Чтение 21–й страницы книги ~Садовники Солнца~

разговора Соляж.

Илья, помнится, попробовал блеснуть эрудицией, начал говорить о
рассказе О'Генри, в котором художник нарисовал и прикрепил к ветке желтый
листок, потому что смертельно больная девочка загадала: сорвет ветер с
дерева последний листок, и я умру.

"Любопытно, - ответил Марек. - Но, во-первых, у нас не умирают, а
во-вторых, я, к сожалению, не читал О'Генри. У наших кукушек четкая
программа - ворожить больным много лет. Не меньше ста".

Илья отогнал воспоминания, прислушался к шуму деревьев, разыскивая в
нем голос лесной вещуньи.

- Кукушка, кукушка, - произнес он известные с детства слова. - Сколько
лет мне жить?

Она ответила.

Илья досчитал до двенадцати и смущенно улыбнулся - голос вещуньи вдруг
исчез. Затем кукушка отозвалась снова, только уже в другой стороне и
сердце - смешное сердце, не верящее ни в бога, ни в черта, - защемило от
этой паузы. Как ее понимать? Продолжили ему счет или нет?"

- Не верьте лукавой птице!

Он не заметил появления Ирины и в который раз подивился ее бесшумной,
по-звериному осторожной и одновременно стремительной походке. В одной руке
девушка держала упаковку натурального мяса, в другой, будто пучок стрел,
торчали деревянные шампуры.

- Сегодня фирменное блюдо Язычницы, - весело заявила Ирина. - Вы,
Садовник, поступаете в мое распоряжение. Я назначаю вас хранителем очага.
Короче, идите за хворостом.

- С радостью, - согласился Илья. - А где ребята?

- Давыдов повез сюжеты "Славян" на объемное моделирование. Семь
сюжетов. Эмма и Гай... собирают цветы. Анатоль что-то высекает. На скале,
возле Ворчуна.

- Что именно? - поинтересовался Илья.

Ирина беспечно махнула рукой. Шампуры полетели в разные стороны.

- Ну, вот.

Пока она собирала их, Илья отобрал, чтоб нести, упаковку с мясом.
Розовые прямоугольные кусочки ничем не отличались от синтетических.

- Давненько я не пробовал деликатесов древности, - Илья сделал хищное
лицо, наклонился над мясом, как бы охраняя свою добычу.

Ирина рассмеялась.

- Он не признается, - пояснила она, продолжая прерванный разговор. -
Рубит себе камень, а меня и близко не подпускает. Все руки пооббивал -
инструмент-то еще дедовский.

"Надо бы при случае посмотреть, - подумал Илья. - Одно понятно: кризис,
к счастью, миновал. Все еще может быть - и маета, и самобичевание, но
того, звериного, слепого, уже не будет. Никогда!"

Первые дни после их стычки у котлована Анатоль ходил сам не свой. Всех
избегал, подпускал к себе только Ирину. Илья тоже старался не попадаться
ему на глаза. Сам не надоедал да и ребятам намекнул: шефу, мол, нужна
передышка.

Илья знал, что любое очищение души, любое избавление - дело сложное, а
порой и мучительное. Тут тебе и боль, и облегчение - одновременно. Ведь
впервые неправота твоя высвечивается прожектором разума и ты впервые
видишь эту уродину: объемно, вещественно, до мельчайших подробностей. В
этот час раненая совесть отрекается от многих деяний и помыслов, а
отрекаться всегда больно и стыдно.

Перелом произошел на четвертый день.

Анатоль нашел его в мастерской, которую пригнали в Карпаты молодые
монументалисты и где они жили вместе с Ильей.

- Это правда? - спросил Анатоль с порога.

Его узкое лицо было бледным, глаза глядели испуганно.

- О чем вы, Толь? - удивилась Эмма. Эта худенькая голубоглазая девушка
целыми днями компоновала эскизы "Славян", отсеивала лишнее. Илья, глядя
поверх ее светлой головки, подумал: "Интересно, он сам додумался или Ирина
сказала? Впрочем, какое это имеет значение".

- Вы молчите, - прошептал Жданов. - Значит, правда... Даже подумать
страшно - ядерный взрыв! Да, да, теперь я припоминаю: "Защита от
дурака"... Да, я хотел покончить... Но только с собой, только себя, свою
боль. Я никому не хотел зла, поверьте, Садовник. Господи, как низко я пал!

Жданов повернулся и, слепо щуря глаза, вышел из мастерской.

Сквозь прозрачную стену было видно, как он идет, не идет, а спотыкается
- ноги плохо держали его на скользкой, разбухшей после дождя тропинке. Из
модуля навстречу Анатолю выбежала Ирина. Она схватила его за руки, о
чем-то заговорила - то ли убеждала, то ли сердилась. Жданов стоял
безучастный, сгорбленный. Потом кивнул головой. Раз, другой. Улыбнулся -
скудно, просяще, но улыбнулся!

Илья отступил от стены-окна и встретил по-прежнему недоуменный взгляд
Эммы.

- Это значит, - сказал он не очень вразумительно, - что циклон,
бушевавший над Европой, иссяк, рассосался. Все барометры вскоре покажут
"солнечно". А циклон, дорогая Эмма, один поэт, между прочим, называл
депрессией природы.

Он принес к самодельному очагу две охапки сушняка.

- Несите еще, - скомандовала Ирина. - Пусть прогорает. Шашлыки любят
жар.

Язычница у огня разрумянилась, оживилась. Она посыпала мясо какими-то
специями, пробовала его, нюхала, хмурила брови, отступала от очага и вновь
склонялась над углями. Затем как бы невзначай сказала:

- Вы молодец, что вырвали его из заповедника. Три километра разницы, а
мир совсем другой... Но я хочу просить вас еще об одной услуге. Это очень
важно, Илья. Понимаете, мы через два дня возвращаемся на мою стройку. Толя
решил, что "Славяне" могут подождать, а там у него... долг. Понимаете?
Надо многое восстанавливать, ремонтировать. Это тоже испытание. Поэтому не
оставляйте его пока, Садовник. Мне одной будет тяжело.

- А я и не собирался оставлять, - ответил Илья, пряча улыбку. - Долг
брата превыше... Вот только слетаю в Птичий Гам за своим модулем. Сегодня
же вечером и отправлюсь.

Это был второй разговор о судьбе Анатоля.

Утром Илье позвонил Антуан. Он битых полчаса расхваливал академика
Янина, с нескрываемым торжеством сообщил, что протест Парандовского совет
Мира отклонил, а затем сделал паузу и уже менее торжественно заявил:

"Я остаюсь у Янина".

"Насовсем? - удивился Илья. - Тебе что, Зевс, на Земле надоело?"

"Ничего ты не понимаешь, - Антуан упрямо сдвинул брови. - Обитаемые
миры - это будущее Службы Солнца. Там люди. Миллионы людей, которые живут
и работают зачастую в экстремальных условиях. Мы вскоре пойдем и туда.
Повсюду, где есть человек".

"Может, ты и прав. - Илья пожал плечами. - Все мы на уровне миров
работаем. Анатоль мой, например. Куда там всем юджинским "черным
ящикам"... Знаешь, я чуть лоб не расшиб..."

"Наслышан. За твоего подопечного вся Школа волнуется".

"Первый брат..." - начал Илья известную школьную шутку.

"...увы, не подарочек!" - со смехом закончил товарищ.

- Вы снова куда-то мысленно убежали, - упрекнула Ирина. - А кто будет
вращать шампуры?

От прогоревшего костра тянуло прозрачным дымом. Он смешивался с осенней
дымкой, уносил к далеким вершинам паутинки бабьего лета.

Как бы в дополнение к этой картине, возле коттеджа Анатоля вдруг возник
сгусток тумана и полетел к ним.

- Что это? - воскликнула Язычница.

Илья услышал легкое потрескивание, исходившее от странного образования,
и все понял.

- Наведенная голограмма, - сказал он, поднимаясь с земли. - Прерогатива
членов совета Мира.

Объем изображения очистился от дымки. В нем появился смуглый невысокий
человек с седыми висками. На вид ему можно было дать не больше ста лет.
Гость с любопытством огляделся, церемонно поклонился хозяевам очага:

- Кханна, философ.

- Суни-ил!

Анатоль бежал к ним по узкой тропинке, которая поднималась меж деревьев
к ручью. Руки его и лицо, рабочая куртка были обсыпаны мелкой каменной
крошкой.

Философ улыбнулся:

- Ты работаешь, сынок, значит, все не так уж плохо. Здравствуй. Рад,
что ты образумился.

- Я принес людям много беды, - сказал Анатоль. - Я сердился на себя, а
получилось - на весь мир. Искал успокоения в смерти и чуть было не погубил
тысячи людей. Я обидел любимую и ударил брата.

- Не горюй, сынок, - Кханна взглянул на Илью. - Ты принес людям
хлопоты, это правда. Пустые хлопоты. Но люди добры...

- Что же мне теперь делать? - Анатоль шагнул к философу.

Тот покачал головой:

- Это один из сложнейших вопросов бытия, сынок. И каждый сам должен
найти на него ответ. Ни философы, ни Садовники не дадут тебе
универсального совета. Что делать? Просто жить.

Илья вздрогнул.

"Такой разговор уже был, - подумал он. - В другой ситуации, в других
лицах, но был. И сводится он к одному - к невозможности вместить все, что
называется жизнью, в пределы умных правил, добрых советов и благих