
калеченым, как с ребенком, поправил постель, укутал, дал покурить, подставил
блюдечко для пепла,- все при свете ночника. Посидел рядом, на самой постели,
рукой скрывая зевоту.
Не стоит об этом думать, ваше благородие. Меньше думаешь - лучше спится.
стараешься в него верить?
благородие, смириться надо, такая уж вам судьба.
верующих, могущих смириться в любом несчастии. И странно - им не завидовал.
Только им, единственным, и не завидовал. И в себе такой веры не находил и не
искал. Обман!
руками коснуться глаз. И во сне видел себя здоровым, не спешащим
использовать свое здоровье - свои цельные руки и ноги, свою молодость. Видел
женщину - шутил с ней.
его жизнь. Но Обрубок не был человеком...
ОБЕЗЬЯНИЙ ГОРОДОК
островок, выхода с которого не было.
удобно заниматься гимнастикой.
человеческие. Хорошие качели. Бассейн с проточной водой, а над ним, на
перекладине, подвешено на веревке кольцо. Все для удовольствия.
размножались, наполняли городок.
пользовался большим успехом у публики. Мартышкам бросали орехи, хлеб,
картофель, любовались их фокусами, смеялись над их любовью и семейными
раздорами.
крышу сделали покрепче. Новые граждане были чуть-чуть покрупнее, мускулами
крепче, нравом озорнее.
прочной общественности. Затем выяснилось соотношение сил и началось расовое
засилие.
командир среди своих, он стал истинным бичом серых. Не пропускал случая
задеть, куснуть в загривок, цапнуть за ногу.
тоненький живчик. Но кончилось тем, что белыми острыми зубами, ловко
подкравшись, тяпнул нежного младенца и спасся на дерево от разъяренной
матери.
обезьяньей душе серых впервые родилось сознание предопределенности, грядущей
неминуемой гибели их патриархального племени.
оправдались.
никакого серьезного сопротивления. После того, как он, загнав одну робкую
жертву на край ветки, заставил ее сделать неудачный прыжок вниз (серый
сломал заднюю руку),- никто из серых больше на дерево не лазил. Отнимать
пищу тоже скучно,- и надоело, и ни к чему, своей достаточно. Нужно
что-нибудь особенное.
обезьянок, бросался прямо с крыши домика в самую гущу, цапал за загривок
кого попало, потом садился поодаль, почесывая бок, и белыми зубами дразнился
и издевался над трусами. Те вновь скучивались поодаль, уставив на него
близкие глазки и стуча зубами. Куда бы он ни упрыгивал,- все, как по
команде, повертывались в его сторону, зорко наблюдая за его движениями и
готовясь в нужный момент отпрыгнуть. Когда он отходил далеко или спал дома,-
они решались зализывать раны, глодать морковку, искать друг у друга блох и,
наскоро и несмело, любить друг друга. Жизнь, хоть и ставшая невыносимой,
должна была продолжаться. Но это была жизнь обреченных.
позабавиться: прыгнул в кольцо над бассейном и стал качаться. Рыжий заметил,
тихо спустился в ров, обошел понизу обезьянью усадьбу, нацелился, внезапно
появился у бассейна, поймал серого за хвост и быстро сдернул его в воду.