Чтение 21–й страницы книги ~Секретный фарватер~

Фашистские артиллеристы стряхнули с себя наконец предутренний сладкий
сон. По всем постам трезвонили телефоны. Наблюдатели как бы передавали "из
рук в руки" этот сумасшедший, идущий на предельной скорости торпедный катер.

Гул моторов приближается. Внимание! Вот он - бурун! Залп! Залп!

Катер мчался, не убавляя хода, не отвечая на выстрелы.

Голова трещала, разламывалась на куски от лопающихся разрывов. Снаряд!
Лавина воды обрушилась на палубу. Всплеск опадает за кормой.

Внезапно катер сбавил ход,

Механик доложил Шубину, что осколок снаряда попал в моторный отсек. В
труднодоступном месте пробит Трубопровод. Обороты двигателя снижены.

Авария! И как раз тогда, когда фашистские артиллеристы начали
пристреливаться!

Но Шубин не успел приказать ничего. Все сделалось само собой, без
приказания. Мгновение - и катер опять набрал ход!

- Мотористы ликвидируют аварию своими средствами! - доложил механик.

Шубин кивнул, не спуская глаз с расширяющегося просвета впереди, между
лесистыми берегами.

"Своими средствами..." Вот как это выглядело.

Скрежеща зубами от боли, Степаков по-медвежьи, грудью, навалился на
отверстие, откуда только что хлестала горячая вода.

- Резину!

Юнга поспешно наложил на пробоину резиновый пласт, крепко прижал его. И
лишь тогда Степаков со стоном отвалился от трубопровода.

- Не бросай!

Но Шурка и сам понимал, что нельзя бросать. Скорость! Нельзя сбавлять
скорость!

Обеими руками он с силой прижимал резину к трубопроводу; фонтанчики,
шипя, выбивались между пальцами. Боль пронизывала тело до самого сердца. Это
была пытка, пытка! Но он терпел, не выпуская горячего резинового пласта,
пока Дронин торопливо закреплял его. Сначала надо было протянуть проволоку
вдоль трубопровода, потом старательно и аккуратно обмотать ее спиралью. На
это требовалось время, как ни торопился Дронин.

Но вот наконец трубопровод забинтован.

- Вс", Шурка, вс"!

Юнга выпустил резину из обожженных рук и упал ничком у мотора, потеряв
сознание от боли.

Зато шхеры были уже за кормой. Катер быстро бежал на юг по утренней глади
моря.

Юнга ничего не знал об этом. Он не очнулся, когда боцман смазывал и
бинтовал его ожоги. Продолжал оставаться в беспамятстве и в то время, когда
его вытаскивали из люка и осторожно укладывали на корму, в желоб для торпед.

- На сквознячке отойдет! - сказал Дронин. И в самом деле, обдаваемый
холодными брызгами, юнга пришел в себя. Рядом натужно стонал Степаков.

Шурка приподнялся на локте и с тревогой оглянулся.

- Не клюнул бы нас жареный петух в темечко, - слабым голосом сказал он.

Это было выражение гвардии старшего лейтенанта. Понимать его следовало
так: не бросили бы вдогонку авиацию!

Но уже приветливо распахивалась впереди бухта, где стояли наши катера...

Выслушав доклад Шубина, командир островной базы немедленно вызвал звено
бомбардировщиков и послал их добить подводную лодку, севшую на камни.

Однако летчиков встретил в шхерах заградительный огонь такой плотности,
что пришлось вернуться.

Через некоторое время попытку повторили. Одному из самолетов удалось
прорваться к протоке. Она была пуста. Подводную лодку успели стащить с
камней.

Команда шубинского катера очень горевала по этому поводу.

- Надо бы нам "зайчика" подальше отпихнуть! Хоть бы на полметра. Чтобы
лодка плотней на камни села.

- Недоглядели ночью-то!

- Да, маху дали. Жаль!

А к вечеру прилетел из Кронштадта Рышков, заместитель начальника
разведотдела флота. Он был порывистый, настырный и прямо-таки умаял Шубина
расспросами. Весь разговор на палубе подводной лодки разведчик заставил
восстановить по памяти - слово за словом. Шубин кряхтел, хмурился. Ведь
разговор был почти бессвязный, состоял из каких-то обрывков.

- Да ты хорошо ли знаешь немецкий? - усомнился Рышков.

- Помилуйте, товарищ капитан второго ранга! В училище на кафедре
иностранных языков дополнительно занимался.

- Ну, ну! Продолжай!

К удивлению Шубина, больше всего заинтересовало разведчика брошенное
вскользь слово "Вува".

- Вува! Неужели? - процедил Рышков сквозь зубы, и лицо его стало еще
более озабоченным.

- И я удивился, товарищ капитан второго ранга. Женское имя ни с того ни с
сего приплели!

- Женское? Это ты с какой-нибудь Вавой спутал. Вува - новое секретное
оружие, понял?

- Как?!

- Да, оружие. В геббельсовской печати его называют еще "клад Нибелунгов"
или "заколдованный меч Зигфрида". А в обиходе запросто: "Вува",
ласкательно-уменьшительное от "ди Вундерваффе".

- То есть чудесное, волшебное оружие?

- Вот именно. Сокращенно: Вува!

Что ж, вполне вероятно!

Фашисты могли снабдить подводную лодку доселе неизвестным секретным
оружием и направить под Ленинград. Недаром командир ее заявил, что там, где
появляется его "Летучий Голландец", война получает новый толчок.

Ленинград выстоял блокаду. Ни бомбы, ни снаряды, ни холод, ни голод не
взяли его. Теперь немецко-фашистское командование для поднятия своего
военного престижа готовилось к реваншу. Наносить удар удобнее всего было из
района выборгских шхер.

Впрочем, это было, конечно, предположением, и довольно шатким.

- "Летучий Голландец", "Летучий Голландец", - задумчиво бормотал Рышков,
постукивая себя карандашом по зубам. - Что это за "Летучий Голландец"?

Он задал Шубину еще множество вопросов, которые, по мнению моряка, никак
не шли к делу. Потом заставил написать подробный рапорт и улетел с ним. А
Шубин, проводив начальство, побрел домой.

По дороге он мысленно сочинял письмо Грибову в эвакуацию, хотя знал, что
никогда не напишет и не отправит этого письма. Время-то военное! Много про
"Вуву" не напишешь!

Конечно, про "Летучего Голландца" еще можно бы написать, но шутливо,
обиняками:

"Так, мол, и так, дорогой Николай Дмитриевич! Попал я недавно в легенду.
Но, кажется, не в очень хорошую. Навязался на мою голову какой-то, шут его
знает, "Летучий Голландец", и теперь хочешь не хочешь, а хлопот с ним не
оберешься!.."

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая. ПОБЫВКА В ЛЕНИНГРАДЕ.

о кто бы подумал, что и недели не пройдет после возвращения из шхер, как
Шубин проникнет внутрь загадочной подводной лодки! В одном белье, босого
проволокут его по узкой зыбкой палубе, потом бережно, на руках, спустят в
тот самый люк, откуда в шхерах "пахнуло, словно из погреба или раскрытой
могилы".

А снизу, запрокинув бескровные лица, будут смотреть на него мертвецы...

Ничего этого не ожидал и не мог ожидать Шубин, когда его вызвали к
командиру островной базы.

- Катер на ходу?

- В ремонте, товарищ адмирал.

- С оказией пойдешь. С посыльным судном.

- Куда?

- В Кронштадт.

- В разведотдел флота? - Голос Шубина стал жалобным.

- А что я могу? Вызывают! Расскажешь там, как и что.

- Ну что я расскажу? Докладывал уже заместителю начальника разведотдела,
когда он прилетал. И рапорт, как приказали, написал. Пять страниц, шутка ли!
Черновиков сколько перемарал! А теперь опять писать? Писатель я им, что ли?
Целую канцелярию вокруг этого "Голландца" развели! Да мне, товарищ адмирал,
лучше двадцать раз в шхеры сходить!..

- Зачем ты меня уговариваешь? Надо!.. Кстати, и моториста с юнгой
прихвати! Доктор напишет в госпиталь.

Очень недовольный, бурча себе под нос, Шубин пошел на пирс, а за юнгой
послал Чачко.

Шурка Ластиков не принимал участия в ремонте, только присутствовал при
нем - руки еще были забинтованы. Но язык его, ко всеобщему удовольствию, не
был забинтован.

Юнга был бодр и весел, как воробей. Усевшись верхом на торпеду, он - в
который уже раз - потешал друзей рассказом о том, как ловко прятался за
вешкой от прожектора.

Чачко остановился подле юнги и состроил печальное лицо.

Шурка удивленно замолчал.

- Укладывайся, брат! - Радист тяжело вздохнул. - С оказией в Кронштадт
идешь.

- В Кронштадт? Почему?

Чачко незаметно для Шурки подмигнул матросам.

- Списывают, - пояснил он и вздохнул еще раз. - Списывают тебя по
малолетству с катеров...

Шурка стоял перед Чачко, огорченно хлопая длинными ресницами. Списывают!
Так-таки и не дали довоевать. Сами-то небось довоюют, а он...