выяснили, что с нашей стороны поезд наблюдается двумя красногвардейцами,
встречающимися обычно у его середины долго разговаривающими между собой, а затем
расходящимися в противоположные концы.
75
Первым пробираться решил я, потом капитан, а последним Сережа. Обманув
бдительность часовых, я легко вскочил в вагон. Минут через 10 моему примеру
последовал капитан, но менее удачно, с громким стуком, чем чуть не привлек
внимание часового. Сидя в вагоне, с нетерпением ожидали Сережу. Последний с
независимым видом подошел к часовому и попросил закурить. Вскоре у них, видимо,
завязалась оживленная беседа. Затем, мы видим, Сережа прощается, делая вид, что
уходит, а сам поровнявшись с вагоном, незаметно присоединяется к нам. От
красноармейца он сумел выведать, что эшелон скоро пойдет, а также и то, что
казаков охраняют с целью не допустить к ним калединцев и контрреволюционеров.
Закрыв двери и, притаившись в углу, мы нетерпеливо считали минуты до отхода
поезда.
Часов около 11 утра поезд медленно тронулся, оставляя Царицын. Мы
перекрестились, на душе стало сразу легче.
Проехали две-три станции. На одной из остановок к нам зашел казак посмотреть,
как мы устроились. Мы уверили его, что нам очень хорошо, и если не хватает для
полного удобства, то только сена или соломы, чтобы подстелить на пол. В этом он
обещал нам помочь и действительно немного погодя принес целый тюк сена.
Усталые от бессонных ночей и волнений, мы зарылись в сено и так проспали до
позднего вечера. Проснулись бодрыми и веселыми и принялись за еду, решив по
случаю удачного минования Царицына, выпить по рюмке водки, да и к тому же было
холодно. Ночь прошла спокойно. После полудня 22-го января мы проезжали Сальский
округ с его обширной, не поддающейся охвату глазами дивной степью. Станции были
на большом расстоянии одна от другой и почти пусты. На остановках мы заводили
разговоры с казаками, успев с некоторыми из них подружиться. Начальства в поезде
не было. Эшелон состоял из разных сборных команд и казаков отставших от своих
частей главным образом 2-го Донского, Сальского и Черкасского округов. По мере
движения состав поезда уменьшался: отцеплялся то один, то другой вагон и казаки
по домам шли походным порядком. К нашему счастью наш знакомый казак был
Старочеркасской станицы и следовательно ехал дальше других.
Помню, как после станицы Великокняжеской к нам зашел казак-одностаничник
впустившего нас и разговаривая вдруг неожиданно выпалил, обращаясь к Сереже: "А
вас ваше благородие я знаю, вы -- поручик Щеглов".
Могу заверить, что разорвавшаяся бомба не вызвала бы того эффекта, какой
произвели на нас эти слова. Заметив наше смущение, казак продолжал: "Да вы не
бойтесь, ваше благородие, я никому не скажу, вы были для нас отец родной. Нас
тогда прикомандировали к штабу Н. дивизии, а вы были начальник пулеметной
команды. Здорово ей-Богу вы оделись, никто бы вас не узнал, да и я сам первый
раз думал, что ошибся, но другие ребята сказали мне, что это вы едете с нами".
Овладев с собою и сознавая, что отпираться будет бесполезно, Сережа ответил:
"Сейчас и я тебя узнаю ты -- приказный Чернобрюхов". "так точно" весело крикнул
казак.
76
"Так вот что Чернобрюхов, теперь ты знаешь кто я и, если хочешь, можешь пойти и
выдать меня большевикам, а они, конечно, меня выведут в расход".
"Да что вы ваше благородие разве я Бога не имею, мне то что, вы мне не мешаете,
едете, ну и езжайте", -- немного обидевшись проговорил казак.
"Ты пожалуйста не сердись, сказал Сережа -- я пошутил, я знаю, что ни ты ни твои
станичники болтать зря не будут, зла я им не сделал, расстались мы друзьями и
лучше возьми вот 10 рублей, купи водки и выпей с ними за мое здоровье".
Обрадовавшись и не ожидая вторичного приглашения Чернобрюхов взяв деньги
стремглав выскочил из вагона. Не прошло и минуты как он вновь появился еще с
двумя казаками, пришедшими благодарить "их благородие" за подарок.
Чтобы оправдать цель своей поездки и выпутаться из неприятного положения Сережа
рассказал будто бы у него в Новочеркасске находится больная мать и он едет ее
проведать. Но так, как большевики офицеров на юг не пропускают, то ему пришлось
переодеться в солдатскую форму.
"А вы, ваше благородие, хорошо нарядились, совсем нельзя вас узнать" -- говорил
еще один казак. "Мы долго сумлевались и так и этак глядели на вас, чи вы чи не
вы, да только когда вы заговорили, -- тут мы вас все признали". Не оставили они
в покое и нас. Улыбаясь и подмигивая лукаво Сереже один из них добродушно
промолвил: "Да и эти вот, какие же они солдаты. Еще тот, указал он на меня,
может быть и есть купец, а вот другой как пить дать офицер, только кожись на
фронте никогда их не видел".
Мы не протестовали и только старались перевести не особенно приятный разговор на
другую тему. Уходя от нас, казаки клятвенно обещали держать язык за зубами. Хотя
после разговора с ними мы чувствовали некоторую уверенность, что сознательно
казаки нас не выдадут, но, в то же время, нельзя было поручиться, что они не
проболтаются случайно. Последнее обстоятельство не на шутку нас тревожило.
Приходилось поэтому быть настороже. Наше беспокойство усилилось, когда в сумерки
достигли ст. Торговой, где кроме вооруженных солдат и красногвардейцев, никого
не было из частной публики. На путях стояло два эшелона красной гвардии, готовых
для отправки, вероятно на Батайск. На станции все нервно суетились,
чувствовалось приподнятость настроения, что обычно свойственно станциям,
особенно узловым, расположенным недалеко от фронта. Такому состоянию в
значительной степени способствовало прибытие на Торговую санитарного поезда с
ранеными красногвардейцами в районе Ростова. При громких криках сожаления и
клятвенных обещаниях беспощадной мести всем контрреволюционерам, раненых
торжественно перенесли в зал первого класса. Но в то же время, я заметил, что
вид раненых сильно охладил революционный пыл товарищей. Во всяком случае,
председатель военно-революционного комитета, человек с довольно интеллигентным
лицом, панически метался во все стороны, видимо, стараясь собрать солдат,
подлежащих к отправке на Батайск. Держась за голову и летая по вокзалу он
беспомощно взывал охрипшим голо-
77
сом: "Товарищи, авангард революции из эшелона No 7, пожалуйте в вагоны, поезд
сейчас отправляется, наши требуют срочной помощи". А на это ему пьяные голоса
отвечали: "Ничаво, без нас не уйдет, не горит, подождет маленько".
В царившей сутолоке на нас никто не обращал внимания и мы беспрепятственно
бродили всюду, наблюдая нравы и большевистские порядки Вместе с тем, мы не
забывали и следить за нашими казаками, дабы не попасться врасплох. Они вышли на
станцию, купили водки и закуски, а затем, забравшись в теплушку, поделили
оставшиеся деньги и увлеклись карточной игрой. Как и прежде, наш поезд был
оцеплен охраной, но этому мы не придавали значения, ибо нас принимали за
казаков. Поезд тронулся, а наши станичники продолжали игру и, видимо, сдержали
свое обещание и никому о нас не проболтались.
Вскоре отцепили вагон, вероятно с казаками Егорлыцкой станицы, затем --
Мечетинской и далее поезд следовал уже только в составе 4 вагонов. От казаков мы
узнали, что конечный пункт нашего эшелона -- полустанок Злодейский, дальше
которого поезд идти не может, ибо пути разобраны. Зайдя к станичникам, мы
искренне поблагодарили их за гостеприимство и доброе к нам отношение и стали
готовиться к последнему нашему этапу.
Поздно ночью прибыли на полустанок. Предварительно несколько раз обошли
полустанок и детально его осмотрели. В одной комнате здания работали военные
телеграфисты, принимавшие и передававшие какие-то телеграммы. Вероятно это был
передаточный большевистский пункт связи. В другом конце здания, мы с трудом
через замерзшие стекла рассмотрели несколько десятков сидевших и лежавших в
комнате вооруженных солдат. Казаки свободно входили и выходили из этого
помещения. То же решили проделать и мы, побуждаемые желанием послушать
разговоры, узнать новости и по ним сколько-нибудь представить себе обстановку.
Деланно-развязно вошли и молча разместились в разных углах. Маленькая лампочка
тускло освещала помещение. Из соседней комнаты через дверь чуть слышно
доносились голоса, иногда отрывки читаемых телеграмм. Напрягая внимание и слух,
я скоро убедился, что понять что-либо и хоть смутно представить себе положение
на фронте было совершенно невозможно. Большинство бывших здесь солдат уже спало,
бодрствующие или ругали буржуев и белогвардейцев или вели разговоры, не имеющие
для нас никакого интереса. Оставаться поэтому здесь дальше, подвергая себя все
же известному риску, мне казалось бессмысленным. Я вышел, за мной последовали и
мои друзья. Удалившись немного от полустанка, мы остановились, обсудили
положение и решили двинуться в общем направлении на северо-запад т. е. на
Новочеркасск.
Ночь стояла очень темная, в двух шагах ничего не было видно и мы двигались
больше наугад. Шли медленно, осторожно, часто останавливались и прислушивались,
опасаясь неожиданно натолкнуться на большевистский разъезд или дозор.
Инстинктивно, я чувствовал что мы сбились с пути и идем в противоположную
сторону. Темные облака, покрывая небо, скрывали звезды, компаса у нас не было и
мы не могли ориентироваться. Вдруг пред нами выросло что-то большое, темное,
78
принятое нами сначала за строение, но приблизившись, мы увидели что это стог
сена. Не желая бесплодно утомлять себя и надрывать последние силы, я предложил
переждать здесь и на рассвете, взяв правильное направление, двинуться дальше.
Мое предложение было охотно принято. С большим трудом мы забрались на верх
стога, разгребли яму в которой и разместились довольно удобно. Немного согрелись
и мои спутники стали дремать. Мне спать не хотелось и я сам вызвался
бодрствовать.
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Круз Андрей
Русанов Владислав
Посняков Андрей