Чтение 21–й страницы книги ~Кратер Эршота~

- Тю!.. - вдруг сказал он. - Василий Михайлович, где же тая зима? Снега
немае, мороза тоже не чую...

И в самом деле! Усков и все остальные только сейчас обратили внимание,
что снега в кратере не было. Он лежал только на верхних уступах стены.

Орочко вдруг вспомнил талики в долине Бешеной реки:

- Помните озера? Может быть, и здесь родственное явление: глубинные
теплые воды?

- В кратере этого вполне можно ожидать, - отозвался Усков. - Уж если мы
встречали теплую воду вдали от Эршота, то здесь, ближе к источнику тепла,
это и подавно возможно.

Между тем солнце скрылось за верхними скалами западной стены и на кратер
легли синие вечерние тени. Лес впереди казался мирным и спокойным. Все
заспешили к нему.

Перед разведчиками стояли настоящие деревья и кусты, под ногами шуршал
опавший лист, увядшая трава устилала землю. Сущий рай после стольких дней
скитаний среди голых скал!

Здесь и был разбит первый привал.

- Что теперь будем делать, Николай Никанорович? - тихо спросил Усков у
проводника.

Они сидели рядом у большого и яркого костра. Кедровые поленья, наложенные
щедрой рукой людей, соскучившихся по теплу, горели почти бесшумно и
без-дымно.

Лес... Удивителен был этот лес, выросший в глубоком древнем провале
Эршота. Прямо над бивуаком вздымались вверх на добрых два десятка метров
оголенные ветки огромных, в три обхвата, лиственниц-гигантов, каких вообще
нельзя встретить в высоких широтах.

Под защитой деревьев стояли, вперемежку с березой, вереском и
багульником, желтые твердые папоротники с большими, почти в два метра
длиной, листьями, на которых виднелись ряды бурых пуговиц - созревших и
разлетевшихся спор. То здесь, то там с ветвей и кустарников свисали длинные,
желтые и пушистые плети плауна; в траве, среди густого и высокого вейника
Лансдор-фа, широко известного по всему Северу, островками зеленели высокие
членистые хвощи, значительно большие по размеру, чем обычно встречающиеся и
поныне в средней полосе страны на кислых землях. Вперемежку с лиственницами,
которые составляли, пожалуй, основную массу леса, величественно стояли
зеленые кедры, придавая лесу особо торжественный, монументальный вид. Много
ползучих кустарников обвивали и перепутывали лесную чащу.

Еще когда отряд спускался с осыпи вниз, люди могли окинуть взглядом всю
заросшую лесом чащу кратера. Почти в центре первого кратера, чуть ближе к
его северному краю, куда теперь спустился отряд, была замечена большая
поляна. В середине ее, в окружении буро-зеленой травы, вероятно осоки,
поблескивало озеро; из озера, по направлению к перемычке между двумя
кратерами, уходил узкий ручей, светлую воду которого можно было проследить
среди деревьев.

С севера, над лесом, как мы уже говорили, нависла высокая стена,
совершенно отвесно падавшая вниз. Самые огромные деревья рядом с ней
казались ничтожными карликами.

Если бы все четыре стены этого удивительного провала были так высоки и
обрывисты, как северная, солнце светило бы на дне кратера самое большее два
- три часа в день, когда находилось в зените, и в кратере всегда царил бы
полумрак глубокого колодца. Но этого не наблюдалось. Даже в предвечерний
час, когда разведчики достигли леса, тень от южной, более отлогой стены
накрывала только небольшую площадь кратера; солнечный свет освещал всю
северную стену и значительную часть леса на дне. В эти короткие зимние дни
солнце освещало почти весь кратер.

- Что же нам теперь предпринять? - повторил свой вопрос геолог.

- Давайте с утра займемся, - предложил Любимов. - Не может быть, чтобы не
нашлось отсюда выхода. Обойдем все кругом, тогда увидим. Заметил озеро? И
ручей? Вода куда-то течет? Течет. Значит, она нашла выход из кратера? Ну, и
мы найдем.

- Сколько потеряно времени! Ведь мы давно уже должны были бы быть на
базе. Нас ждут, волнуются. - А мы молчим! Скоро, вероятно, начнутся поиски,
полеты... А дома-то как тревожатся!.. Усков тяжело вздохнул.

- Вот что, - сказал Любимов. - Не разделиться ли нам опять на две группы?
Одна пойдет по ходу часовой стрелки, другая - против. Экономия времени. Как
ты думаешь? В кратере мы не заблудимся. Хватай-Муха останется с Орочко.

Но Усков почему-то не согласился:

- Место новое, необычное. Мало ли что... Уж лучше всем вместе...

- Ладно, вместе так вместе, - согласился Любимов. - Ты, я вижу, стал
очень осторожным. Ожегшись на молоке, дуешь на воду. Так, что ли?

Начальник партии и проводник перекинулись еще несколькими словами,
подложили сухих дров в костер и замолчали.

Тихая ночь окутала лес. На небе по-зимнему сияли крупные и яркие звезды.
На вершинах скал белели шапки снега, искрился синий лед в распадках головы
Эршота, но здесь, у опушки леса, зимы не чувствовалось. От земли исходило
тепло, пахло осенней сыростью, тем грустным запахом осени, прелых листьев и
намокшей земли, какой присущ нашим лесам в октябре или ноябре.

Лагерь спал. Люди расположились на хвойной подстилке вокруг костра и
укрылись полушубками - этой незаменимой в походе одеждой, которая служит и
постелью и палаткой. Чуть похрапывал Лука Лукич. Борис что-то пробормотал во
сне, поднял голову, посмотрел, не видя, на Ускова и тут же снова заснул.
Орочко редко-редко постанывал - видно, бок все еще болел. Обе. собаки лежали
рядом, свернувшись в кольцо. Уши Туя стояли торчком. Он и во сне
прислушивался, не очень-то доверяя этому теплому лесному уголку.

Один Усков не мог заснуть. Он лежал на спине и смотрел на холодное
звездное небо. Где-то прошуршали падающие с кручи камни. Треснула ветка в
лесу - видно, ее придавил сорвавшийся сверху обломок. И опять тихо-тихо...
Великая северная тишина.

Геолог посмотрел на часы. Три. До утра еще далеко. Он поправил костер и
снова лег поближе к огню. Усков уже засыпал, когда в тихом воздухе возник
какой-то новый звук, будто где-то далеко-далеко протрубили в большой рог.
Звук был низкий, грубый и сильный. Но геолог уже не услышал его. Зато Туй
сразу проснулся, поднял голову и повел мокрым носом. Все было по-прежнему
тихо, ничего подозрительного. Туй поворочался немного и улегся. Неизъяснимая
тревога заставила его подвинуться ближе к людям.

Ранним утром Лука Лукич небрежно перекинул за плечо ружье, крутнул вверх
усы, свистнул Каву и ушел в лес, по направлению к озеру. Через час, когда
остальные разведчики только что проснулись, завхоз уже вернулся с уловом.

- Те же прыгунцы, - сказал он Пете, показывая ему брезентовое ведро, в
котором лениво шевелились десятка три хариусов. - Дюже их там богато! Хоть
руками бери, прямо так и лезут...

- Далеко это?

- Ни... километра не будет.

- Глубокое озеро, Лука Лукич? - поинтересовался Усков.

- Дна не бачил. Мабуть глубокое, потому как вода дюже черная... А теплая,
ну прямо молочко. Умел бы плавать, так искупался бы!

После завтрака Усков, Любимов и Борис с Петей на-легке, захватив только
ружья, тронулись в лес, решив за день тщательно исследовать стены кратера.
Весь путь, по расчетам Любимова, составлял километров девять - десять. На
прощание Усков сказал завхозу:

- Орочко на твоем попечении, смотри в оба! Сумеешь подстрелить что-нибудь
на обед - будет недурно.

Мы вернемся до заката. Двое остались у костра. Четверо скрылись в лесу.

Собаки ушли с разведчиками.

Глава четырнадцатая

Удивительные открытия. - Гостеприимный медведь. - Доисторический лес. -
Таинственный трубный глас

Вот что потом произошло в лагере.

Лука Лукич почистил свое ружье, опоясался патронташем и, наказав агроному
лежать спокойно и не подыматься, отправился на охоту.

Орочко остался один. Он лежал около костра, наслаждаясь покоем и теплом,
но вскоре ему сделалось не по себе. Что же это получается? Все заняты делом,
у каждого какие-то обязанности, а он лежит сущим бездельником и не приносит
никакой пользы, когда весь их маленький коллектив терпит бедствие?! Эта
мысль не давала ему покоя. Ну хорошо, он пока не может быть полезен -
разведка требует сил, выносливости. Не удастся ему и поохотиться - это тоже
очевидно. Но кто сказал, что партия прекратила свою научную работу? Разве он
не может заняться, например, своим гербарием и сделать рекогносцировку если
не в глубь кратера, то хотя бы по опушке леса? Ведь какая здесь своеобразная
природа!..

С этими думами, высказанными для убедительности вслух, агроном сперва сел
на своей постели, потом, передохнув, встал, но принужден был лечь снова.
Буркнув что-то насчет того, что привычка лежать пагубна, Орочко вытащил из
костра надежный сук и повторил попытку. Теперь она удалась. Он оправил
полушубок, прошелся, опираясь на палку, вокруг костра и, почувствовав себя
достаточно крепко, заковылял вдоль опушки, чтобы хоть "вприглядку"
ознакомиться с местной флорой. А если повезет - добыть несколько интересных
экземпляров для пустующей гербарной сетки, с которой он не расставался.
Ружье агроном с собой не взял - оно было еще тяжеловатым для него.

Пройдя две - три сотни метров, Орочко утомился и присел у подножия
высокого толстого дерева. При дру-гих обстоятельствах он пытливо обследовал
бы и дерево, и всю растительность вокруг него, но в теперешнем своем
состоянии даже не обратил на него внимания.

Хорошо отдыхать вот так, в лесу... Смолистый запах насыщает тихий
застойный воздух; земля покрыта толстым слоем старой хвои, сквозь которую
пробивается трава. Багряные широкие листья рябины скрывают тяжелые гроздья
крупной северной ягоды, румяной, полной, уже тронутой морозом и потому,
наверное, необыкновенно вкусной. А вот совсем рядом стоят широкие кусты
сизо-зеленого можжевельника. Его мелкие веточки усыпаны матово-черными