часы. Спорили двое, и хозяин часов говорил: "Да хошь, я их об землю сейчас?
Хошь? Ты вот скажи, что хошь, и я их об землю!" - Зачем их об землю? -
спросил покупатель.
что лучше этих часов сейчас на рынке нет и не было. Вот шмякну об землю, и
посмотрим.
какая-нибудь, сам у фрица с руки снял!
действительно возьмет да шмякнет. Но он продолжал хвалиться, и Васька
разочарованно отошел, размышляя над тем, что купля-продажа это не столько
сама вещь, сколько разговор вокруг нее, и красноречие здесь, а попросту
язык, и есть самая большая ценность. Уговоришь - значит, продашь. Голод
заставит быть разговорчивым.
"петельку", другой - в "три карты". Ну, "петельку" Васька знал. Там, куда ни
суй палец, пусто будет. И все это знали. Поэтому игра шла по дешевке, по
рублю. А вот карты... Тут, как говорят, ловкость рук и никакого мошенства...
на виду карты, приговаривая для любопытных, собравшихся вокруг: "Игра
простая, и карта такая, вот тебе туз, а вот король... Попадешь на туза, не
возьмешь ни фига, а попадешь на короля, сто рублей с меня!.. Кладу на
виду!"Васька точно угадал, где лег король, и все вокруг видели, как и
Васька, что король лег с левого края. Но стоило кому-нибудь показать на
карту, как дядька кричал: "Червонец сперва на стол!" Вот тут, как догадался
Васька, и есть самый главный фокус в игре. Червонец-то не близко, за ним
лезть надо. Кто теперь близко прячет? Только человек руку отпустил от карты
да двумя руками за бумажником полез, ан карта там уже другая. Отпусти руку -
и все тут, нет короля, как не было. Положил человек червонец,
переворачивает: не та! А все кругом хохочут! Не первый такой ты дурачок...
Не первый и не последний!
торчат... Эх, словно зачесалась у Васьки рука, пальцы зазудило. Но близко
локоток, да не укусишь. Знает Васька по опыту, что вокруг картежника вьются
свои, разжигают страсти, заинтересовывают толпу, сами для виду играют. Ловят
простачков в свои сети. Уж дядька недосмотрит, так эти углядят, прибьют.
Норовит не заплатя угадать.
волос?
искал... Мол, машинка ему нужна...
на лице. Не доверяет, а отпустить Ваську боится.
конопатый, глаза, как у лягушки, широко расставлены, а в них плохо скрытая
жадность. И губы толстые, шлеп-шлеп... В детдоме бы его сразу нарекли
"губатым".
солдата, ткнул Купца в его сторону:
как Васька его сзади обхватил и закричал солдату:
солдат взял его под руку, интересно так взял, что и не вырвешься и даже не
пошевелишься: больно будет.
противный.
негромко:
И вещмешок? И документы?
сообразить и только губами безмолвно шлепал. Васька стоял на выходе из
простенка и знал, что если Купец рванется и ему удастся освободиться, то
Васька ляжет ему под ноги. А солдат поднадавил на руку, так слегка надавил,
но Сенька застонал от боли.
внимание. Понял солдат, что ничего из Сеньки таким путем не вытянешь. Да и
времени нет с ним возиться. Не в лесу, на рынке. Тут у Купца знакомых блатяг
видимо-невидимо. Один углядит, и все пропало.
сторону. Сперва держал, как прежде, за руку, а потом и держать перестал.
Уговаривал, внушал, а Купец все мотал головой.
не напугаешь, он стоеросовый! Весь в свою маму Акулу. От коровы теленок, а
от свиньи поросенок! Васька увидел, что солдат снял часы, посмотрел время,
что-то прикидывая, и показывает Купцу. Тот зашлепал губами, впился в них,
глаз не сводит. А солдат ему прямо в руки. На, мол, смотри. Схватил тот, к
уху прижал, а лобик у него узкий, как у обезьяны...
что-то сообразить. А что соображать, видно и так, что Сенька Купец
продажный. Он за деньги мать родную продаст и себя в придачу.
извлек огрызок карандаша и тут же на пачке "Беломора" стал что-то писать,
карандаш он слюнявил во рту. А Васька с яростью, так что горло перехватило,
подумал: жаба! Сказать, крикнуть не мог: боялся испортить дело.
в толпу. Может, он испугался, что часы заберут обратно. - Что я, враг себе,
что ли. Договор дороже денег...
показывая, что разговор кончен и ему противно стоять рядом.
пропал. Ясное дело, дал ходу подальше. А солдат продолжал стоять как раньше,
словно забыв, где он находится.
рынок, Ваську. Медленно дошел до стены, сел на завалинку.
Посмотрел сбоку Васька, как жизнь измочалила человека. Его накормить надо,
вот что. Без жратвы и без сил он долго не протянет.
напрямки к картежному барыге. У того по-прежнему червонцы смятой горстью из
кармана торчат. А он, видать, поддал еще, шумит, карты местами
перекладывает.
внушал что-то. Притерся сбоку, вперился в карты, а руки сделали остальное.
За угол двумя пальцами, как ножницами, потянул бумажку на себя. Тише
дуновения ветра было это движение. В лице оживленное внимание к картам, в
теле немота и напряженность в каждой отдельной мышце, в ногах - пружинистый,
готовый к прыжку рывок. А руки сами по себе, работают, знают, как делать
дела. Тончайшая, ювелирная работа, если по достоинству оценить. Указательный
и средний по миллиметру тянут, а другие пальцы на подхвате, в малый комок
сворачивают, в рукав продвигают. Уж готово, да не совсем, паузу требуется
выдержать. Постоял Васька, на небо поглядел, все-то чувствуя вокруг, - и
крабом в щель, в толпу. Вот теперь - все.
вчетверо. Положил в левую ладонь и свободно, как гуляя, к барыге-картежнику
подошел. Стоял, сжав червонец в руке, караулил.
лег с правой стороны. Шмякнул на него рукой, к месту прижал: "Тут!"Барыга
захохотал, и все кругом оскалились.
желтые, прокуренные зубы.
держи.
Нагло прошипел:
доверчивые, как у дурачка. Барыга и тот усомнился: идиотик, что ли, он, влез
на мою голову. Если идиотик, недоношенный, отцеплю.
Ваську, мешает ему. Хотел оглянуться, а тут карта сама собой, как живая,
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Володихин Дмитрий
Елманов Валерий
Зыков Виталий
Курылев Олег