разбивалась посуда, потом раздалась громкая пощечина, и все смолкло.
Короткая тишина - и Конча заплакала беспомощно, кротко, покорно, будто
только того и ждала, а Маноло проворковал так нежно, будто осыпал ее
любовными ласками:
Маноло. Голоса удалялись, свернули в главный коридор, и стало тихо.
по-английски. Глаза у нее стали совсем круглые, крупный детский рот
приоткрыт, ноздри раздулись. - Что же она за женщина? И как он с ней
разговаривает - по-моему, совсем не как муж.
поймешь?
ногти.
приветливо улыбнулась ей, по-прежнему занимаясь ногтями.
позволяет так с собой обращаться. Наверно, она уж совсем неотесанная. Ни
одна женщина не должна мириться с такой грубостью.
уже погасим свет?
неловко.
они муж и жена и просто ссорятся из-за денег. Это, знаете, часто бывает.
под иллюминатором, поведала о том, что лежало у нее на душе:
будешь счастлива, а мама говорит, это все выдумки. Хотела бы я знать... я
люблю маму, но, мне кажется, отец лучше знает.
он любит повеселиться. А мама совсем не умеет смеяться. Она говорит, смеются
только дураки, в этой жизни смеяться нечему... Помню, один раз, когда я была
маленькая... я вообще много всего помню, а в тот раз мы с папой и мамой были
в гостях... в Швейцарии, когда живут за городом, всегда детей берут в гости,
даже совсем маленьких... и мама не хотела танцевать первый танец с отцом,
ну, и конечно, он не мог танцевать с кем-нибудь еще. И тогда он ей сказал:
"Ладно, как хочешь, тогда я найду себе даму получше тебя", - и взял метлу и
с ней танцевал, и всем, кроме мамы, это показалось очень забавно. А она
потом весь вечер с ним не разговаривала. И папа выпил слишком много пива и
стал очень веселый, а по дороге домой вдруг говорит маме: "Ну, теперь ты
потанцуешь" - и взял ее за талию и закружил, закружил, под конец у нее даже
ноги оторвались от земли и она заплакала. И я никак не могла ее понять.
Ничего плохого в этом не было, было очень забавно. А мама плакала, и тогда я
тоже заплакала. И тогда папа, бедный, совсем притих, шел с нами и молчал, и
теперь я думаю - ему тоже хотелось плакать. Мама никогда не смеялась ни
одной папиной шутке, а он все время старается шутить. Иногда его шутки
просто ужасны, вы не думайте, я понимаю. Ох, - Эльза заговорила медленней, в
ее голосе звучало горестное недоумение, - боюсь, я пошла в маму, я не умею
быть веселой и забавлять людей, мне стыдно было бы привлекать к себе
внимание, но иногда так трудно сидеть и молчать. И я думаю - может быть, я
какая-то не такая, вот молодые люди меня и не приглашают танцевать.
заметила Дженни. - У себя дома вы бы на них и не поглядели.
была, а в Мехико... там были мальчики, с которыми мне позволяли водить
знакомство, но я не в их вкусе. Мама говорит совсем как вы: "Не огорчайся,
Эльза, в Швейцарии ты всем понравишься, ты настоящая швейцарка, там как раз
такие девушки и нравятся, приедем домой, и все будет хорошо". Она думает,
любовь - ерунда, но она хочет, чтобы я вышла замуж. Она говорит, все женщины
должны выходить замуж. Но я пока не в Швейцарии, и я почти не помню ее, хотя
один раз мама со мной туда ездила, мне тогда было девять лет. И мне там
показалось так странно! По-немецки я там буду говорить как иностранка, ведь
в Мексике я привыкла говорить по-французски, и по-английски, и по-испански.
В Мексике я никогда не чувствовала себя дома, а теперь и в Швейцарии,
наверно, не буду как дома. Ох, мне так не хочется в Швейцарию...
Дженни, тронутая, внимательно слушала. Она умела расслышать чужую боль.
родину, чтобы она могла выйти замуж за швейцарца, а здесь швейцарской
девушке не место. Хоть бы она была права, хоть бы мне в Швейцарии людям
понравиться.
такой далекой страны, - сказала Дженни.
она не в силах помочь. На что надеяться этой унылой девице? Двойной
подбородок, на шее жирная складка, точно зоб, лоснящаяся кожа, в блеклых
серых глазах - ни искорки живой, густые волосы тусклы, тяжеловесные бедра,
толстые щиколотки. Хорошо очерчены нос и рот, неплохой лоб - и только; ни
блеска, ни легкости в этой горе не слишком привлекательной плоти. А внутри
слепо копошатся девичья наивность и тоска, ограниченный, болезненно
смятенный ум, темная путаница инстинктов.
я вам скажу: если девушка хочет выйти замуж, так рано или поздно наверняка
выйдет, сколько живу на свете, не видала, чтоб было по-другому.
полуправду и жалость. - Я видала. Иногда я думаю, если бы мне по-другому
одеваться... или сделать перманент. Хоть что-нибудь. Но мама говорит,
девушка должна быть во всех отношениях совершенно чистой и естественной.
Даже завиваться нельзя. Душиться и то нельзя, пока ты не замужем... А вдруг
я никогда не выйду замуж?
Неужели вы никогда не были влюблены?
я должна подождать, чтобы кто-то первым мною заинтересовался.
Послушайте, - сказала она как могла твердо и рассудительно, чувствуя, что
больше не в силах бороться со сном, - я ужасно устала, и вы, наверно, тоже.
Совершенно неважно, кто в кого влюбится первым, но прежде всего надо
влюбиться, а уж тогда все само собой придет к свадьбе.
гнула свое Эльза.
- сказала Дженни, ей казалось, что ее кружит какая-то медлительная,
безостановочная карусель. - Неужели вы не понимаете, Эльза? Ведь это так
просто!
загнали в угол.
Часть II. В ОТКРЫТОМ МОРЕ
еще спали, и тихонько оделись. Пуговицы застегнуты вкривь и вкось, волосы
взлохмачены, черные глаза смотрят настороженно, и от этого в резких чертах
землисто-бледных лиц есть что-то жесткое, недетски искушенное; они вечно
проказничали наяву и затевали всякие проказы во сне.
наряженные тореадором и Кармен, а потом в уборной, взвинченные, издерганные,
ругались и дрались, поспорив, кому больше хлопали зрители. В остальном они
всегда были единодушны и дружно вели яростную, необъявленную войну с миром
взрослых - вернее, со всем миром, потому что они враждовали еще и с другими
детьми, и со зверями тоже.
Рик и Рэк в честь героев любимого комикса, который печатала одна
мексиканская газета, двух хулиганистых жесткошерстых терьеров, и жадно,
завистливо изо дня в день следили за похождениями своих любимцев. Эти
терьеры - в глазах своих поклонников, разумеется, не просто собаки, а сущие
дьяволы, какими они и сами мечтали заделаться, - неизменно оставляли в
дураках самых умных людей, отравляли существование всем вокруг, всегда и при
всех обстоятельствах с помощью какой-нибудь коварной уловки ухитрялись
добиться своего и выйти сухими из воды. Короче говоря, именно такими идолами
дети во все времена восхищались и мечтали стать такими. Близнецы так и
считали, что они сами - Рик и Рэк, и черпали в этом некую тайную силу.
по ним изредка неторопливо проходили матросы. Рик и Рэк заглянули в одну из
гостиных, и здесь молча, словно по заранее обдуманному плану, Рик вытащил