из этого заблуждения.
отвечали: -- Небось и сам не глухой. Слышишь -- тревога. Пожар
тушить. -- А где горит? -- Стало быть горит, коли свищут.
называется зашабашили, понял? Вот хомут, вот дуга, я те больше
не слуга. По домам, ребята.
7
невыспавшийся и небритый. Накануне ночью грянул мороз,
небывалый для таких чисел, а Тиверзин был одет по-осеннему. У
ворот встретил его дворник Гимазетдин.
не давал, заставил век Бога молить.
ты это, пожалуйста. Говори скорее, видишь мороз какой.
твой мамаша Марфа Гавриловна Москва-Товарная полный сарай дров
возили, одна береза, хорошие дрова, сухие дрова.
скорее, пожалуйста, озяб я, понимаешь.
Постовой спрашивал, околодочный спрашивал, кто, говорит,
ходит. Я говорю, никто не ходит. Помощник, говорю, ходит,
паровозная бригада ходит, железная дорога ходит. А чтобы
кто-нибудь чужой, ни-ни!
женатым младшим братом, принадлежал соседней церкви святой
Троицы. Дом этот был заселен некоторою частью причта, двумя
артелями фруктовщиков и мясников, торговавших в городе с
лотков вразнос, а по преимуществу мелкими служащими
Московско-Брестской железной дороги.
сторон окружали грязный немощеный двор. Вверх по галереям шли
грязные и скользкие деревянные лестницы. На них пахло кошками
и квашеной капустой. По площадкам лепились отхожие будки и
кладовые под висячими замками.
Вафангоу. Он лежал на излечении в Красноярском госпитале, куда
для встречи с ним и принятия его на руки выехала его жена с
двумя дочерями. Потомственные железнодорожники Тиверзины были
легки на подъем и разъезжали по всей России по даровым
служебным удостоверениям. В настоящее время в квартире было
тихо и пусто. В ней жили только сын да мать.
на галерее стояла бочка, которую наполнял водой водовоз. Когда
Киприян Савельевич поднялся в свой ярус, он обнаружил, что
крышка с бочки сдвинута набок и на обломке льда, сковавшего
воду, стоит примерзшая к ледяной корочке железная кружка.
Пьет, не напьется, прорва, огненное нутро.
мужчина, был дальним родственником Марфы Гавриловны.
надвинул крышку на бочку и дернул ручку дверного колокольчика.
Облако жилого духа и вкусного пара двинулось ему навстречу.
погладил ее по голове, подождал и мягко отстранил.
стоит моя дорога от Москвы до самой Варшавы.
тебе, Купринька, куда-нибудь подальше.
любезный пастушок ваш, Петр Петров.
ответила:
Отпетый горемыка, погибшая душа.
ночью, обыск, все перебуторили. Утром увели. Тем более Дарья
его тиф это, в больнице. Павлушка малый, -- в реальном учится,
-- один в доме с теткой глухой. Притом гонят их с квартиры. Я
считаю, надо мальчика к нам. Зачем Пров заходил?
думаю, Пров бездонный воду хлобыстал.
Пров Афанасьевич. Забежал попросить дров взаймы -- я дала. Да
что я дура, -- дрова! Совсем из головы у меня вон, какую он
новость принес. Государь, понимаешь, манифест подписал, чтобы
все перевернуть по-новому, никого не обижать, мужикам землю и
всех сравнять с дворянами. Подписанный указ, ты что думаешь,
только обнародовать. Из синода новое прошение прислали,
вставить в ектинью, или там какое-то моление заздравное, не
хочу врать. Провушка сказывал, да я вот запамятовала.
8
помещенной в больницу Дарьи Филимоновны, поселился у
Тиверзиных. Это был чистоплотный мальчик с правильными чертами
лица и русыми волосами, расчесанными на прямой пробор. Он их
поминутно приглаживал щеткою и поминутно оправлял куртку и
кушак с форменной пряжкой реального училища. Патуля был
смешлив до слез и очень наблюдателен. Он с большим сходством и
комизмом передразнивал все, что видел и слышал.
большая демонстрация от Тверской заставы к Калужской. Это было
начинание в духе пословицы "у семи нянек дитя без глазу".
Несколько революционных организаций, причастных к затее,
перегрызлись между собой и одна за другой от нее отступились,
а когда узнали, что в назначенное утро люди все же вышли на
улицу, наскоро послали к манифестантам своих представителей.
Савельевича, Марфа Гавриловна пошла на демонстрацию с веселым
и общительным Патулей.
спокойным небом и реденькими, почти считанными снежинками,
которые долго и уклончиво вились, перед тем как упасть на
землю и потом серою пушистой пылью забиться в дорожные
колдобины.
и лица, зимние пальто на вате и барашковые шапки, старики,
курсистки и дети, путейцы в форме, рабочие трамвайного парка и
телефонной станции в сапогах выше колен и кожаных куртках,
гимназисты и студенты.
"Марсельезу", но вдруг человек, пятившийся задом перед
шествием и взмахами зажатой в руке кубанки дирижировавший
пением, надел шапку, перестал запевать и, повернувшись спиной
к процессии, пошел впереди и стал прислушиваться, о чем
говорят остальные распорядители, шедшие рядом. Пение
расстроилось и оборвалось. Стал слышен хрустящий шаг несметной
толпы по мерзлой мостовой.
демонстрантов впереди подстерегают казаки. О готовящейся
засаде телефонировали в близлежащую аптеку.
-- хладнокровие и не теряться. Надо немедленно занять первое
общественное здание, какое попадется по дороге, объявить людям
о грозящей опасности и расходиться поодиночке.
Общество купеческих приказчиков, другие в Высшее техническое,
третьи в Училище иностранных корреспондентов.
здания. В нем тоже помещалось учебное заведение, годившееся в
качестве прибежища ничуть не хуже перечисленных.
полукруглую площадку и знаками остановили голову процессии.
Многостворчатые двери входа открылись, и шествие в полном
составе, шуба за шубой и шапка за шапкой стало вливаться в
вестибюль школы и подниматься по ее парадной лестнице.
голоса, но толпа продолжала валить дальше, разбредаясь в
глубине по отдельным коридорам и классам.